Этот последний аргумент я и выдал:
– У Милы есть муж!
Все повернулись к Никитосу, и теперь ему пришлось объясняться:
– Так ведь он ее избил. После такого, я думаю, Мила с ним разведётся.
Взгляды обратились к румяной девушке.
– Д-да, – еле выдавила из себя она.
– Вы такие милые, ребят, – хмыкнула стриптизерша.
– Насчёт милых ребят, – повернулся к ней командос и, прихватив за локоток, потащил ее в зал. – На два слова, м-и-л-а-я.
Он так выделил последнее слово, что стало ясно – разговор у них будет не самый приятный. Ещё бы, после всего! Угнать мою тачку, будучи беременной, и смыться от командоса – это было уж слишком авантюрным планом даже для стриптизерши.
– Омлет! – встревоженно бросил Никитос и умчался на кухню, откуда уже пахло горелым.
Я ухмыльнулся, зашёл в комнату и прикрыл за собой дверь.
– Нам бы тоже перекинуться парой слов, м-и-л-а-я.
Девушка в сером, а сейчас – слишком румяная девушка – испуганно натянула одеяло до самого носа.
– Ничего не хочешь мне сказать? – мягко спросил я, присаживаясь на корточки у постели девушки.
Она чуть шевельнула ногами, пытаясь видимо поправить съехавшее одеяло, и, судорожно выдохнув, прикрыла на секунду глаза. Когда она вновь распахнула их, то в ее взгляде я прочитал настолько неприкрытое удовольствие, что просто не мог удержаться и сказал:
– Да ладно, серьезно? Ты лежишь в моей постели и ласкаешь себя?
Девушка в сером покраснела так сильно, что невероятное стало очевидным, и я расхохотался:
– Черт возьми! Значит вот как обстоят дела? Ты встречаешься с Никитой, а удовольствие получаешь в моей постели?
– Егор, – просительно прошептала она, но я пропустил это мимо ушей.
– Застенчивая скромняшка оказалась не такой уж и скромняшкой, да? – продолжал ухмыляться я. – На что ещё ты готова, чтобы получить бесплатные фотографии? Может, примешь участие в следующей пятничной фотосессии? В прошлый раз, знаешь ли, многие птички выдохлись раньше времени…
Я нёс какую-то чушь, сам не понимая, почему скатывался в злость, в желание задеть ее по-сильнее. Возможно, во мне говорила обида – ведь я всё время заботился о ней, а она при первой же моей отлучке переметнулась в чужой лагерь. Но я видел, что мои слова не задевали ее, наоборот – ее зрачки расширялись и дыхание становилось всё глубже, словно она была не против моего предложения!
И мои тормоза совсем отказали:
– Так что ты могла бы поучаствовать, подставить свою попку для меня или ещё кого-то. Или ты бы предпочла получить сразу в два раза больше удовольствия, м? Ты не стесняйся, только скажи “да”, и я всё устрою. Поверь, тебе понравится, и ты будешь приходить ко мне на фотосессии ещё и ещё, как голодная кошка за добавкой…
Она вся как-то напряглась, а затем с ее губ сорвался полувздох-полустон, и я был готов поспорить на свою студию, что девушку в сером – такую стеснительную! – накрыл оргазм от одних моих слов.
Я мог бы продолжить, наговорить ей ещё много всего – а возможно и не только наговорить, потому что черт меня побери, если я не хотел нырнуть к ней под одеяло – но нас прервали. Дверь в комнату открылась, и вошёл Никитос:
– Вы почему закрылись?
Я взглянул на девушку в сером, но сейчас она явно была не в состоянии связывать слова в предложения, и ответил:
– Не хотелось подслушивать разборки командоса и стриптизерши.
– Разумно, – кивнул мелкий. – Но они уже закончили. Так что пойдёмте позавтракаем. Мы будем ждать тебя на кухне, милая, – сообщил он девушке в сером, та кивнула, а я скривился от его “милая”.
Никитос вышел и, обернувшись, многозначительно посмотрел на меня. Мол, дай даме одеться. Чертов джентельмен! Дама хотела как следует кончить, идиот! Дама нуждалась в рыцаре, умеющем трахать, а не готовящем омлет! Дама возможно была бы готова даже с нами двумя, если бы ты вёл себя, как мужик, умеющий брать!
От последней мысли меня передернуло – это было уже перебором. Делиться ею… нет, я был не готов. Тем более с мелким. Тем более девушкой в сером, которая была всё же моей находкой. Но какого черта она ничего не возразила и согласилась на статус его девушки?! Возбуждение весь мозг накрыло? Или она снова вела какую-то игру? С неё сталось бы. Что-нибудь в духе “окрутить трёх братьев и заставить их драться за неё”. Вот только братья попались неправильные – у командоса пассия уже была, да такая, что ему приходилось каждый день доказывать ей своё главенство, а мне… мне такие игры ни к чему! У меня вокруг полно других птичек – более честных и сговорчивых. Вот Лиля, например. При мыслях о ней я улыбнулся – вчерашнее обещание минета мне понравилось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Ну а Никитос – он да, был готов служить даме сердца и до конца своих дней быть ее верным рыцарем. Тьфу блин! Аж противно. И как он только смог таким вырасти – на наших-то с Костянычем тусовках? Где даже пальцем шевелить не нужно было, птички сами спускали трусики и запрыгивали сверху?
Я вздохнул.
– Как думаешь, она согласится пожить у меня? – прервал мои мысли мелкий, заставив меня вздрогнуть.
– Пожить у тебя? В смысле… зачем?
Это была какая-то отчаянно безумная идея! Натуральный бред! Надо было срочно звать Костяныча, чтобы промыть мозги мелкому.
– Так ведь ей сейчас негде, – пояснил Никитос, поднимая крышку сковородки. – Дома муж, а других квартир у неё нет. Не у тебя же ей оставаться в самом деле.
– В самом деле, – ошарашено пробормотал я.
То есть вот так действуют джентельмены? Сходу отрезают все пути к своей, то есть чужой, даме?!
– Вообще она может и здесь остаться. У меня и студия вполне себе жилая, я мог бы там пожить, – тут же добавил я.
Да, я не джентельмен. Я хотел иметь возможность заявиться однажды и взять то, что мне положено!
– Ну, это как-то неудобно, – пожал плечами Никитос. – Да и к чему нам с ней жить раздельно, если…
За моей спиной раздались шаги, и я обернулся. На пороге кухни застенчиво стояла девушка в сером – в своих, разумеется, серых узких штанах и, черт побери, в моей белой рубашке.
Мила
Егор и Никита стояли на кухне – слишком разные и непохожие, чтобы их можно было принять за братьев. И, конечно, если уж и выбирать кого-то из них, то следовало выбрать Никиту, но… но я стояла перед ними в рубашке Егора, и наслаждалась тем, как приятно она ощущалась.
Я никогда не носила мужские рубашки – не было необходимости. Но сегодняшний день – точнее, последние сутки – рушили все мои привычные понятия и поступки, поэтому, когда я обнаружила дыру на своей футболке, то залезла в шкаф Егора. В конце концов, я побывала уже в его постели! И была уличена в развратных действиях – после этого, позаимствованная рубашка, наверное, была ерундой?
– Ничего, что я в твоей рубашке? – неловко спросила всё же я. – Моя футболка порвалась после… после всех событий.
– После всех событий… – с ухмылкой повторил Егор, явно имея ввиду одно конкретное событие, отчего щеки мои вновь заалели. – Конечно, ты можешь всегда пользоваться моим гардеробом… после любых событий.
Он выделил слово “любых”, давая понять вполне определенно свою мысль… и этот разговор – понятный лишь нам двоим – заставлял меня испытывать и волнение, и возбуждение одновременно. Как ему это удавалось? Как Егор мог заводить меня одними лишь словами? Как я смогла… испытать удовольствие от одних его слов тогда, в постели?
Для меня это было загадкой.
– Садитесь, – произнёс Никита, раскладывая тарелки с омлетом на столе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Мы сели – каждый со своей стороны стола.
– Спасибо, – улыбнулась я Никите, который сидел напротив меня.
Он улыбнулся в ответ.
– И что, какие твои планы? – спросил Егор, когда тарелки наполовину опустели.
– Ну я… я не знаю, – стушевалась я. – Я просто… просто ещё не успела обдумать…
– Как же тут успеть, – хмыкнул Егор, заставляя меня смутиться ещё больше.
