Призрак выразительно хмыкнул:
— От его дурного глаза! Это он погубил твоего предка, чтобы раздобыть ключ и ограбить храм с сокровищами. Его люди вырезали остатки некогда могущественного племени. Веселенькая история и, кстати, произошла неподалеку отсюда, в долине Глазастого Камня. Идиотское название!
Контанель переспросил с некоторым интересом:
— Глазастого Камня? А что стало с сокровищами?
— Растянули, раздарили, растранжирили, пропили, примотали, спустили, закопали, употребили в дело, украли, уничтожили и так далее. Хватит болтать, пора ехать дальше! Уже потеряли уйму времени!
Собрались довольно быстро, если исключить эпизод с поиском Контиком шпаги, которая почему-то затесалась в кухонные вертела. Впрочем, это пустяки! Главное к обеду все-таки выбрались. Шарль де Минюи, опечаленный расставанием, даже вызвался проводить своих гостей, чего с ним не случалось уже давно. В его хозяйстве отыскался конь — древний соловый мерин — и граф проехал пару миль рядом с господином де Спеле и Матильдой, рассказал около сотни пикантных анекдотов и привел Контанеля в восторг, когда спел студенческую песенку, слышанную в былые времена от лихих приятелей. Расстались с сожалением.
Часов около четырех вечера Рене де Спеле стал проявлять признаки беспокойства: он привставал на стременах, долго всматривался вдаль, с шумом втягивал в себя воздух и все больше мрачнел. Через десять минут Рене совсем потерял голову, чем привел в уныние Матильду и заставил вздрогнуть Контанеля. Впрочем, господин де Спеле и без головы неплохо управлялся с лошадью.
Голова возникла через добрых две минуты с вымазанным сажей носом и растрепанными волосами. Рене молча вынул платок, вытер сажу, кое-как пригладил волосы и только после этого заговорил:
— Я должен ненадолго вас покинуть. Встретимся на постоялом дворе.
Матильда хотела что-то спросить, но Рене исчез раньше, чем она успела открыть рот.
— Он меня не любит! — горько заплакала Матильда. — Он меня бросил!
Контанель пожал плечами, но про себя подумал, что быть брошенным — это совсем не так плохо. Ему вовсе не хотелось мчаться на постоялый двор, чтобы стать там вновь разоблаченным (в смысле безденежья). Конечно, быть дворянином очень недурно, но к титулу хорошо бы добавить замок с землей да пару сундуков с сокровищами… Короче, Контанелю уже несколько наскучила возня с нечистой силой.
— Тильда, разбогатеть хочешь?
Матильда прервала рыдания, подумала и сказала совершенно спокойным голосом:
— Не задавай глупых вопросов. У тебя есть план?
— У меня есть сведения. Пока ты строила глазки господину де Спеле, я успел поговорить с вампиром. Долина Глазастого Камня совсем недалеко отсюда.
— Но Рене сказал, что сокровища там нет!
— Это он нарочно сказал, чтобы мы не отвлекались от дороги. Ты видела, сколько было добра? Не могли вытащить все!
— А мне хватит на бальный туалет? — живо поинтересовалась Матильда.
Контанель осадил коня и свернул на еле заметную тропу, ответвляющуюся от тракта и уходящую куда-то на север. Матильда заставила своего лошака проделать такой же трюк. Один Черт деловитой рысцой продолжал бежать в том направлении, куда вел его безошибочный собачий инстинкт.
Долина и в самом деле оказалась близко, когда-то она была руслом реки, впоследствии обмелевшей. Тропа оборвалась у крутого спуска, пришлось стреножить лошадей и пробираться дальше пешком.
Если Контик слегка побаивался вначале за свою спутницу, то по мере приближения к цели опасения исчезли: Матильда держалась на крутизне, как кошка на дереве.
Сверху открывался чудесный вид. Неширокий ручей — все, что осталось от великой когда-то реки, лениво струился меж обомшелых глыб. Старая ива свесила ветви чуть не до самой воды, слабый ветерок раскачивал их, тени метались, вспугивая мелкую рыбешку на радость затаившийся у берега голенастой птице.
Долина тонула в зелени. Группы деревьев перемежались лужайками, где в сочной траве пестрели пятна цветов. Цепкий кустарник карабкался по горным склонам, мох и лишайник пробивались в расщелинах скал, побеждая даже камень.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Время и силы природы изменили облик долины, но Контик вскрикнул от радости, указывая на каменную чашу с изъеденными ветровой эрозией краями:
— Примета! Храм где-то рядом!
Дождей (обильных) давно не было, и чаша пустовала. Матильда посмотрела на ее дно, потом перевела взгляд на скалу, козырьком нависающую над чашей, и зябко передернула плечами.
— Ты уверен, что там осталось сокровище?
— Во всяком случае, поискать можно, — ответил Контанель без большой уверенности в голосе. — Смотри внимательно: у входа в храм должна находиться статуя!
Дикий виноград заплел Каменного Бога так, что он почти не отличался от скалы, из которой был некогда вырублен, если бы не глаза. Какой-то шутник навел белой краской глаза Каменному Богу, нарисовал радужку на закрытых веках и оставил в центре темные круги нетронутого камня. Глаза выделялись даже сквозь заросли винограда. Бог смотрел и с закрытыми глазами.
Несколько минут Контанель придирчиво разглядывал результат чьих-то занятий живописью, потом тяжело вздохнул:
— Ох, чует мое сердце…
— А мое сердце чует, — перебила его Матильда, — что перебывавшие здесь толпы не оставили нам ни гроша. Давай вернемся на дорогу, пока окончательно не стемнело!
— До темноты еще далеко! — возразил Контик. — Должен я посмотреть, из-за чего предок…
— Тс-с! — Матильда прижала палец к губам. — Не поминай покойника к ночи!
Контанель презрительно фыркнул, снял с шеи ключ, повертел в руках:
— Не мешало бы найти скважину…
Тут Нель осекся и замолчал, потому что Матильда вдруг метнулась в сторону и с торжеством указала на зияющую под скалой дыру:
— Вот твоя скважина!
Груда камней по обе стороны дыры говорила о том, что вход некогда был завален. Контик с сомнением поглядел в черный провал:
— Для скважины несколько великовата…
Матильда подняла обломок темной от времени доски, показала Контику:
— Тут давно все разворотили! Пойдем отсюда!
Матильда уже жалела, что связалась с поиском сокровищ, но Контанель был непоколебим:
— Если там не смог побывать мой предок, побываю я! Этот ключ должен был достаться ему!
— Ни ему и никому больше, Вот кому должен был достаться ключ! — Матильда ткнула пальцем в погребенного под зеленью Бога.
— Идолу? — Контанель рассмеялся.
— Это его храм…
— Храм Глазастого Камня? Храм Бога… — Контик поднес к глазом ключ и скорее по памяти, чем читая, произнес: — Э-ге-ньо.
Матильда взвизгнула, Контанель оглянулся и увидел, как поднялись каменные веки, и открылся слегка затуманенный временем взгляд Каменного Бога. Эгеньо смотрел прямо на людей, и заросли дикого винограда затрепетали на его лбу — Бог нахмурил брови. Матильда еще раз взвизгнула, когда раздался грохот, и со всех ног бросилась бежать.
Контик последовал за ней. На бегу он несколько раз успел оглянуться и видел, как вставало безобразное чудовище и стряхивало с себя виноградные лозы, словно паутину.
По откосу карабкались так отчаянно, что Контанель потерял и ключ, и шпагу, а Матильда разорвала подол верхний юбки почти до пояса. Позади гремело, и падали камни: Эгеньо крушил свой разоренный храм.
Лошади всхрапывали и тревожно прядали ушами, их желание бежать совпадало с желаниями хозяев. Контанель быстро распутать узлы и помог Матильде забраться в седло. Лошак помчался так, что на два корпуса обогнал буланого, хотя и тот не стоял на месте.
Придержали лошадей только у самого постоялого двора, где дорогу запрудили подводы разъезжавшихся с ярмарки крестьян. Слуга увез взмыленных животных, а Контанель вместе с Матильдой направились в большой каменный дом, стоявший в этом месте уже не менее двух веков. Растянувшийся у порога Черт добродушно вильнул хвостом при виде встревоженной парочки и продолжал принюхиваться к аппетитным запахам, струящимся из двери.
