И тут она вспомнила про женский крик, который был или почудился ей там, еще в поезде. А потом словно услышала разбавленный страхом и ужасом голос: «…как только я открою дверь, ты подойдешь и с матрацем спрыгнешь, чтобы не так больно было, поняла? У тебя все равно нет другого выхода. Иначе тебя привлекут за двойное убийство, усекла?..» Стоп: «…тебя привлекут за двойное убийство…» Какое еще убийство? Вернее, два убийства?!
…Голос становился все громче и громче. Мужчина приближался к ней.
– Вот вы где… Целы? Ничего не болит? – спросил он, забираясь в кусты и пытаясь увидеть ее. Застывшая желтоватая луна нависла над лесом и насыпью. Но ее бледные лучи не в силах были осветить лицо мужчины. – Пошевелите ногами…
Она пошевелила. Болело все. И тело казалось невероятно тяжелым. И еще это головокружение…
– Думаю, что ничего не сломано, но я вся в ушибах, – призналась она.
– Вы можете выбраться из этих ужасных кустов? Давайте руку! И отцепитесь, наконец, от матраца…
Он помог ей выползти и даже подняться.
Теперь они стояли друг напротив друга и разглядывали один другого, насколько это было возможно.
– Вы кто? – спросила она, чувствуя, как от холода скулы ее сводит судорогой.
Высокий, худой, заросший, он показался ей страшным. Если бы не его голос… Красивый, чистый, завораживающий.
– Моя фамилия вам все равно ни о чем не скажет. Зовут же меня Григорий Ильич, можно просто Григорий. По профессии я доктор, хирург-онколог. Два дня тому назад бежал из тюрьмы, куда был посажен за убийство. Быть может, я бы так и продолжал там находиться до сих пор и еще много лет, если бы не мой друг, организовавший побег…
– Значит, вы – беглый каторжник? – усмехнулась она, чувствуя, что ноги уже не держат ее.
– Да, я – зэк. Так получилось, что мне потребовалась помощь в организации побега, и поэтому нас бежало трое. Одного подстрелили в самом начале, нам же с Опариным удалось забраться на этот поезд… Мне стыдно, что я оказался в его компании, если можно так выразиться.
– Это Опарин изнасиловал меня, ваш дружок?
– Он мне не друг. Кроме того, его больше нет в живых.
– Как это?
– После того что он сделал с вами…
– Вы видели его в тот момент, когда он… делал это со мной?..
– Видел. Я как раз переходил из вагона в вагон, искал укромное место. Увидел вас, ударил его, стащил с вас, вытолкал взашей из тамбура, а сам после этого хотел поскорее избавиться от него и перебежать в другой вагон. Скрыться, понимаете? Но услышал крик проводницы и вернулся. Оказывается, эта скотина, этот урод сразу после того, как покинул тамбур, убил проводницу, и мне пришлось подрезать его.
Так вот оно – двойное убийство!
– И где же он теперь… я имею в виду его труп?
– Мне пришлось открыть окно в купе проводницы и сбросить его.
– Вы всегда так легко убиваете людей?
– А разве его можно назвать человеком? Да его даже животным назвать нельзя…
Надя почувствовала, как запылали ее щеки. Как странно получилось – она только что упрекнула Григория в том, что он убил того, кто изнасиловал ее. А разве она сама не хотела его смерти?
– Да, вы правы. И, если бы у меня была такая возможность, скажем, в руке моей оказался бы нож, думаю, я сама бы убила его! Знаете, я бы могла попросить вас ущипнуть меня, но все тело мое в ссадинах, ушибах, все ломит… Но все равно – до сих пор не могу поверить, что это не сон! Или я уже умерла, давно, и теперь за мной по пятам следуют какие-то кошмары, страхи…
– Вам надо успокоиться, и мы двинемся на станцию. Войновка – это то, что нам нужно. У меня есть адрес, где мы можем остановиться и прийти в себя.
– Адрес?
– Да. Говорю же, мой друг обо всем позаботился. Нас там накормят и дадут возможность выспаться и набраться сил.
– А потом?
– А потом – в Москву!
– Я тоже ехала в Москву… У меня в поезде остались документы, вещи…
– Не знаю, как все сложится дальше, но я не могу вас сейчас отпустить. Вы просто погибнете. К тому же вас непременно привлекут за эти убийства, даже если вы их и не совершали. Вы – молодая, неопытная девушка, вы будете крайней, это я вам гарантирую. Я сам через это прошел, а уж каких историй наслушался на зоне…
– Вы хотите сказать, что будете постоянно держать меня при себе как свидетеля? А потом убьете?
– Давайте все эти разговоры оставим на потом. Главное для нас сейчас – добраться до Войновки и разыскать нужный дом. Пойдемте, обопритесь на меня… Документы… В сущности, вы могли их потерять. Как легенда, – размышлял он. – А деньги? Думаю, что я смогу помочь вам с деньгами. Но об этом тоже потом.
Ветер дул им в спины, словно толкал вперед, в темноту, пронизывая насквозь, выстужая последнее тепло и мысли… Надя решила про себя, что ей лучше вообще ни о чем не думать, а лишь положиться на этого Григория, тем более что она находится теперь от него в полной зависимости. И может, это даже хорошо, что им в Войновке будет где остановиться и перевести дух – не возвращаться же ей в Уренгой! Другое дело – деньги, ее деньги, которые она украла с холодным сердцем, думая лишь о том, как бы ей самой выжить и начать новую жизнь. Где-то они теперь? Скорее всего, их нашли работники милиции, которые сейчас наверняка работают в их вагоне, на месте преступления – ведь убита проводница. И соседка Нади по купе – старушка божий одуванчик – взахлеб рассказывает им о том, как выглядела ее пропавшая попутчица и что эти вещи – ее, этой девушки. Понятное дело, что по документам, которые находятся в ее сумочке, нетрудно будет выяснить фамилию пропавшей. А позже, когда по милицейским сводкам пройдет информация, что Надежда Агренич – воровка и находится в розыске, то и искать ее будут уже не просто как пропавшую пассажирку (которая, кстати, и не была зарегистрирована в этом поезде и о которой им станет известно лишь от соседки по купе), а как преступницу.
Вот и получалось, что этого сбежавшего «каторжника», как она его сама про себя называла, ей словно бог послал. И хотя он на самом деле преступник, она не чувствовала себя с ним в опасности. Что-то такое было в нем, возможно, мужская сила, которую она так искала в Егоре. И даже теперь, когда они шли, взявшись за руки, куда-то в ледяную темноту и неизвестность, Наде было легче от сознания, что она не одна и что в самом скором времени она, помеченная, как и он, преступной меткой, облегчит свою душу – расскажет ему о том, что привело ее, добропорядочную с виду девушку, в этот мчащийся в далекую Москву поезд… И про подушку с долларами тоже расскажет.
– Вот, смотри, огни… Это – Войновка. Дай бог, чтобы все у нас получилось! Да, и еще… Если тебя о чем-то спросят, скажешь, что на тебя напал в тамбуре неизвестный тебе мужчина и что это он выбросил тебя с поезда, хорошо? Это я тебе так, на всякий случай говорю. А вообще-то, извини, что так все вышло. Я не мог оставить тебя в поезде, просто не мог.
– Но почему? – вдруг возмутилась она и даже остановилась, чтобы перевести дух. – Что такого случилось бы, если бы вы меня оставили там? Выпрыгнули сами с поезда и решили бы самостоятельно свои проблемы. А я-то тут при чем?
– Ты – свидетельница, понимаешь? Я же убил Опарина! Почти на твоих глазах!
– Неправда! Я ничего не видела и ничего не знаю… И мне вовсе не обязательно было прыгать с поезда… – До нее вдруг только сейчас начал доходить весь ужас того, что с ней могло произойти во время прыжка. Она могла вся переломаться и стать инвалидом, а то и просто удариться головой о твердый кусок льда или камня и погибнуть. – Я же могла умереть!!!
– Я думал, ты не в себе после того, что с тобой произошло… И, помимо того, что я хотел, чтобы свидетель был рядом со мной, хотя бы до поры до времени, я собирался как-то позаботиться о тебе…
– Вроде на идиота вы не похожи. Но, вероятно, это не я, а вы были не в себе после всего, что произошло!
Она вдруг осеклась. Стоп! Надо остановиться. В поезде произошло убийство. Убили проводницу и сбежавшего заключенного. Труп проводницы обнаружили в ее служебном купе, тело же Опарина – где-нибудь на насыпи (нет, еще только обнаружат). Трупа воровки Надежды Агренич не найдут. Следовательно, подумают, что проводницу могла убить и она! Раз сумела перешагнуть одну нравственную грань и украсть, то следующей гранью может быть и убийство. Рассуждать на эту опасную тему можно бесконечно.
– Ладно… Не хочу больше ничего обсуждать. Давайте уже добираться до вашей Войновки! Там на месте все и обсудим.
– В любом случае я не буду вам мешать… просто нам надо договориться, что сказать, в случае если нас поймают…
– Говорю же – давайте помолчим, а то я за себя не отвечаю!
Она почувствовала себя нехорошо, ее затошнило, словно реакция на последние события началась только что. И нервы… Даже плечи словно окаменели, напряглись. Ее охватила страшная, темная тоска…
9
Есть такие женщины, которым идут даже домашние платья. Вот и Стелла, открывшая мне дверь, в любой одежде выглядела бы самым соблазнительным образом. И дело не в фигуре, а в лице, в тех незаметных и гениальных его пропорциях, делающих его привлекательным, запоминающимся. Породистая натуральная блондинка с нежной кожей, носиком уточкой, раскосыми глазами и полными губками.
