Группа прочесывала звездолет, пробираясь по узким коридорам, дополняя данные наблюдений, которые пришли от «скарабеев»: никакие технические ухищрения не заменят человеческой наблюдательности. Они обследовали оружие в тайниках, затем вскрыли люки заслонки, надеясь обнаружить выживших. Но никого не удалось найти. Мертвых осторожно обследовали, но ни один из них не подавал признаков жизни. Тела начали остывать, и тепловая картина их лиц указывала на то, что смерть уже наступила, хотя и недавно. И никаких признаков насилия или ранений.
Клавейн сформулировал послание и направил его Скейд и Ремонтуа, которые все еще находились на мостике «Ночной Тени».
«Я собираюсь внутрь. Никаких „если“, никаких „но“. Я там не задержусь и постараюсь не рисковать без особой надобности».
(Нет, Клавейн).
«Извини, Скейд, но ты не можешь мне запретить. Я не вхожу в твою маленькую теплую компанию. И это значит, черт подери, что я буду делать то, что считаю нужным. И тебе придется с этим смириться, нравится это или нет… считай это частью сделки».
(Ты для нас очень важен, Клавейн.)
«Я буду осторожен. Обещаю».
Он почувствовал, что его твердость заставляет Скейд буквально истекать желчью. Что касается Ремонтуа, то он не слишком волновался.
Это было немыслимо — чтобы кто-то из Закрытого Совета рисковал собой, поднимаясь на борт захваченного вражеского корабля. Достаточно того, что они вообще покинули Материнское Гнездо. Многие из Конджойнеров, включая Скейд, хотели, чтобы Клавейн стал членом Закрытого Совета: так его мудрость приносила бы больше пользы, и в то же время он оставался бы в безопасности. Пользуясь своим влиянием, Скейд могла сделать жизнь Невила невыносимой, если он будет продолжать оставаться в стороне, направляя его на малозначительные задания или в какие-нибудь бездействующие резервные формирования. Нашлись бы и другие виды «наказаний», и ни одно из них ему бы не понравилось. Время от времени он даже подумывал, не вступить ли ему, в конце концов, в Закрытый Совет. По крайней мере, у него появится возможность найти ответы на некоторые вопросы и, скорее всего, оказывать влияние на врагов.
Но пока Клавейн не поддался соблазну и оставался всего лишь солдатом. Никаких ограничений к нему не применялось, и, черт возьми, он не собирался поступать вопреки своим желаниям.
Клавейн готовился надеть скафандр. В свое время, двести-триста лет назад, этот процесс требовал гораздо меньше сил и времени. Просто надеваешь маску и кое-какие устройства связи, потом шагаешь в нечто вроде дверного проема, затянутого тонкой мембраной. За «дверью» вакуумная камера, поэтому мембрана облепляет тебя, как вторая кожа — и вот ты уже в скафандре. По возвращении ты проходишь через ту же дверь, и скафандр просто стечет с тебя, как слой слизи. В общем, выйти в космос — все равно что на пляж — достаточно надеть солнечные очки. Понятно, что в условиях боевых действий это не имело смысла: тонкие скафандры не защищали во время атаки. После эпидемии они вообще вышли из употребления — тогда могли применяться только самые примитивные формы нанотехнологии.
Клавейн подозревал, что подобные сверхусилия вызовут у него сильнейшее раздражение. Но по каким-то причинам он обнаружил, что этот процесс — неторопливое пристегивание защитных армированных щитков, тщательная проверка субсистем, закрепление оружия и сенсоров — странным образом успокаивает его. Может быть, он напоминал долгий и продуманный ритуал, призванный защитить от злого рока. Или он вызывал в памяти какие-то вещи, которые он делал в детстве.
Клавейн прошел через воздушный шлюз и поплыл в сторону вражеского корабля. Его корпус на фоне темной стороны газового гиганта, точно сияющая клешня. Звездолет определенно получил повреждения. Но обезгаживания оболочки, которая указывает на нарушение целостности корпуса и потерю герметичности, не было. Значит, у выживших оставался шанс. Инфракрасные сканеры по-прежнему ничего не обнаруживали, но лазерные детекторы зарегистрировали какое-то движение внутри, взад и вперед. Этому можно было найти множество объяснений, но самым очевидным казалось одно: на корабле кто-то уцелел и теперь перемещается по внутренним помещениям, стуча по переборкам. Но «скарабеям» не удалось никого найти, как и поисковой группе.
Неожиданно внимание Клавейна привлекла изломанная бледно-зеленая молния над темным лимбом газового гиганта. С тех пор как корабль Демархистов снова вышел из атмосферы, он почти не думал о грузовом звездолете. Антуанетте Бакс не выбраться. По всей вероятности, она уже мертва — можно назвать тысячу вариантов того, как можно погибнуть в атмосфере газового гиганта. Трудно себе представить, что там понадобилось этой девице. Клавейн подозревал, что ее цели и действия не заслуживали одобрения. Но она была совершенно одна на своем корабле — или он что-то путает? И на тех, кто хочет умереть в космосе, она мало похожа. Он вспомнил, как девчонка отреагировала на предупреждение Демархистов. Черт возьми, он почти восхищается ее поступком! Кем бы ни была эта Антуанетта Бакс, в храбрости ей не откажешь.
В этот момент Клавейн врезался в корпус вражеского корабля, спружинил, слегка согнув колени, и выпрямился. Подошвы тут же прилипли к обшивке. Подняв ладонь козырьком — щиток гермошлема не защищал от ярких солнечных лучей — Клавейн повернулся к «Ночной Тени», пользуясь редкой возможностью полюбоваться своим кораблем со стороны. Корпус звездолета был настолько темным, что в первый момент Клавейн потерял его из виду. Затем его имплантаты окружили корабль пульсирующим зеленым сиянием, сверху поползли алые столбики справочной информации — цифры и символы. Субсветовик, пригодный к межзвездным перелетам. Плавные обводы корпуса сходились к игловидному носу — корабль был рассчитан на скорость, максимально приближенную к световой. Изящные очертания корабля были данью законам газодинамики, а не эстетики. В самой широкой точке, где корпус скруглялся к тупой плоской корме, можно было разглядеть нечто вроде пояса — к нему крепились два двигателя. Изящные стойки не давали им соприкасаться с корпусом. Знаменитые двигатели Конджойнеров. Объединившиеся веками держали монополию на выпуск и продажу силовых установок подобного типа, позволяя Демархистам, Ультра и другим фракциям лишь использовать свои технологии. Однако физические процессы, которые лежали в основе работы двигателя, так и оставались тайной. Покупатели получали двигатели в полностью собранном виде и с защитой от вскрытия.
Сто лет назад ситуация изменилась. Ни с того ни с сего Объединившиеся полностью свернули производство двигателей. Ни объяснений, ни обещаний когда-либо возобновить выпуск не последовало.
С этого момента двигатели Конджойнеров резко повысились в цене. Время от времени кто-нибудь организовывал отчаянные налеты в попытке заполучить хоть один экземпляр. Одна из таких попыток и послужила поводом к началу войны.
До Клавейна доходили слухи, что Объединившиеся продолжают выпуск двигателей для собственных нужд. Но он совершенно точно знал, что это просто выдумки. Указ о немедленном свертывании производства распространялся на всех без исключения. Более того, было введено жесткое ограничение на использование уже существующих экземпляров, причем даже внутри фракции. Но зачем? Клавейн терялся в догадках. Он предполагал, что инициатива исходила от Закрытого Совета, но не понимал, почему эти меры сочли необходимыми.
При этом «Ночную Тень» построили именно по распоряжению Закрытого Совета. Клавейну поручили провести испытания прототипа, но открыли ему только несколько секретов корабля. Ремонтуа и Скейд явно знали больше, и он готов был поспорить, что Скейд обладает еще более полной информацией, чем Ремонтуа. Чуть ли не весь рейс она находилась непонятно где — возможно, занималась каким-то сверхсекретным военным оборудованием. Все попытки выяснить, что она там делала, провалились.
А зачем Закрытый Совет санкционировал постройку нового корабля? Война близится к концу, враг почти разбит — какой был смысл это затевать? Клавейн снова подумал о том, чтобы войти в Совет. Возможно, это не обеспечит ему ответов на все вопросы — для этого ему, пожалуй, придется стать членом Внутреннего Кабинета. Но он сможет узнать намного больше, чем сейчас.
Соблазнительная перспектива.
С какой легкостью Скейд и остальные Объединившиеся крутят им! Клавейн с отвращением отвернулся от «Ночной Тени». Зеленое сияние угасало — по мере того, как он осторожно приближался к ближайшему входу.
Вскоре Клавейн уже находился внутри и пробирался вдоль трубопроводов разной толщины, которые уже не могли нормально держать воздух. Он запросил данные по схеме корабля и ощутил что-то вроде легкой щекотки, когда информацию подгрузили ему в сознание. Это был миг необъяснимого узнавания, похожего на приступ дежа вю. Впереди был очередной воздушный шлюз. Протиснуться в тамбур в этом неуклюжем бронированном скафандре оказалось непросто. Клавейн захлопнул за собой люк, и воздух с ревом ворвался в тамбур. Затем на противоположной стене распахнулся люк, пропуская его в помещение, где еще сохранились остатки атмосферы. Тьма буквально обрушилась на Клавейна — ошеломляющее чувство, которое длилось несколько секунд. Сенсоры шлема заработали в режиме повышенной чувствительности, заменив обычное визуальное восприятие инфракрасным излучением и сонарные лучи поверх нормального визуального поля.
