Во-вторых, папа отпорол от брезента одно полотнище и завесил им дверь. От этого и от раскаленной печки в хижине было очень тепло. Постель была аккуратно застелена, а около изголовья тоже лежал плоский камень, а на нем – огарок свечи и коробка спичек. Около печки торчали колышки для просушки одежды. Мы повесили на них свои куртки и с удовольствием сели поближе к огню и к утке. Тем более, что тоже пришли не с пустыми руками. Папа даже похвалил нас за улов с ноткой удивления в голосе. А мама сказала гордо: «Я и не сомневалась».
В общем и целом жизнь на необитаемом острове налаживалась. Питались мы нормально – регулярно и калорийно. В нашем рационе были белки, жиры и углеводы. И витамины. Не хватало хлебобулочных, макаронных, а также различных крупяных изделий. Но папа заставлял нас вместо гарнира есть мелко нарезанную морскую капусту, уверяя, что она очень полезна, особенно для наших растущих организмов. Не знаю. Может быть. Но я бы с удовольствием обменял бочку такой капусты на ложку манной каши, которую ненавижу с самого раннего детства.
Мне больше нравились мидии. Мы с Алешкой набирали их в кастрюлю и варили в морской воде. И папа при этом говорил маме: «Это ведь те же устрицы, деликатес даже для миллионеров». Мама вздыхала и отворачивалась. Но ела.
В один день мимо нашего острова прошел какой-то катер. Мы поздно его заметили и сколько ни прыгали на крутой скале и ни махали руками и шапками, он равнодушно прошел мимо.
Тогда папа велел сложить на этой скале кучу дров и кучу сырого мха. Чтобы в нужный момент подать сигнал бедствия дымом костра. Рядом он положил под камень гильзу с несколькими спичками и отломанной от коробки «чиркалкой».
Помощь все не шла, и у нас кончалась соль, совсем не осталось сахара. И было всего несколько патронов.
И папа решил обратиться ко мне за помощью. Оказывается, только я мог спасти нашу семью. Своих родных и близких.
– Дима, – грустно сказал он, – придется тебе отправиться за подмогой. Не боишься?
– Боюсь, – честно сказал я. – Но отправлюсь.
– Молодец.
И он подробно рассказал, как мне разыскать Биостанцию – это ближайшая населенная точка.
– Высадишься на нашем берегу. Пойдешь по компасу до болота. Там мы свернули направо, к заброшенному руднику, а ты пойдешь налево – все время длинной впадиной вроде оврага. А потом наоборот – по скалистому гребню, и выйдешь к высокой скале, похожей на башню. От нее – опять по компасу, строго на юг до самого озера. Обойдешь его левым берегом и найдешь тропу, она начинается между двух круглых валунов, не ошибешься. Тропа приведет тебя на станцию. Запомнил?
Я повторил его указания слово в слово.
– Если вдруг собьешься с пути, помни: море находится от тебя на северо-западе. Рано или поздно, но ты до него доберешься. Все ясно?
– Кроме одного: как я попаду на наш берег. Вплавь? Я ведь не морж.
– Да, в такой воде пловец не продержится и пяти минут, окоченеет.
Мы сидели с папой на берегу. Море было такое спокойное, будто никогда и не волновалось – совсем стеклянное, покрытое легкой дымкой.
– Поплывешь на плоту, – сказал папа. – Пойдем бревна искать.
Здешние берега все сплошь завалены грудами бревен, очищенных от коры и сучьев, ровных и прямых, одного размера. Папа нам объяснял, что иногда от буксируемых плотов отрывается заготовленный лес. Прибойная волна долго катает бревна по прибрежным камням, сдирая с них размокшую кору. А в шторм бревна выбрасывает далеко на берег, где обычной волне их не достать. Там они и лежат, сохнут, и морской ветерок шлифует их песком до костяного блеска.
А на этом островке выброшенных бревен почти не было. С большим трудом, исходив все берега, мы разыскали три бревна: одно длинное и два покороче.
Мы перетащили их к тому берегу, что был поближе к материку, и собрали в плот, связав какими-то переплетенными прутьями, которые папа нарезал в лесу. Под эти вязки он для прочности загнал клинья. Поперек плота уложили две доски, устроив что-то вроде мостика, чтобы мне сидеть повыше и не мокнуть.
Потом мы еще разыскали длиннющую доску, и папа вырубил из нее двухлопастное весло.
Я посмотрел на далекий берег, и мне стало холодно.
– Долго плыть, – с сомнением сказал я. – Сил не хватит.
– Поплывешь во время прилива. Тебя быстро понесет к берегу. Ты только управляй веслом. – Он помолчал. – Дима, ты уже почти взрослый. Будь разумен в пути и осторожен. Помни, что, глупо рискуя, ты можешь пострадать не только сам…
– Я понимаю, – сказал я. – Не волнуйся.
И мы вернулись в хижину собирать меня в дорогу.
Сборы были недолги. Мама положила в Лешкин рюкзак несколько кусков утки, отварную рыбу. Папа вручил мне патронную гильзу со спичками, залепленную воском, и компас.
Мы дождались прилива и пошли на берег, где лежал, ожидая меня, мой утлый плот.
Мы столкнули его на воду, и папа помог мне усесться на «мостик». Мама, чуть не плача, попросила, чтобы я не промочил ноги. И Алешка сказал на прощанье:
– Я тебе тоже хотел кое-что дать в дорогу, но передумал.
И правильно сделал. Как потом оказалось.
Когда я устроился на плоту, берег сразу отодвинулся еще дальше, стал совсем недосягаемым. Но я старался не думать об этом. Я старался думать о том, что у моих родных почти не осталось продуктов, и только на меня одна надежда.
– Счастливого плавания, – серьезно сказал папа и оттолкнул плот.
Его сразу подхватило течение и понесло вперед. То одним боком, то другим. Тогда я стал подгребать то одной, то другой лопастью и скоро приспособился. Только очень близко была вода, не то что в лодке. И она плескалась между бревен – холодная и глубокая.
Через некоторое время я обернулся. Мои родные и близкие, маленькие и чуть различимые среди камней, махали мне вслед с далекого острова. А берег, к которому я стремился, нисколько не приблизился.
И тогда я стал не просто править, но и грести – и дело пошло веселей, я даже согрелся.
На самой середине пути я вдруг с ужасом заметил, что одна из вязок плота ослабла и из-под нее стал вылезать клин. И бревна начали заметно расползаться в стороны.
Я с тоской оглянулся. Остров был уже далеко. Возвращаться не было смысла. Да я бы и не смог на неуклюжем плоту выгрести против прилива.
Тогда я вытащил весло из воды и попытался забить им клин покрепче. На какое-то время мне это удалось, а потом клин начал выползать снова. И опять пришлось забивать его веслом.
Так я и плыл: то греб изо всех сил, то колотил концом весла по упрямому клину. Потом, когда все было позади, я понял, что эта борьба с клином пошла мне на пользу – она отвлекала меня от всех других мыслей об опасности. О холодной глубине, о подводных камнях, о ветре, который мог подняться в любую минуту. О бандитах, которые могли меня встретить на берегу…
Уже недалеко от берега, усталый и злой, я так ахнул по надоевшему мне клину, что весло вылетело из моих замерзших рук. Я рванулся за ним и чуть было не опрокинул плот. Это была первая минута отчаяния. Но она быстро прошла, потому что через некоторое время мой корабль мягко вынесло приливом на песчаный берег. Случись это происшествие пораньше, не знаю, чем бы оно закончилось…
Я вышел на берег, отыскал глазами свою семью и помахал ей шапкой. Представляю, с каким облегчением они замахали мне в ответ.
И я скрылся в лесу. И осторожно и бесшумно (на всякий случай) подобрался к нашему старому лагерю. И долго лежал за кустами, чтобы убедиться, что врагов здесь нет. Да и что им здесь делать? Ведь, кроме высохшего лапника и старых углей в очаге, в лагере ничего не осталось. Да, и еще наше почетное кресло. Это уж им вообще ни к чему. Зачем козлам лосиный рог?
Я выскользнул из засады, когда почувствовал сильный голод. Еще бы: ведь морские круизы улучшают аппетит. И я уселся в кресло (заслужил это право), достал из рюкзака утиную ножку и стал ее обрабатывать.
Ножка была вкусная, но немного недосоленная – мама экономила соль. При этой мысли мне стало грустно, показалось, что мои родные и близкие очень далеко от меня и что я расстался с ними очень надолго. Тем более, что все вокруг беспощадно напоминало о них: вот дерево, за которым прятался от ремня Алешка, вот пенек, на который мама ставила свою сковородку, вот сучок, на который папа всегда вешал свое ружье…
Я почувствовал: еще чуть-чуть воспоминаний – и я расплачусь, как маленький. А ведь сейчас не время плакать – время действовать. Если я хочу снова увидеть своих родных и близких. Живыми, здоровыми и веселыми.
И я зашвырнул обглоданную кость в кусты, забросил за спину почти пустой рюкзак и вышел на «тропу войны».
Папа объяснил мне, как пользоваться компасом, и очень подробно растолковал мой путь. Поэтому вначале все шло довольно гладко. Следуя его указаниям, я к середине дня добрался до «впадины вроде оврага» и сделал привал, перекусив рыбкой и запив ее водичкой из болотца.
А потом начались неприятности. Может быть, во времена папы эта впадина и была проходимой, но сейчас она представляла собой сплошной бурелом. Труднее всего приходилось, когда поперек оврага, на его склонах, лежало мостом поваленное дерево. Опустив вниз свои частые ветви, оно перегораживало овраг, как зубья дракона.
