— А мне покажете? — спросила я женщину, которая сидела за столом, не поднимая глаз. — Интересно все-таки…
Тамара тут же с готовностью вскочила и принесла откуда-то блюдце, на котором стояла в перевернутом виде светлая кофейная чашечка. Она бережно подняла ее за ручку, повернула на свет, и стало видно, что застывшая на дне и по краям кофейная гуща действительно образовала какой-то причудливый, хорошо различимый узор.
— Вот, смотрите сюда, — показала она мне на дно. — Пять раз подряд одно и то же выпадает: вот здесь вроде как лес и червяки такие большие. Видите? Я уж и так и сяк кручу…
Но подробно рассмотреть рисунки на кофейной гуще нам было не суждено.
— Заткнись! — снова грянул дядя Серж и вдруг со всего размаха швырнул в жену тарелку, которая просвистела мимо моего уха и разбилась о стену.
Слава богу, у меня хорошая реакция, а то не исключено, что тарелка с недоеденным пловом запросто могла бы пробить мой лоб — тогда бы не рис, а мозги разлетелись сейчас в разные стороны. Вот это восточное гостеприимство!
— Заткнись! И так тошно! Я уж и так думаю, что братана моего кокнули и где-нибудь прикопали, а тут ты еще со своим лесом и червяками…
— Да я же не к тому, не к тому, — испуганно пролепетала Тамара. — Наоборот, здесь вроде как светлый лесок, я же ничего такого не говорила…
И, закрыв лицо руками (я так и не поняла — от стыда или от страха?), женщина выбежала из-за стола.
Как бы то ни было, но плов попал мне на светлую блузку и оставил жирные пятна. И это стало последней каплей.
Не говоря ни слова, я взяла со стола увесистую вазу с салатом и с силой запустила ее в стену напротив, прицеливаясь так, чтобы она не убила «братана» насмерть, но тоже с головы до ног обсыпала бы осколками и объедками.
Ничего! Лучше уж я сутки поживу в какой-нибудь гостинице, чем наблюдать всякий раз такие сцены!
Погорельцев в ярости вскочил с места.
Но тут неожиданно прозвенел звонок, и он автоматически поднял телефонную трубку, которая как раз оказалась у него под рукой. Дядя Серж рванул ее с такой злобой, как будто это была моя рука или нога.
— Да? Я! — рявкнул в телефонную трубку «братан», не отводя от меня налитых кровью глаз. — Чего ты там несешь? Что? Что? Алло? Алло?
По-моему, он мгновенно забыл обо мне и вообще обо всем на свете.
— Сказали, что это для меня последнее предупреждение, — пожал Погорельцев своими необъятными, но какими-то аморфными плечами. — Чтобы я выглянул в окошко и убедился сам…
— Не надо, — сказал Костик быстро.
— Не лезь не в свое дело! — огрызнулся дядя Серж, но тут же вспомнил про меня и мою «женскую сущность». — Учти, с тобой я сейчас особо разберусь. Психопатка.
Он подошел к окну, отдернул занавеску, но тут я услышала за окном громкий визг тормозов, какие-то гортанные крики. Не раздумывая ни секунды, я вскочила со своего места, запрыгнула Погорельцеву на спину и свалила его с ног.
Тут же послышался звон разбитого стекла.
— Ты чего? Офонарела, что ли? — поразился дядя Серж. — Неужто тарелкой в стекло?…
Совсем близко я увидела лицо Костика, который тоже оказался под столом.
— Ой, там вовсю стреляют, — прошептал он. — Замрите. Надо милицию вызывать.
— Не лезь, — с силой хлопнул по руке племянника Погорельцев, видя, что тот потянулся к телефонной трубке. — Не надо мусоров.
За окном опять послышались хлопки. Со звоном обрушилось стекло теперь уже в балконной двери. Мне показалось, что я снова слышу на улице высокий гортанный смех, какие-то возгласы на незнакомом языке, чуть позже — звук отъезжающей машины.
Но удивительнее всего, что при этом дядя Серж сидел в своем укрытии со странной улыбкой, как будто сейчас происходило не разбойное нападение на дом, а приятный, радостный для его сердца спектакль.
— Ты чего на меня… того? — тихо спросил меня Погорельцев, кряхтя и растирая ушибленное плечо. — Как пантера, мать твою…
И еле слышно рассмеялся.
— А вы не обзывайтесь, — сказала я, и мне вдруг самой сделалось смешно, так нелепо прозвучала эта жалоба на фоне недавней стрельбы.
Подумать только! Еще одна секунда — и этот человек лежал бы сейчас на полу с пробитой головой в луже крови! А он сидит и весело смеется непонятно чему, как последний дурак.
Слава, слава моей гордости! По крайней мере, сейчас она определенно спасла Погорельцеву жизнь.
— Во дают! — заметил без особой злобы дядя Серж — на жену он орал с большим выражением, это факт! — Ничего, когда-нибудь они у меня тоже попляшут, как карасики на сковородке. Балбесы.
Из соседней комнаты послышались громкие причитания Тамары.
— Ой, не могу я больше так жить! Ой, боюсь! Сил моих больше нет! Уж лучше я уеду жить к маме, чем такое! Ой, мамочка моя родная, и за что мне такая жизнь… — выводила горестные рулады бедная женщина.
Лицо Погорельцева снова сделалось красным от злости.
— Замолчи! Закрой свой рот! — закричал он так, что услышать его можно было на улице и даже, наверное, в далеком горном кишлаке.
Я поняла, что он хотел добавить еще несколько привычных выражений, но посмотрел на меня и в последний момент сдержался.
— Снова заныла, — сказал он вместо этого. — Смотри-ка: хочет жить по-царски, чтобы перед всем своим кишлаком хвалиться, и без сюрпризов. Чего вот она теперь ноет? Ничего ведь не случилось, правда?
— Выгляни в окошко, дам тебе горошка, — сказала я, вспомнив русскую народную сказку. — Опыт показывает, что тот, кто тебе действительно хочет дать горошка, подойдет и прямо в руку насыплет. Никогда не надо высовываться.
— За…
Но тут за окном что-то так шарахнуло, что ничего не стало слышно, и в рамах задрожали оставшиеся стекла.
— Это еще что такое? — прошептал побледневший как полотно Костик. — Прямо как на войне.
Даже причитания в соседней комнате разом умолкли — и на мгновение наступила полная, какая-то жуткая тишина.
— И правда — как на фронте, — сказала я шепотом, чтобы не показывать, что тоже порядком струхнула.
«Братан» сел на корточки и осторожно выглянул наружу.
— Машину взорвали. Вот и славненько, — прошептал он. — Слава Аллаху, все обошлось! Господи, хорошо-то, хорошо-то как, ребятишки мои! Пронесло.
— Что вы имеете в виду?
— Подумаешь, окна перебили!
— А «Мерседес»?
— Мне он все равно не нравился. Мотор стучал и, вообще, цвет какой-то не очень… Наказали меня за жадность. Отделался легким испугом. Я уж грешным делом подумал, что буду в каком-нибудь колодце с перерезанным горлом гнить. А ментам скажу, если приставать будут, что сама взорвалась, потому что масло подтекало. И вы молчите. С этими друзьями я сам разберусь.
— С какими друзьями?
Как правило, допросы в «неформальной обстановке» — под столом — нередко бывают более эффективными, чем чинные, проходящие в кабинетах.
— Люди сказали, что Таджик на меня сильно обиделся. Да я и сам знаю — виноват, бес попутал, хапанул лишнего. Думал — каюк. Но он решил только предупредить. Живем, пацаны! А то у него в голове насчет этого свой Коран. Облажался — привет навсегда! — горячо шептал дядя Серж. — Если бы Таджик захотел, то по дороге всю машину вместе с нами изрешетили бы. А это так — баловство. Наоборот, показал сейчас, что собирается и дальше иметь со мной дело.
— И вы, зная, что машину могут обстрелять, подвергали нас такой опасности? — уставился на дядю Костик. — Как же так?
— А тут уж никогда не ведаешь, как обернется, где какой камень на башку скатится. Пошли дальше лопать, отбой, — скомандовал Погорельцев и повернулся в мою сторону. Он явно пришел в прекрасное настроение духа. — Нет, ну как же здорово ты меня завалила! С ума сойти! Меня так ни одна баба сроду не кидала. Я даже не понял: ты под коленку, что ли, шибанула, что у меня ноги сразу сами подкосились?
— Секрет фирмы — залог успеха, — сказала я, напоминая, что нахожусь на работе и являюсь официальным лицом. — Давайте-ка все же переговорим о деле.
Итак, как выяснилось, Погорельцев считал исчезновение брата грехом, лежащим на его совести, и был убежден, что Игоря Николаевича «грохнули» его конкуренты по «бизнесу». Так совпало, что старший брат приехал в Душанбе совершенно не вовремя, когда конкурентная борьба между наркопоставщиками достигла небывалого размаха. Теперь важно найти, кто именно совершил преступление и как следует отомстить.
— Ты что, хочешь сказать, что отец мертв? — поразился Костик. — Сам же говорил: будем искать, будем искать…
— Будем искать. Тело, — сказал Погорельцев. — Чтобы не валялся где-нибудь, как собака. И за это кто-то жестоко поплатится. Впрочем, сейчас я уверен, что это не Таджик. Может, другие ребята, которые курируют железную дорогу. Но теперь я смогу у Таджика все узнать. Слава Аллаху и всем их богам, вместе взятым, что он не очень озлился…
