— Дети? — повторила она медленно, словно пытаясь понять едва знакомый язык. — Нет. Нет, по-моему, нет.
— А родные или друзья? — не сдавался он. — Теперь, после смерти Эррола... может, какие-то племянницы или племянники забегают тебя повидать?
Глаза просветлели. Что-то сработало в ее голове.
— Знаешь, у меня всегда есть в запасе печенье, — сказала она. — В доме всегда нужно что-то иметь — а вдруг кто-то возьмет и забежит.
Джонни вздохнул. Запасы печенья в доме уже становились одной из тех великих идей, вроде Истины или Справедливости, которые вечно занимают умы человечества. Впрочем, в одном он не сомневался: друзья и родные уже давным-давно не навещали Софи. Ее состояние явно было результатом одиночества и долгого, медленного развития болезни, в которую никто не вмешивался.
Софи, и не подозревавшая о своем состоянии, откинулась в кресле и вздохнула.
— Я немного устала, — призналась она. — Это место довольно далеко... как его там... куда мы ходили за этими штуками...
Но тут же вскочила с кресла и захлопнула окна, постучав по каждой раме ребром ладони, чтобы закрылись поплотнее, а потом снова села. Джонни поднял сумки с продуктами и отнес на кухню.
— Сейчас дам тебе чайку, — вяло сказала она ему вслед.
Прислушиваясь то к нарастающему, то к затихающему гулу транспорта на улице, Джонни поставил сумки возле раковины. Подергал ручку двери, ведущей на балкон, — но она оказалась запертой. Возле двери висело на крючке несколько подернутых легкой паутиной ключей. Сверху — ключ от английского замка, скорее всего от входной двери. Джонни снял его и, положив на стол, взял следующий, который выглядел подходящим. Ключ, хотя и не сразу, вошел в замочную скважину, но поворачивать его пришлось с помощью чайной ложки, ручку от которой Джонни вставил в головку ключа. Наконец дверь заскрипела и отворилась. Джонни вышел на балкон, чуть не перерезав себе при этом шею веревкой для белья, протянутой по диагонали. Он скинул веревку с крюка и кивнул манекену на балконе соседнего дома.
Внизу неслись стаи машин. Над головой, словно хищный клюв, изгибался огромный кран. "Вот стукнет тебя по макушке — и конец!" — подумал он. Подняв голову, Джонни увидел, что отверстия на кране нет. Из него никогда не польется вода, грозящая затопить весь город. По левую руку от него портновский манекен безглазо таращился на ту сторону улицы, вытянув руки, словно хитроумный фокусник, который вот-вот объявит зрителям об удивительном открытии, или человек, возмечтавший о рукавицах для промышленных работ; по правую руку раскинулся город. Неподалеку виднелась зеленая излучина реки, берега которой были засажены тополями и ивами. К западу от нее простирался городской парк с пыльными купами привезенных из Англии деревьев, а за ними на горизонте возвышались острые пики гор. Мир все еще прочно стоял на своем месте.
Немного успокоившись, Джонни вернулся на кухню и принялся вынимать покупки. Пыльный и загазованный уличный воздух лился в окна, но это все же было лучше, чем атмосфера, царившая в доме Софи. Джонни надвинул наушники на голову и, плотно прижав их к ушам, включил кассету.
ГОРОД, ЧТО ГРЕЗИЛСЯ МНЕ, УЛИЦА ГРЕЗЫ... — пели голоса. — РЯДОМ СО МНОЙ, СОВСЕМ РЯДОМ...
Джонни, посвистывая в такт, нашел вазу для апельсинов и поставил так, чтобы Софи сразу увидела. Однако когда он открыл холодильник, чтобы сунуть туда масло и яйца, то снова наткнулся на дрозда. Пока он с сомнением рассматривал его, на звук открываемого холодильника примчались кошки. Увидев в кухне Джонни, одни застыли на месте, а другие сгрудились у его ног. Секунда — и он был взят в кольцо.
— Берите! Он ваш! — сказал Джонни и осторожно вывалил дрозда на пол.
Кошки с интересом обнюхали дрозда, а потом опять заглянули в холодильник в уверенности, что оттуда может появиться кое-что поинтереснее. В конце концов Джонни открыл пакет сухого корма и насыпал его на пол, обходя миски с прокисшим молоком и нарезанным дольками бананом.
— Сейчас выгребу самую грязь, — сообщил Джонни кошкам.
Однако, принявшись за дело, Джонни никак не мог остановиться — уборка затягивала, как гипноз. Приятно было создавать из хаоса какое-то подобие порядка, пусть и по мелочам; он разбирал, оттирал грязь, раскладывал ложки в одно место, ножи — в другое, а печенье — в специально для него предназначенную жестяную коробку. С радостью обнаружил синие полиэтиленовые мешки для мусора и для начала сунул туда злосчастного дрозда.
Много-много птичекЗапекли в пирог…[8] —
пропел Джонни кошкам, размышляя про себя, не намеревалась ли Софи хранить дрозда до тех пор, пока не соберет всех остальных птиц. Он продолжал уборку, зачарованный внешними проявлениями жизни, еще более беспорядочной и бессвязной, чем его собственная. В сахарнице лежал кусок мыла, как раз подошедший туда по форме; использованные пакетики с чаем были завернуты, каждый отдельно, в газету и аккуратно заклеены. Джонни сосредоточенно, словно охотник, идущий по следу, рассматривал свои находки.
Постоял, изучая оранжевый блокнот с множеством имен, адресов, телефонов и списков. Когда-то, скорее всего в самом начале, почувствовав, что память ее стала сдавать, Софи пыталась бороться, составляя разные списки — дней рождений, сроков платежей налогов или арендной платы (последнюю, судя по всему, надлежало платить раз в месяц). Был там даже список купленных ею лотерейных билетов, а через несколько страниц — найденных на улице монет.
Из-под кипы аккуратно расправленных и сложенных бумажных пакетов Джонни извлек маленький светлый транзистор с золотыми кнопками и делениями на шкале. Он лениво нажал на кнопки и, к своему удивлению, услышал сиплый мужской голос, искаженный, но все же понятный, сообщивший точное время и затем перешедший к новостям. Джонни выключил плеер и стал жадно слушать. Где-то на острове Северном[9] схлестнулись во время футбольной тренировки хулиганы-мотоциклисты, при этом один человек получил ножевые ранения. Количество смертей от дорожных происшествий несколько выросло, а экспорт масла сократился. Рабочие, бастовавшие на нефтеперегонном заводе, согласились выйти на работу, а Хинеранги Хотейни, красавица активистка, бросившая бомбу в министра по делам маори, все еще скрывается. Отряды горных спасателей ищут двух пропавших альпинистов, состояние которых внушает беспокойство, ибо они, как полагают, недостаточно тепло одеты для данных метеоусловий. Джонни удивился, услышав эти сообщения по транзистору Софи, который казался ему просто старой пластмассовой игрушкой. Поставив транзистор на холодильник, Джонни открыл дверцу шкафчика под раковиной. То, что он увидел, его ужаснуло. Он снял блейзер, повесил его на крючок на стене, а потом осторожно вынул из шкафчика оранжевое ведро, до краев наполненное какой-то бледной разлагающейся массой, поставил его рядом с кошачьими блюдцами и бросил туда же три заскорузлых от грязи кухонных полотенца. Сняв с полок под раковиной замызганные газеты, Джонни остолбенел: под газетами полки были выложены пятидолларовыми банкнотами. При ближайшем рассмотрении оказалось, что банкноты не в пять долларов, а в пятьдесят. На деревянных полках под раковиной у Софи лежало шестьсот долларов; некоторые из банкнот отсырели и подгнили.
Джонни даже смутился... Столько денег среди такого запустения.
"Возьми нас!" — шептали они, томно раскинувшись перед ним. Даже подгнившие, они источали соблазн. "Ты заслужил!" — убеждали они. Джонни дважды пересчитал их. А потом со вздохом положил обратно, накрыв свежей газетой. Он чувствовал себя богатым и свободным, пока держал их в руках, ведь он был уверен, что Софи о них забыла. "Она их и не хватится, — размышлял он. — Могу оставить расписку..." И тут вдруг увидел собственный глаз, взиравший на него из маленького зеркальца, стоявшего на полке. Повертел головой, разглядывая свое лицо в лиловых синяках. "Ловкач", — подумал он и, отвернувшись, включил плеер, чтобы громкой музыкой отогнать искушение.
Возможно, потому он с такой подозрительностью и отнесся к кипе розовых расписок, которые обнаружил в ящике для ножей, под пакетом с имбирным орехом. Все они были на небольшие суммы — пять долларов, девять, три, — и подо всеми стояло "Спайк". Он вспомнил, что видел в доме и другие расписки. Они валялись повсюду, написанные четким, чуть ли не детским почерком, и все выглядели недавними, свежими, а не выцветшими и захватанными, как другие счета и квитанции. "Спайк, — усмехнулся Джонни. — Держи карман!"
СКОРЕЕ НАЛЕТАЙ! ХВАТАЙ И ПРОЧЬ БЕГИ! — пели голоса в наушниках.
("Улыбайся!" — крикнула Джонни мать, как всегда в самый неподходящий момент. Степ, переборочка, разворот — и улыбка!)
Джонни автоматически отбил несколько тактов и широко улыбнулся. "Ты волк в овечьей шкуре, а не степист. Чтобы кого-то разгадать, надо самому быть из того же теста", — думал он, рассматривая одну из расписок на свет. В общем, у Софи на кухне работы было невпроворот, и все разная! Сама же она меж тем спала в гостиной в кресле — тело обмякло, голова упала на грудь, так что под тонкими седыми, давно не мытыми волосами просвечивала розовая кожа. На коленях устроился настырный кот, а две молоденькие кошечки, почти котята, гонялись друг за другом перед креслом, то плотно прижимаясь к полу, то стремительно вскакивая.
