И при этом Джастин с каждым днем становился все более закрытым. Тем ценнее были моменты откровенности и тепла — и тем неуютнее Саманта чувствовала себя все остальное время.
Ей в голову лезли одна за другой всякие важные, но мрачные мысли.
Она думала о том, насколько лучше могли бы быть ее отношения с Джастином по сравнению с тем, что они сумели построить с Эдмондом.
Джастин замечательный. Эдмонд… У Эдмонда очень много недостатков. И дело не в том, что их нет у нее или у того же Джастина, просто они таковы, что чем дальше, тем сложнее ей с ними мириться.
Известно, что любовь побеждает все. Но ведь у нее с Эдмондом. Дальше этой точки мысль обычно не заходила, потому что Саманте делалось горько и страшно, и она старалась поскорее переключиться на что-то другое.
В Голуэй не поехали: Гордон так ярко живописал им прелести богемной ночной жизни в этом городе, что Саманта и Джастин единогласно пришли к мнению, что им такой стресс ни к чему.
Выигранное время решили провести на Аранских островах — у западного побережья.
И не пожалели.
Сам воздух там дышал спокойствием. Казалось, время не имело власти над этим уголком, и потому эпоха кельтов и раннего христианства еще не миновала в этих краях, а если и миновала — хотя бы потому, что там Саманта и Джастин не встретили ни одного кельтского воина или раннего христианина, — то совсем недавно. Обглоданные ветром кресты, круги из камней, строгие часовни, лоскутные поля, тихие каменистые пляжи.
Во время одной из прогулок по такому пляжу — Саманта рассуждала о том, как славно было бы прокатиться здесь верхом, пустить коня вдоль линии прибоя, чтобы из-под копыт взлетали брызги соленой воды, и морской бриз свистел в ушах… и обнаружила вдруг, что ее ладонь лежит в руке Джастина.
Он помогал ей перелезть через крупный обломок скалы, довольно далеко вдававшийся в море, она подала ему руку — да так и забыл ее в теплом объятии его пальцев.
Саманта замолчала и покраснела до корней волос, и чем глубже осознавала она нелепость такой реакции, тем ярче наливались краской ее уши, щеки и шея.
Джастин сначала удивился — а потом понял, отследил ту самую странность, которая так смутила Саманту.
— Извини, — сказал он сухим, как бумага, голосом и выпустил ее ладонь.
Дело было, конечно, в сильном ветре, который дул с моря, но Саманта тут же почувствовала, как зябнут пальцы. И подумала, что лучше бы она оставила все, как было.
В этот момент из ее сумки грянула музыка: звонил Эдмонд. Саманта испытала ничем не объяснимое раздражение.
— Привет, малыш! — бодро объявил Эдмонд.
— Привет.
— Как вы там? Что делаете?
— Все хорошо. Сейчас на островах. Гуляем по берегу моря.
— Что?
— Гуляем по берегу моря!
— Сэм, говори погромче. Ничего не слышно, какие-то помехи…
— Это ветер! — проорала в трубку Саманта. Она ненавидела кричать в телефон, особенно при ком-то.
— Давай я потом перезвоню! — Эдмонд автоматически тоже перешел на крик.
— О'кей!!! — Саманта поспешно отключила связь.
— Как там Эд? — поинтересовался Джастин.
— Черт его знает, — раздраженно отозвалась Саманта. Помолчала. — Прости, ты не виноват, что связь никуда не годится.
Кается, Джастин хотел обратить ее внимание на то, что она без особой радости отреагировала на звонок жениха, но промолчал. А может, ей просто показалось, и она приписала ему собственную мысль.
А может быть, ну его к дьяволу, этого жениха. К которому, если совсем уж честно, не хочется возвращаться?
Саманта очень ждала, что эта поездка расставит точки над «i» и поможет ей разобраться в своем отношении к Эдмонду. И, возможно, прояснялось не совсем то, чего она ждала, — как если бы она считала, что за стеной тумана стоит дом, а туман таял, и становилось очевидно, что никакого дома там нет, а есть пустые поля — но это в любом случае лучше, чем туман и беспочвенные фантазии.
6
Гэлиивогэн. Саманта повторяла про себя это слово, стараясь запомнить на будущее — и подозревала, что все равно забудет, если не запишет, а если запишет, то потом вряд ли без запинки прочтет. Да, такие вот они, названия на языке древних кельтов.
Это был последний пункт их маршрута — маленькая деревушка под Клифденом, где им предстояло прожить почти неделю. Это было разумное решение туроператора. Только сейчас Саманта смогла оценить эту разумность. В начале путешествия ей хотелось увидеть все, и мысль о том, что нечто необычное, красивое и интересное останется «за кадром», была нестерпима. Теперь, когда ей удалось за каких-то несколько дней объедать почти всю страну, увидев, впрочем, малую часть ее, она понимала, что больше впечатлений у нее в голове просто не уместится и она рискует запросто свихнуться, если продолжит эту погоню за прекрасным.
Джастин, похоже, был близок к тому же. Он не жаловался, но смотрел на все ошалелыми глазами. Ей нравилась искренность его восхищения — и нравилось, что он снова ее понимает.
У нее сформировалась дурная привычка сравнивать Джастина и Эдмонда. И как-то так выходило всегда, что Эдмонд проигрывал другу всухую. Саманта понимала, что происходит что-то не то, и поэтому уходила от проблемы самым примитивным способом: старалась попросту поменьше думать об Эдмонде.
Мысль о возможном — нет, скорее уж почти неизбежном — расставании формировалась где-то на краю сознания, крепла, становилась тверже, росла, как сталактит. Саманта старалась просто не вмешиваться в этот процесс. Когда Эдмонд звонил, она норовила поскорее свернуть разговор, а он и звонил-то, справедливости ради надо признать, не так часто, а сообщения от него она просто складировала в телефоне, оправдывая себя тем, что прочитает их «как-нибудь потом, под настроение».
— Так вот, я оставлю вам машину на случай, если вам что-то понадобится в городе. Может, просто прогуляться захотите, хотя я бы не назвал Клифден лучшим местом для прогулок, когда вокруг — национальный парк, — беззаботно трещал Гордон. — Ехать здесь недалеко, дорога до города одна — не заблудитесь.
Дорога была, конечно, одна, но проложена она была словно не по земле, а по поверхности штормового моря: машина то ныряла вниз, то карабкалась на следующую кочку, то виляла по кривым ложбинкам между холмиками.
— А деревня большая? — спросила Саманта.
— Она ж деревня — как же ей быть большой?
Гордон умел невероятно выразительно дивиться недогадливости и неосведомленности своих спутников. Поначалу Саманта обижалась на это, да и Джастин скрипел зубами, но потом они поняли, что это у него такая манера общаться с людьми, непосредственно выражать свои чувства и вообще — ничего плохого он не имеет в виду…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
