- Мир создан в форме, придуманной Жизнетворцем, чтобы служить постоянным напоминанием, чтобы постоянно напоминать: церковь и государство - орудия божественной власти, а их главы представляют воплощение Его воли. Так прочный небесный покров, за который смертным не позволено заглянуть, символизирует Верховного Архижреца, - обвинитель повернулся и почтительно склонил голову в направлении Френнелеча, - который занимает высшее положение, доступное робосуществам. Небо лежит на неприступных вершинах Пограничного Барьера, который окружает весь мир, точно так же, как Верховного Архижреца окружают церковные и мирские владыки цивилизованного мира, которые избраны пребывать на не доступных обычным робосуществам высотах. Это прежде всего Его Верховное Величество.
- Да хранит Жизнетворец короля! - выкрикнул Гораззоргио.
- Да будет так! - ответила скамья.
Рекашоба продолжал:
- Меньшие вершины поддерживают большие, подножия подпирают меньшие вершины, точно так же как младшие жрецы и чиновники государства поддерживают своих руководителей. А еще ниже свое законное место в этом плане занимают равнины и пустыни - таковы массы населения. - Он предупреждающе вытянул палец. - Но массы не должны допускать ошибки, считая, что жребий несправедлив к ним. Напротив! Точно так же как низины защищены горами от бурь и питаются стекающими с гор ручьями и реками, массы защищены и получают духовное пропитание Жизнетворца от тех, кому Он предназначил стоять выше.
Снова посмотрев на Лофбайеля, Рекашоба заговорил строго:
- Но круглый мир несовместим с таким понимаем Святого Писания. Так как в Писании усомниться нельзя, круглый мир существовать не может. - Он подождал немного, чтобы его слова были записаны, и продолжал еще более громким голосом: - Больше того. Всякое противоположное утверждение тем самым означает отрицание Писания. А такое отрицание не что иное как... ересь! - Ропот пробежал по помещению. Лофбайель отчаянно вцепился в прут; казалось, он вот-вот упадет. Наказание за ересь - если она будет доказана - выжигание глаз, а потом погружение в чан с кислотой. Глаза Гораззоргио блеснули в радостном предвкушении: офицер, арестовавший преступника, сам осуществляет смертный приговор. Члены Совета начали совещаться негромкими голосами.
За чиновниками и писцами у стены видна была выглядящая ржавой фигура, одетая в простую груботканую медь, перепоясанная тяжелым черным плетеным поясом, в тускло-красном плаще из переплетающихся керамических пластин. Тирг, Задающий-Запретные-Вопросы, глубоко вдохнул азот, чтобы охладить перегревшиеся эмотивные контуры, и приготовился. Давний друг Лофбайеля, вместе с ним искавший истину, много раз наслаждавшийся его гостеприимством, когда приходил из своего одинокого жилища в горах, Тирг пообещал жене Лофбайеля, что вступится за него на суде. Тирг был далек от оптимистической надежды достигнуть чего-то полезного, он видел ревность Рекашобы и опасался, что сам факт его выступления сделает его на будущее отмеченным, подвергнутым постоянной слежке и притеснениям. Но обещание есть обещание. К тому же он даже подумать не мог о том, чтобы не попытаться помочь другу. Тирг внутренне напрягся и вцепился в край сидения.
Френнелеч осмотрел помещение.
- Хочет ли обвиняемый сказать что-то, прежде чем будет объявлен приговор?
Лофбайель попытался заговорить, но страх лишил его дара речи. Френнелеч перевел взгляд на старшину суда.
- Хочет ли кто-нибудь выступить в защиту обвиняемого? - сказал старшина. Тирг снял свою шляпу из алюминиевой сетки и, сжимая ее, медленно встал.
- Кто выступит в защиту обвиняемого? - спросил Френнелеч.
- Тирг, отшельник из леса, он называет себя другом обвиняемого, ответил старшина.
- Говори, Тирг, - приказал Френнелеч.
Суд и члены Совета ждали. После недолгого замешательства, вызванного отыскиванием подходящих слов, Тирг осторожно заговорил:
- Прославленные члены Высшего Совета и члены суда, нельзя отрицать, что кое-что из сказанного здесь сказано поспешно и необдуманно; если бы была возможность взвесить и поразмыслить, они не были бы сказаны. Правда и правосудие - это дело суда, и каков бы ни был приговор, я не буду его оспоривать. Но почтительно замечу, что обвинение в ереси нуждается в дальнейшем рассмотрении, и мудрейшие и старейшие кроаксийцы со мной согласятся. - Он посмотрел на лица судей и слегка приободрился, убедившись, что его слушают.
- Ибо по определению, как нам сказано, ересь есть отрицание истины Святого Писания. Но нужно показать, какое утверждение Святого Писания отрицалось? Мы таких утверждений не слышали, и никто таких утверждений обвиняемому не приписывал. Напротив, и обвиняемый и обвинитель просто задавались вопросами. Поскольку вопрос сам по себе не предполагает ответ, никаких утверждений не было сделано, и обвинение в ереси не может быть доказано.
Некоторые члены Совета вопросительно поглядывали друг на друга, другие негромко переговаривались. Похоже, по крайней мере некоторые из них увидели дело в новой перспективе. Впервые ощутив искру подлинной надежды и приободрившись, Тирг поставил свою шляпу, сделал просительный жест и продолжал.
- Далее, с разрешения суда, я представил бы не третью альтернативу двум предложенным - ученый обвинитель заверил нас, что третьей альтернативы быть не может, - а скорее предположение, что вторую альтернативу можно разделить на два варианта, а именно: либо мир круглый, либо на рассказы путешественников нельзя опираться. Таким образом, доводя доказательства до абсурда, давая возможность своим ученикам выбирать, обвиняемый на своих уроках показывал относительность истины и невозможность опираться только на данные чувств.
На некоторых жрецов это произвело впечатление, даже выражение Френнелеча чуть смягчилось. Тирг продолжал:
- Последнее мое замечание о том, что в своей должности королевского картографа обвиняемый оказал ценные услуги Его Ве... - Тирг уловил недовольное выражение Френнелеча и тут же поправился: - народу Кроаксии, которые особенно важны в наши дни, когда нам угрожают враги из-за рубежа. Если Жизнетворец в своей бесконечной милости послал нам картографа, мы должны хорошо подумать, прежде чем оказываться от Его дара.
С этими словами Тирг сел и обнаружил, что дрожит. Совет погрузился в обсуждение и после долгих разговоров и покачивания головами Френнелеч призвал всех к тишине и провозгласил:
- Приговор Совета: обвиняемый виновен в безответственности, неуважении и святотатстве, недопустимых у простого робосущества и тем более нетерпимых у учителя. - Он помолчал. - Обвинение в ереси, однако, отвергнуто. - Лофбайель покачнулся и облегченно вздохнул. В комнате послышались возбужденные возгласы, Рекашоба гневно отвернулся, а Гораззоргио злобно взглянул на Тирга. Френнелеч продолжал: - Суд решил проявить снисходительность и приговорил обвиняемого к конфискации четверти его имущества; две яркости обвиняемый должен предаваться покаяниям в общественном месте; вслед за тем он навсегда лишается права преподавать, писать материалы для публичного распространения и вообще распространять свои идеи, мысли и мнения в обществе и во всех связанных с этим видах деятельности. Заседание закрывается.
- Встать! - приказал старшина. Все стояли, пока Френнелеч спускался со своего трона и выходил из помещения в сопровождении своих помощников и служителей. После почтительной паузы с молчаливым достоинством стали выходить остальные члены суда. Когда его уводили, Лофбайель коротко кивнул и умудрился благодарно улыбнуться другу. Вокруг заговорили, присутствовавшие поодиночке и группами направились к выходу.
Гораззоргио подошел к Рекашобе, который собирал свои документы, глядя вслед уходящему Тиргу.
- Кто это? - негромким угрожающим голосом спросил Рекашоба. - Что ты о нем знаешь?
- Боюсь, что мало, - ответил Гораззоргио. - Он живет вдали от города, в лесу под горами. Но я слышал, что он занимается Черным Искусством и колдовством. Я порасспрашиваю.
- Да, - проворчал Рекашоба. - И следи за ним. Собери все факты и свидетельства. Нужно быть уверенным, что его-то уж красноречие не спасет, когда он предстанет перед судом Совета.
6
Карл Замбендорф родился в 1967 году в городе Верфен на севере Австрии. Он был третьим ребенком в семье, у него было два брата и две сестры, и тогда его фамилия была Заммершниг. Отец его всю жизнь проработал книготорговцем, мать - учительницей. В сравнительно раннем возрасте Замбендорф понял, что хоть его родители честны, умны, изобретательны и вообще образцовые носители всяких других добродетелей, они никогда не будут богаты, как того заслуживают, и их тяжелый труд не принесет им общественного признания и благодарности. Постепенно он понял, что эта аномалия является частью более обширного обмана, осуществляемого обществом в целом: общество прославляет на словах знания и учение, но награждает богатством и славой совсем не мыслителей и творцов, но тех, кто поддерживает его суеверия и закрепляет предрассудки. Знание - если позволить себе говорить правду, а это позволялось редко, - на самом деле враг человека: оно угрожает разоблачить миф, на котором основаны предрассудки и вымыслы общества.
