Мирон Сергеевич провел Пенкина в столовую, усадил его на диван и стал расспрашивать о Боливии.
— Я понимаю, что вы не можете рассказать мне всего, — сказал он, — но расскажите то, что можете.
Пенкин стал рассказывать, что может. Мог он немного. Пять марок в альбоме — вот и вся информация, которой владел Пенкин. Но рассказывал он, как всегда, интересно и красочно.
Мирон Сергеевич охал, удивлялся, переживал, подпрыгивал на диване и получал, по всей вероятности, огромное удовольствие.
Прошел час — не меньше, и Пенкин решил, что Берта Павловна давно уже забыла об ужине. Но Пенкин ошибался.
— Мирон! — раздался голос из кухни.
Мирон Сергеевич извинился и направился куда-то в дебри квартиры.
Пенкин остался один и стал осматривать комнату. На стене висел ковер с оленями, у окна стоял рояль, а посредине, оттеснив прочие вещи к углам, расположился овальный обеденный стол. Пенкин отогрелся и, кажется, растворился в мягком диване. Старинные вещи вокруг него стали расти, расти и превращаться в добрых приветливых великанов… В комнате было тихо, так тихо, что только маятник часов гулко ходил туда-сюда в тишине.
Отворилась дверь, и на пороге появился торжественный Мирон Сергеевич. Он нес какое-то блюдо, а за ним вплыла в комнату Берта Павловна. Она несла шипящую и дымящуюся сковородку. Войдя, Берта Павловна пришла в ужас.
— Мирон, ты не накрыл на стол! — воскликнула она.
— Ох, Берта, я действительно забыл!
И они оба стали накрывать на стол. Потом еще долго из буфета вынимали, из кухни приносили тарелки, тарелочки, чашки, чашечки, блюдца, блюдечки…
Наконец, все уселись за стол и принялись ужинать.
Потом Пенкина поместили в маленькую комнатку рядом с кухней.
— Там жил наш племянник, — сказала Берта Павловна, — тот, который уехал в Тюмень. Мирон вам не рассказывал?
— Нет.
— Вам здесь будет удобно. Если станет жарко, приоткройте вот эту форточку. Вы любите теплое одеяло или легкое?
Засыпая, Пенкин думал о том, что он обязательно скопит деньги, обязательно поедет к дяде в Сызрань, что есть на свете добрые люди и все обязательно кончится хорошо.
Когда он проснулся, ему показалось, что все это ему приснилось — старички, ужин, вчерашние улицы и газетная статья! Но потом он понял, что все это — правда, что неизвестно, как быть, что уже понедельник и что он не пошел в школу.
Начиналась новая жизнь Пенкина. Новая жизнь, в которой было мало хорошего.
Глава четвертая. Большая перемена
Географию вела практикантка. Она была маленькая, в больших роговых очках и вся зеленая. И кофточка на ней была зеленая, и блузочка и юбочка и даже чулочки на ногах — зелененькие. Она очень волновалась и потому говорила уверенно и громко. А на задней парте рядом с Пичиковой сидела тетечка в черном костюме и не отрываясь что-то писала в черную тетрадь.
— Познакомимся, — громко сказала практикантка, — меня зовут Любовь Ивановна, — и покосилась на черную тетеньку.
Но тетенька писала себе да писала. Тогда Любовь Ивановна стала рассказывать про зону степей. Она рассказывала так уверенно, как будто сама только что вернулась оттуда. Слушать ее было довольно-таки интересно.
Вообще шестой «В» любил своего географа. Хотя Борис Дмитриевич и часто кричал на шестой «В», хотя шестой «В» и часто шумел на уроках Бориса Дмитриевича и Борис Дмитриевич часто не мог справиться с шестым «В». Он потому, наверно, и кричал, что не мог справиться. У Бориса Дмитриевича была привычка — если он сердился на кого-нибудь, то обязательно уважительно называл его на «вы».
— Перечислите, Хорошилов, моря Северного Ледовитого океана…
— Назовите, Пичикова, реки и озера Восточной Европы…
Но стоило Пичиковой верно перечислить реки и озера, он говорил ей:
— Садись, Наташа.
Так что Борис Дмитриевич недолго сердился и чаще всего говорил «ты». И все-таки, честно сказать, шестой «В» плохо слушал Бориса Дмитриевича.
Но бывали уроки, когда все слушали географию затаив дыхание. Это было тогда, когда Борис Дмитриевич рассказывал о тех местах земного шара, где побывал сам.
До войны Борис Дмитриевич ездил в экспедицию в Среднюю Азию. Жил в палатке и его чуть-чуть не укусил скорпион. Во время войны Борис Дмитриевич был краснофлотцем, и ему довелось побывать и на Волге, и на Дунае, и в Чехословакии, и в Берлине. И когда по программе попадались эти края, то ребята просто заслушивались его рассказами. Это самое интересное в географии — слушать человека, который знает землю не по карте и не по книгам, а по собственной жизни.
Любовь Ивановна была совсем молодая и, конечно, не воевала, но зону степей рассказывала так, как будто тоже сама была там. И всему шестому «В» понравилась Любовь Ивановна. И каждый нет-нет да и поглядывал в сторону парты Пичиковой, за которой писала свои записки тетя в черном костюме.
Неужели же ей не нравилось, как ведет урок Любовь Ивановна?
Но по лицу тетеньки ничего невозможно было понять.
Рассказав про зону степей, Любовь Ивановна взяла журнал и приступила к опросу. Сначала она вызвала к доске Замошину, и Замошина довольно толково, но скучно рассказала про климат тайги. Потом Любовь Ивановна вызвала «вон того мальчика с третьей парты, который болтает со своим соседом». Болтающим мальчиком оказался Мирзоян. Он очень неважно ответил про животный мир тайги. Спутал куницу с горностаем и сказал почему-то, что в тайге обитают мелкие грызуны, хотя всем известно, что они водятся в тундре.
Любовь Ивановна подошла к столу и спросила:
— Как твоя фамилия?
Мирзоян жалобно посмотрел на Корягина. Тот показал ему увесистый кулак, и Рубен ответил:
— Мирзоян.
— Нужно лучше повторять материал, — сказала Любовь Ивановна и вручила Мирзояну его дневник.
— Теперь сосед Мирзояна, — сказала Любовь Ивановна, которая радовалась, что начинает запоминать фамилии учеников шестого «В» класса.
Соседом Мирзояна был Прудков. Ему достались смешанные и лиственные леса. Прудков знал их назубок. Он рассказал и про дубы, и про клены, и про липы. Он показал на карте, где начинается и где кончается полоса смешанных и лиственных лесов. Он рассказал про животных, которые водятся в этих лесах. Он рассказал про лесопарковый защитный пояс Москвы.
Словом, было ясно, что это — отличный ответ.
Даже черная соседка Пичиковой оторвала голову от своей тетрадки и с уважением посмотрела на Прудкова.
— Достаточно, садись, — остановила Прудкова Любовь Ивановна. — Как твоя фамилия?
Прудков посмотрел на Корягина и, вздохнув, ответил:
— Моя фамилия — Пенкин.
— Пенкин, — повторила Любовь Ивановна. — А, тот самый Пенкин! — улыбнулась она и как-то особенно взглянула на тетеньку с последней парты.
И та тоже понимающе улыбнулась и закивала головой.
В дневник, посланный Кудрявцевой, была поставлена вторая пятерка, и Прудков сел на место. Оля Замошина прямо-таки вся извертелась на своем месте.
Боря Ильин стал стучать ногой под партой, чего с ним не случалось все шесть лет.
А смешливая Романова прыснула.
— А ну-ка потише! — показала характер Любовь Ивановна и объяснила домашнее задание.
К следующему разу следовало нанести на контурную карту границы зоны степей и полупустыни, а также изобразить на ней изотермы января и июля.
И как только Любовь Ивановна закончила разъяснять домашнее задание, раздался звонок.
— До свиданья, ребята! — сказала Любовь Ивановна.
И весь шестой «В», кроме Ильина и Замошиной, крикнули «До свидания!».
— Второе звено никуда не расходится, — объявила Кудрявцева, и второе звено осталось в классе.
— Звено лгунов! — отрезала Оля, проходя мимо.
Корягин остановил ее у двери, и они о чем-то тихо и зло разговаривали.
— Хорошо, я жду до завтра, — бросила Оля и вышла из класса.
Кудрявцева подошла к учительскому столу и открыла внеочередной сбор звена. Слово взял Корягин.
— Завтра Пенкин должен быть в школе, — сказал Корягин. — Понятно?
— Самый настоящий Пенкин? — уточнил Ягодкин.
— А как же сделать? — прохрипел Зайцев.
— Я предлагаю разбиться по районам. Я могу взять два района, — сказала Галя Кудрявцева. — Надо прочесать весь город.
— А если он уехал? Может быть, разбиться по разным городам? — съязвил Боря Ильин.
— Он не уехал. Я уверен, что он здесь где-то, близко. Я уверен, что он вернется в школу. Но каждый час дорог. Иначе нам придется туго. А пока его нет — надо считать, что он есть. Так решили — так и будет, — настаивал Корягин.
— А давайте сегодня вечером соберемся и перекрасим класс, а? — вдруг сказал Миронов.
И всем это предложение понравилось.
— Хорошо, — сказала Кудрявцева. — До семи часов мы ищем Пенкина. В семь собираемся здесь. Кто может достать краску?
