Верон раздраженно, но настойчиво приказал всем покинуть лабораторию и пройти в убежище здесь же в горе. И добавил:
– Объявляю тревогу на станции.
Озар очутился рядом и торопливо заговорил:
– Остались считанные минуты. Мощность взрыва неопределенна. Расчеты дают противоположные результаты. Но лучше быть от греха подальше. Идите…
– А ты? – спросила я и поняла, что впервые обратилась к нему на «ты».
– Профессор оставляет только меня. Есть один шанс.
– А если – нет?
– Шанс всегда есть. Помните: вечерний город, голубые улицы, фонтан, тесные вагончики фуникулера? Как прекрасно все это! Как давно и прекрасно! Помните…
Он почти насильно извлек меня из кресла и чуть ли не силком погнал к выходу. Я хотела крикнуть о чем-то, но язык прилип к гортани, и я издала только хрипящие звуки. Вот когда мне стало страшно по-настоящему.
Не помню, как я вышла и что я думала при этом. Скорее всего – ничего. Я, как сомнамбула, сидела вместе со всеми в каком-то убежище с каменными стенами. По радио то и дело передавали какие-то сообщения. Люди тихо переговаривались и поглядывали на перекрытие. То же, наверное, чувствовали наши предки в холодных пещерах при неверном свете подвижного костра, когда на воле бушевала гроза и крупицы дождевых брызг залетали в пещеру и, шипя, таяли в огненных языках.
Потом последовал отбой. Потом меня разыскал Озар, и облегченно заявил: – Невероятно, но факт. Взрыв произошел как бы в другом измерении и никак не повлиял на наш мир. Но там что-то произошло с убыванием вакуума. Он куда-то исчезает.
19.05.20…
Это ужасный… ужасный… ужасный день! Лучше бы мне совсем не приезжать сюда и не быть свидетелем неожиданных и страшных событий. Ах, зачем я всегда ищу приключений! Есть же люди, довольствующиеся простыми человеческими заботами. Почему я не как все?
Но теперь я уже не могу вернуться просто так. Да, у меня накопилось много материала для отчета. Но Озар… Дело все-таки в нем. Из-за его исчезновения я не могу оставить станцию.
Нет, сегодня я не могу больше писать. Настроение угнетенное, отвратительное, Я ненавижу сама себя!
20.05.20…
Я разбита… угнетена… (зачеркнуто). Я не знаю, как описать то, что случилось вчера. Рука не подчиняется уму (зачеркнуто). Сейчас я уже пришла в себя и решилась описать этот злосчастный день. Дневник тоже документ. Ну, ладно…
С утра лил дождь. Где-то далеко гремел гром, но молний не было видно. Похолодало. Говорят, дуб распускается. По-моему, погода и события тесно связаны между собой.
Убывание вакуума – это по-настоящему здорово! Это открытие мирового… исторического значения! Но почему на душе так скверно и пусто? Впрочем, я путаю сегодняшнее мое состояние с тем, которое было вчера утром.
Утром я встретила в кафе самого Верона. Он подсел ко мне с бутылкой кефира. Словно бог сошел с Олимпа. Поговорили ни о чем. Сказал, что вторые сутки в лаборатории дежурят сотрудники.
– Озар – неплохой парень. Вы не ошиблись, – и пошел.
Кажется, я покраснела и поспешила на воздух, забыв расплатиться. Вот и рассеянность появилась – не к добру. Озар встретил меня у входа в «гору». Внимательно пригляделся, хотел что-то сказать и не осмелился. Какой он милый сегодня. Сильный, добрый и милый. Сердце кольнула нежность, и с губ чуть не сорвались горячие слова. Но проклятая натура сразу шлепнула меня по лицу, чтобы не зарывалась в своих симпатиях.
Я еще не успела сесть за спиной Озара, как Верон стал объяснять нам:
– Вот данные анализов. Косвенных, конечно. В реакторе больше ничего нет. Сигналы о процессах внутри его поступают. Мы обрабатываем их. Нет сомнения, что мы имеем дело с неизвестным феноменом. Поэтому нашему миру ничего не грозит. Мы стараемся стабилизировать движение вакуума, ибо не знаем последствий этого движения. Для нас важно не допустить экстремальных значений. И другой факт, который невозможно было предсказать. В реакторе время изменило свое направление и появилось некое поле. Пока мы не знаем его свойств. Проявляйте терпение и наблюдайте. Не упускайте ни единого изменения… Готовьтесь к длительной осаде крепости.
Потекли ленивые часы наблюдений. Я уже хотела покинуть лабораторию, как вдруг Озар, поняв мое намерение, взял меня за руку и слегка пожал. Шепнул что-то, и я осталась. Верон удивленно захмыкал.
– Что там происходит? – спросила я Озара.
– Отделение света от тьмы, – улыбнулся он.
Озар что-то сказал Верону. Тот вспыхнул:
– Я вижу, черт возьми! Мы же не боги.
Я спросила у одного из сотрудников:
– Это очень опасно?
– Еще бы, – фыркнул он. – Взлетит на воздух не только лаборатория, но и город, а может быть, и весь земной шар.
На экране белое облачко подобралось почти под верхний край рамки. И вдруг изображение процесса на большом экране исчезло. Кто-то охнул. Верон стукнул кулаком по пульту. Прогремел его повелительный приказ:
– Какого черта? Что там с видеокамерами?
И стал нажимать какие-то кнопки на пульте. Замигали красные лампы на стенах, взвыла сирена. Я приросла к месту, не имея сил подняться.
Кто-то доложил:
– Отключились все датчики. Энергия вырубилась.
Озар обратился к Верону:
– Надо посмотреть. Я спущусь в отсек и сообщу вам обо всем, что увижу.
– Давай, – нехотя согласился Верон.
Озар положил руку на мое плечо. Торопливо выговорил:
– Я знаю, как это сделать. Я быстро… Ольга, я давно хотел сказать тебе, что люблю тебя. Ну, вот и сказал.
И убежал. И мне стало стыдно за все, что могло быть и не случилось. Но все впереди. Тогда я и подумать не могла о том, что произойдёт. А тут я хотела побежать за ним, но осталась стоять, как вкопанная. Страшное оцепенение охватило меня. Я вцепилась в спинку озаровского кресла, чтобы не упасть. Оглушительно стучало сердце. Почему-то дрожит пол. Или это меня трясет нервная лихорадка?
На другом экране мы наблюдали, как Озар прошел по коридору, вошел в первый отсек, во второй и… исчез.
– Верон вскочил на ноги. Прорычал:
– Что там с системой наблюдений?
– Отключилась, – ответили ему. – Все вышло из строя.
Верон упал в свое кресло и задумался, щелкая клавишами компьютера. Долго смотрел на погасшие экраны. Что-то соображал молча, закрыв глаза. Потом как бы очнулся и увидел меня.
– Все, – сказал он грустно. – Он исчез. А мир цел.
– Кто исчез? – почти грубо спросила я.
– Озар. Это было четвертое измерение – вот что, – продолжал Верон, не глядя на меня. – Мы выбили воронку в вакууме. И в нее стало перетекать пространство и время из нашего мира в тот, параллельный. И захватили с собой все наши установки. Их исчезновение в этом измерении абсолютно непредсказуемо. Это, конечно, мировое открытие, но… Я думаю – он сейчас там.
– Где? – одними губами спросила я.
– В другой вселенной. В другом континууме. В другом измерении.
Я потеряла сознание.
22.05.20…
Очнулась я в больнице. Мне запретили разговаривать. И даже вспоминать тот день. Смешно! Разве можно усилием воли выключить память? Озар оказался втянутым этим самым четвертым измерением или чем там еще. Мне было одиноко и тяжело, как никогда. Я корила себя на чем свет за свою зашоренность, за то, что не открылась навстречу его любви. Но прошлое не возвращается в нашем мире.
А ночью бессонница извлекла из памяти его образ. И я снова гляжу в его синие-синие глаза и обращаюсь к нему с самыми важными словами о любви, которой суждено теперь медленно уходить из моей жизни. Но что заполнит оставшуюся пустоту? И я беззвучно повторяю полные драматического смысла его стихи:
«…И любить, и искать новое, и метаться между улыбкой и звездами…»
Эпилог
Большая пещера. В центре ее горит костер в чаще из каменного вала. За пещерой – ночь и гроза. Гром врывается в пещеру и долго мечется в каменных стенах, обессиливая. Сильный ветер иногда забрасывает в пещеру дождевые струи.
У костра на каменистом возвышении, покрытом шкурами животных, сидит почтенный старец. Все его лицо обросло густыми седыми космами. Видны только поблеклые синие глаза, полные нечеловеческой тоски. Он одет тоже в шкуру.
Вокруг него сидят странные существа, чем-то похожие на людей. Но у них по четыре ноги и две руки. Сейчас ноги подвернуты под мохнатые крупы, которые впереди выпрямляются в грудную клетку. Завершают вид сплющенные головы, не похожие на человеческие. Описать их лица – задача невыполнимая. Надо видеть их. У них есть большие и внимательные глаза, светящиеся дремучим разумом.
Они слушают старца. Некоторые качают на руках детенышей или кормят их грудью. Некоторые держат в руках деревянные топоры с каменными лезвиями. Старец время от времени поднимает жилистую руку кверху и, словно в экстазе, повторяет увлеченно в который раз:
– Я говорю вам. Вы еще дикие и темные. Молнии еще не озарили ваш разум. Пройдет много-много лет, прежде чем проснется ваше сознание, и вы начнете понимать мир. Я говорю вам. Есть другой мир. Там на небе. Он такой же прекрасный и светлый, как этот. И там есть звезды. И там есть жизнь. И там живут люди, подобные вам, но ушедшие в своем развитии на многие тысячи лет вперед. Я говорю вам. Я пришел из того мира к вам, чтобы дать вам знания, учить добру и миру. Я говорю вам. Настанет день, тогда я вернусь обратно. Обещайте жить по моим заветам, и вы приобретете смысл существования и радость. Я говорю вам. Это наступит не раньше, чем вы научитесь сами добывать огонь, варить пищу, разводить скот и выращивать злаки, которые вы называете «желтым семенем». Я говорю вам. Живите в мире и любви друг к другу, и не делайте никому зла. И вы станете великими и могущественными под вашим небом. Я говорю вам. Блаженны верующие в меня, ибо они обретут вечное блаженство и бессмертие. Я говорю вам…
