– Что это в голову лезет?! – Дэниел встрепенулся, но остался в кресле. – Не надо было застревать здесь одному. Опять меня затягивают эти выдумки. Лучше бы пошёл с Мэтом и Крис в «Левый Правый» – развеял бы эти прилипчивые выдумки, на то он и «Левый Правый». А здесь… Что это?! Что это?!
Дэниел испугался. Испугался так, что волосы на его руках встали дыбом. Он испугался какого-то странного прикосновения. Он понял вдруг, что местечко тянет его к себе, зовёт его. Это оно дохнуло на него так ощутимо… сейчас, наяву, в этой комнате. Он испугался, потому что оно было живым. Потому что оно дышало на него, касалось его кожи. И он мог бы, если бы не боялся, потрогать этот воздух… В следующий миг Дэниел вздрогнул… от стука в дверь и нашёл себя… в кресле дедушки.
– Спокойной ночи, Дэн, – тихий голос Кристин вошёл в комнату через едва приоткрытую дверь, которая поспешила закрыться сразу же после этих слов.
Дэниел не успел ответить и вообще сообразить, в чём дело. А когда пришёл в себя, подумал, что через минутку пойдёт к ней и расспросит обо всём… Но кресло Буштунца, жадное до человеческого тепла, родного ему тепла, не захотело отпускать его. И он проснулся только утром.
– Доброе утро, бабушка. Я что-то не вижу нигде Кристин. Сибил суетится у неё в спальне. А где же она? Ты не знаешь?
– Уехала твоя Кристин. Рано утром вызвала такси и…
– А что случилось-то? Она сказала что-нибудь?
– Странно, внук, что ты спрашиваешь об этом меня. Привёз девушку в гости и потерял её у себя дома.
– Бабушка, у тебя дома. Так что держи ответ.
– Что знала, уже сказала. Вызвала такси. От завтрака отказалась – только чашечку кофе выпила. На мой вопрос, почему так рано уезжает, ничего не ответила. Да, сказала, что всё было очень хорошо, что я прелесть, и поцеловала меня в щёку. Тебя такой ответ удовлетворит? Ну, вот.
– Поем позже, бабушка, – сказал Дэниел и поторопился к выходу.
По лестнице спускалась Сибил. Заметив, что Дэниел собирается уходить, она окликнула его:
– Дэнни, мальчик, постой-ка! Сибил тебе кое-что скажет. Сердце Сибил всё чувствует.
– О чём ты, Сибил? А… ты знаешь, почему уехала Крис.
– Конечно, знаю. Я с ней утром около дома столкнулась, – тон её, как и весь облик, был явно заговорщицким. – Я как раз пришла, а девочка вышла поджидать такси.
– Ну! – с нетерпением и в то же время недоверием поторопил её Дэниел.
– Я же говорю, а ты меня не слушаешь. Мы поздоровались. Я на неё поглядела. Она на меня глянула. Глянула – и глазки сразу спрятала. Понял?
– Сибил! Что он ещё должен понять?! – не сдержавшись, вмешалась в разговор Маргарет.
– Я же говорю: глянула и глазки сразу спрятала. Понять тут очень просто: влюбилась его девочка, – ответила Сибил хозяйке и, повернувшись к Дэниелу, повторила: – Влюбилась твоя девочка.
Несколько секунд Дэниел и бабушка молчали, озадаченные нелепым сообщением.
– Сибил, дорогая, сколько раз я тебя просила свои догадки не выдавать за факты. Могут же у Кристин быть какие-то неотложные дела дома. Может быть, вспомнила что-то, – Маргарет, обращаясь к Сибил, говорила это больше для внука, но он уже не слушал её.
– Твоя девочка… твоя девочка, – бормотал себе под нос Дэниел, направляясь в мастерскую Роя Шелтона.
Рой долго и крепко жал его руку, говоря при этом, что Дэниел стал совсем взрослым, что он похож на своего деда, с которым ему однажды посчастливилось посидеть у озера и потолковать о житье-бытье… Дэниелу не повезло: Мэтью, по договорённости с заезжим клиентом, перегонял отремонтированную машину…
Вечером следующего дня позвонила Кристин.
– Привет, Дэн! Не думала, что так скоро придётся тебя беспокоить: ты ещё родиной насладиться не успел.
– Крис, очень рад снова слышать твой голос! Сибил меня вчера ошарашила. Теперь давай твою версию.
Кристин несколько секунд молчала: она не ожидала услышать от Дэниела что-то вроде намёка по поводу её быстрого отъезда и совершенно не была готова объясняться с ним. Она решила не заметить намёка.
– Дэн, кажется, мы чуть не пропустили важную новость. Позавчера на Тимоти Бейла было совершено покушение. Когда я узнала об этом, у меня сердце ёкнуло: он нам совсем как родной стал, заодно с Торнтоном. Наверно, мы так втянулись в эту историю, что не сможем усидеть на месте. Дэн, надеюсь, я не ошибаюсь, когда говорю «мы»?
– И ты ещё спрашиваешь!
– Именно это я и хотела от тебя услышать. Вот почему: травма головы у Бейла оказалась не слишком опасной, и сегодня он уже дома. Естественно, прервал свою поездку с «Торнтоном», пришлось вверить свою страсть бесстрастному доверенному лицу. Ты слушаешь меня?
– Я как раз смотрю в зеркало и вижу, что превратился в распухшее от напряжения ухо.
– Фу, какая гадость! Ну ладно, всё равно слушай, я-то тебя, к счастью, не вижу. Я только что разговаривала по телефону с его женой.
– С чьей женой?
– Тимоти Бейла, распухшее ухо! По-моему, добрая душа. Другая бы послала меня подальше, а она выслушала.
– И что?
– Я сказала, что с Бейлом хочет увидеться некто, связанный с Феликсом Торнтоном. Ты уж меня прости, что я без твоего согласия имела в виду тебя.
– Прощаю, по такому случаю.
– Слушай главное. Она попросила меня перезвонить через пять минут, а через пять минут объявила, что Тимоти (это она так сказала: Тимоти) будет ждать тебя послезавтра в одиннадцать утра. И последнее: я за рулём своей «Хонды» – ты при мне. По рукам?
– По рукам. Мэт и ты – мои лучшие друзья, по рукам?
– Целую тебя… в щёку.
Глава девятая
Бумажный комочек
Госпожа Бейл проводила Дэниела и Кристин в кабинет мужа на втором этаже. Повсюду на стенах: и в холле, и вдоль лестницы, и в коридоре – висели картины, написанные Торнтоном. Нелепые пустоты среди них нарушали гармонию. Вероятно, они возникли на месте картин, снятых для передвижной выставки.
– Сюда, пожалуйста. Тимоти ждёт вас.
Человек с повязкой вокруг головы, худощавый, с нервическим, белым, под стать повязке, лицом и неуверенным взглядом, который контрастировал с надменным ликом этого солидного дома, увидев Дэниела, попятился и провалился в своё крутящееся кресло.
– Ничего не говорите! Я прошу вас: ничего не говорите! Я знаю вас. Я не знаю эту девушку, но точно знаю, кто вы. Простите, садитесь. Устраивайтесь, как вам удобно. Я… я рад этому случаю. Восемь лет я ношу этот камень на сердце. Всё это время я прошу прощения у Господа. И вот теперь я могу… я хочу покаяться перед вами.
Дэниел и Кристин были шокированы таким неожиданным началом, но оба, не договариваясь, сообразили, что надо просто слушать.
– Ведь вы внук Дэнби Буштунца. Я не могу ошибаться: ваши черты так схожи. Таких глаз я никогда ни у кого не видел. Они снятся мне. Да, снятся… Я виноват. Я говорю вам: я виноват в его смерти.
Это признание током пробежало по всему телу Дэниела и ударило в голову. Он уже был готов наброситься на Бейла, но что-то остановило его, может быть, взгляд из-под повязки на голове.
– Потом писали, что он умер от сердечного удара, – продолжал Бейл. – Но никто… никто, кроме меня и ещё одного человека, не знает, от чего случился этот удар…
– Кроме вас и Феликса Торнтона? – спросила Кристин.
– Да, – он произнёс это слово так тяжело, как будто это было не слово, а ещё один камень, который он сбросил с души.
Бейлу понадобилось какое-то время, чтобы перешагнуть через это «да» и идти дальше.
– Однажды Торнтон заявился ко мне таким, каким раньше я никогда не видел его. Я… видел его всяким. Я знал его, как мне казалось, очень хорошо. Он был очень добр ко мне всегда. В тот день он ненавидел. Нет, не меня. В его глазах была необъятная ненависть. Необъятная ненависть! Перед тем как прийти ко мне, он был в доме у какого-то коллекционера и там видел местечко без места. Вообще-то это название его картины, написанной им много лет назад, задолго до этого случая. Но это была не его картина, не её копия и не репродукция. Это было изображение на глобусе, точнее, над глобусом. Это было изображение того же самого селения, что написал Торнтон. В этом факте как будто нет ничего необычного. Но именно это превратило его из человека… из человека… я не знаю… в то, что я видел в тот зловещий день. Стыдно говорить, мне ведь было тогда двадцать шесть лет, в общем-то, взрослый мужчина. Но я… я превратился… не знаю, поймёте ли вы меня, я превратился в трепет. Я был не властен над собой. Я был во власти этого взгляда, который изымал меня из жизни. Нет, не меня – всякого на его пути.
И Кристин, и Дэниел не могли не видеть, что руки и колени Бейла дрожат.
