Нет, мы с Костей разговаривали. Обсуждали абсолютно нейтральные темы — погоду, его работу, Катины игрушки, привычки и новые умения, её любимую еду. Но при этом я вновь ощущала себя так, словно между нами что-то или кто-то стоит. Как все эти годы…
Почему-то это неимоверно раздражало. Я не могла расслабиться и почувствовать, что нахожусь рядом с другом, который не причинит мне вреда, не скажет гадость, не предаст. Костя, если рассуждать здраво, не сделал мне ничего плохого, просто он молчал. И разговаривал с Киром про его Милену. И про меня. За моей спиной!
А как я поступила бы на его месте?..
— Почему ты не ешь? — спросил Костя негромко, когда я уже докармливала Катю. Она сама неплохо ела ложкой, но только в начале, к концу начинала лениться. Из-за того, что за обедом к нам присоединился ещё один человек, я не стала ограничиваться котлетами и салатом, пожарила на гарнир картошку. Какой мужик не любит картошку? Я таких не встречала. Вот и Костя умял всю тарелку. Катя к картошке не притронулась, я — тем более.
— Не хочу, да и времени нет, — я пожала плечами. — Сейчас Катя доест, и спать пойдём через полчаса.
— Вер, тебе нужно есть, — произнёс Костя по-прежнему тихо, но настойчиво. И смотрел при этом так… с беспокойством. Оригинально, да. И чего он обо мне беспокоится? Поддерживал бы Кира, раз уж начал.
— Не нужно мне ничего, — усмехнулась я, стараясь унять раздражение. — Иначе опять стану свиноматкой. — Я практически процитировала фразу Кирилла из их переписки, и Костя, кажется, понял это — замер и чуть побледнел, вновь опуская глаза.
Почему-то это покаянное движение, благодаря которому я смогла лицезреть Костину рыжую макушку — посыпай пеплом, не хочу! — разозлило ещё сильнее. Катя как раз доела, и я, поставив её тарелку в раковину, попросила, вытерев руки полотенцем:
— Посидишь с ней пять минут? Я пока покурю.
Костя изумлённо вскинулся, но я уже выходила с кухни. Быстро пересекла коридор, зашла в кабинет Кира, потом на балкон, достала заныканные сигареты, зажигалку и пепельницу. Вернулась в кабинет и, встав посреди комнаты, как памятник самой себе, зажгла сигарету и затянулась, глотая слёзы, которые никак не хотели выливаться из глаз. Из-за этого у меня было ощущение, будто глазницы распирает от напряжения.
И вновь вернулось то чувство… будто меня заживо жрут муравьи.
Трясущимися руками я вновь и вновь подносила ко рту зажжённую сигарету и выдыхала едкий и противный дым. Курение не приносило мне никакого удовольствия — только мрачное удовлетворение оттого, что Кир опять будет кривиться и бурчать, что в его кабинет ветром натянуло всякую гадость. Ерунда какая! Он в мою жизнь столько гадости притащил, что никакие сигареты с этим не сравнятся.
Вокруг меня уже собралось целое сизое облако, когда дверь неожиданно распахнулась и в кабинет шагнул Костя. Суровый такой, со сдвинутыми бровями.
— Где ты Катю оставил? — тут же ощетинилась я. — Вернись к ней.
— Она в детской, книжку читает, — пробурчал бывший лучший друг. — Не слышишь?
Дверь в детскую была как раз напротив, и я не только слышала Катю, но даже и видела край её ножек. Дочка сидела на полу и, раскрыв свою любимую «Детки в клетке» Маршака, делала вид, что читает. Звучало это примерно так: «Бади-бади-бади! Няня-бади-мака! Баба-пака-бади…»
Почти заклинание, от которого на сердце чуть потеплело.
— Слышу. Иди к ней, я сейчас приду.
— Вместе пойдём, — возразил Костя, с неодобрением косясь на сигарету в моих пальцах. — Вера, брось каку. Тебе не идёт.
— Вот ещё! — Я почти злобно оскалилась и показательно затянулась. Правда, тут же закашлялась — дыхание спёрло от подобной глубокой затяжки, и в глазах защипало.
— Всё, хватит. — Костя решительно шагнул вперёд, отобрал у меня сигарету и загасил её в пепельнице.
— Вершинин, я тебя не узнаю, — хмыкнула я язвительно. — Ты же обычно стараешься ни во что не вмешиваться. Вот и не вмешивался бы. Курить — это моё право.
Костя злился. Нет, не так — он был в ярости. Я даже не помнила, когда в последний раз видела его в подобном бешенстве. Он то бледнел, то краснел, по щекам ходили желваки, а глаза и вовсе словно молнии метали.
И чего он так бесится-то? Подумаешь, курю. Миллионы людей занимаются тем же самым. Насколько я помню, его отец вообще дымит как паровоз, и ничего.
— Кир в курсе?
Ах, вот оно что!
— За своего драгоценного друга переживаешь? — фыркнула я. — Не переживай, ему на меня посрать. Я налысо побреюсь, так он даже не заметит.
Костя выдохнул — и с этим движением с его лица словно слетели все краски.
Кажется, понял всё-таки… Что ж, молодец, догадливый. В отличие от Кирилла.
Но глаз на этот раз не опустил. Прикрыл только, и зубы сжал, и сглотнул — я заметила, как нервно дёрнулся его кадык.
— Пойду я… к Кате, — сказала я, невесело усмехнувшись и представляя, какой грандиозный меня ждёт скандал сегодня вечером — Костя наверняка ведь всё доложит Киру! — и попыталась пройти мимо к двери, но мне не дали.
Костя перехватил мою руку, сжал ладонь… а потом внезапно притиснул меня к себе.
И обнял.
Что… что происходит?..
20
Вера
— Давно? — спросил он глухо и сдавленно, уткнувшись лицом в мои волосы. Костя был выше меня, но не так, как Кирилл, поэтому ему для этого не понадобилось даже наклоняться.
Мне не нужно было уточнять, о чём он спрашивает. И я могла бы не отвечать или съязвить что-то… но больше не хотелось. Не теперь, когда Костя меня обнимал.
— С самого начала.
Он хрипло выругался, пощекотав своим дыханием моё ухо, и я замерла, отчего-то вдруг резко осознав, что нахожусь в объятиях мужчины. Да, Кости, которого знаю с семи лет, но тем не менее…
Тело отреагировало недвусмысленным образом — по позвоночнику побежали мурашки, и в лицо будто плеснули кипятком. А оттуда, где на моей талии лежала рука Кости, и вовсе жар расходился волнами, оседая внизу живота.
Вот что значит вести монашескую жизнь. Уже на Костю реагирую…
— Вер… — Тёплые губы коснулись виска, спустились на щёку. Он издевается? Я же сейчас сознание потеряю. — Прости.
Это слово отрезвило. Я вдруг вспомнила, а чего мы, собственно, здесь стоим и обнимаемся, и поспешила высвободиться из Костиных рук. Отвернулась, лишь бы не смотреть на него, отчего-то потёрла ладонями плечи, будто мне было холодно, и невпопад произнесла:
— Да. — Вздохнула. Боже, что я несу? — Это было забавно, но мне пора к Кате.
Я вновь попыталась пройти мимо Кости, но он меня остановил. Но на этот раз обнимать не стал.
— Вера…
Понятия не имею, что он хотел сообщить, — я его перебила, выпалив:
— Расскажешь Киру?
Я в этот момент посмотрела на Костю… И зря, потому что он тоже смотрел на меня. Наши взгляды столкнулись — и зацепились друг за друга, создав какое-то бешеное напряжение. Даже воздух между нами словно завибрировал.
— Нет. Не расскажу.
Я ещё несколько секунд смотрела Косте в глаза, не понимая, что происходит, и слегка дрожа от какого-то сладкого волнения. Будто бы тайна, возникшая между нами, имела привкус чувственного греха. Абсурд — мы ничего не сделали. Ничего, что хоть как-то предавало бы моего мужа и Костиного друга. Однако чувство было такое, словно сделали.
— Я всё-таки пойду к Кате…
На третий раз у меня это получилось. А через пару минут ушёл и сам Костя, скомканно и нервно попрощавшись, а я отправилась укладывать дочку на дневной сон.
Тогда я и вспомнила о Хэнге. Да, надо ему написать. Пожалуй, мне сейчас будет полезно получить дозу необременительного общения с незнакомым человеком, который не в курсе, какое дерьмо творится в моей жизни.
21
Костя
Настало время самобичевания и гнева.
Я стоял с закрытыми глазами, стараясь дышать ровно, чтобы не взорваться. Лифт, как назло, не приезжал, а когда всё-таки соизволил добраться до меня, я шагнул внутрь и нервно нажал на первый этаж, словно хотел скрыться ото всех и вся как можно скорее. Но бросил-таки взгляд между закрывающихся дверей, чтобы увидеть там Веру…
