выходил, над дверью звякнул звонок.
Согласно телефонной книге, Филип Баннистер проживал на Десятой Южной улице, 1592. Хейвз позвонил в участок, чтобы Карелла знал, куда он поехал, и отправился к Баннистеру.
Десятая Южная была типичной для этой части города улицей, где толпятся в тесноте многоквартирные дома без балконов. Поэтому в тот день площадки пожарных лестниц несли двойную нагрузку: здешние женщины забросили домашние дела, надели самое невесомое и расселись на площадках в надежде, что хоть слабенький ветерок проберется в это бетонное ущелье. Рядом с ними стояли приемники, в глубь квартир тянулись провода, и по улице лилась музыка. Женщины, кто подобрав платье выше колен, кто в купальнике, а кто и просто в комбинации, сидели, пили и обмахивались, пытаясь хоть как-то спастись от жары. Тут же стояли запотевшие кувшины с лимонадом, пивные банки, молочные бутылки с ледяной водой.
Хейвз остановил машину у тротуара, выключил двигатель, отер лоб, вылез из своей маленькой духовки на колесах и попал в большую печь улицы. На нем были легкие брюки и открытая спортивная рубашка, тем не менее он весь взмок. Он вдруг вспомнил Толстяка Доннера в турецких банях, и ему сразу стало прохладней.
Дом 1592 оказался уродливым серым зданием — между двумя такими же уродливыми и серыми собратьями. Поднимаясь по ступенькам к подъезду, Хейвз прошел мимо двух молоденьких девушек, болтавших об Эдди Фишере. Одна из них не понимала, что он нашел в Дебби Рейнольдс; у нее-то фигура получше, чем у Дебби Рейнольдс, и в тот раз, когда она подкараулила Эдди у служебного входа, чтобы заполучить его автограф, он наверняка обратил на нее внимание. Хейвз вошел в подъезд, искренне сожалея, что он не стал певцом.
На маленькой белой табличке было аккуратно написано, что Филип Баннистер живет в квартире 21. Хейвз смахнул пот с верхней губы и поднялся на второй этаж. Все двери на этаже были открыты в жалкой попытке вызвать сквозняк. Увы, на площадке стоял полный штиль. Дверь квартиры двадцать первой тоже была открыта. Откуда-то из глубины до Хейвза донеслась трескотня машинки. Он постучал по дверному косяку.
— Есть кто-нибудь?
Машинка продолжала тарахтеть без умолку.
— Эй! Есть кто-нибудь?
Перестук клавишей резко оборвался.
— Кто там? — крикнул голос.
— Полиция, — сказал Хейвз.
— Кто? — удивился голос.
— Полиция.
.— Одну минутку.
Снова заработала машинка и, простучав в бешеном темпе еще минуты три, замолкла. Отодвинули стул, едва слышно прошлепали по полу босые ноги. Через кухню к входной двери вышел худощавый мужчина в майке и полосатых трусах. Он склонил голову набок, в его карих глазах плясали огоньки.
— Вы сказали — полиция? — спросил он.
— Да.
— Вряд ли по поводу деда — ведь он уже умер. Я знаю, что папаша прикладывался к спиртному, но неужто из-за этого у него были неприятности с полицией?
Хейвз улыбнулся.
— Я бы хотел задать вам несколько вопросов. Если, конечно, вы и есть Филип Баннистер.
— Он самый. А вы?
— Детектив Хейвз из восемьдесят седьмого участка.
— Коп собственной персоной, — восхитился Баннистер. — , Настоящий живой детектив. Так-так. Входите. В чем дело? Я слишком громко печатаю? Вам пожаловалась эта стерва?
— Какая стерва?
— Домовладелица. Проходите сюда. Она пригрозила позвать полицию, если я еще буду печатать по ночам. Вы по этому поводу?
— Нет, — ответил Хейвз.
— Садитесь, — пригласил Баннистер, указывая на стул у кухонного стола. — Хотите холодного пива?
— Не откажусь.
— Я тоже. Как вы думаете, дождь когда-нибудь будет?
— Затрудняюсь сказать.
— Ия тоже. И метеослужба тоже. Мне кажется, они берут свои прогнозы из вчерашних газет. — Баннистер открыл холодильник и вынул две банки пива. — В этой жаре лед тает на глазах. Вы не против — прямо из банки?
— Отнюдь.
Он открыл обе банки и протянул одну Хейвзу.
— За благородных и непорочных, — провозгласил он и сделал глоток. Хейвз последовал его примеру.
— Эх, хорошо, — крякнул Баннистер. — Наши маленькие радости. Что может быть лучше? Совершенно незачем гоняться за деньгами.
— Вы здесь один живете, Баннистер?
— Совершенно один. За исключением тех случаев, когда у меня гости, что бывает редко. Я люблю женщин, но не располагаю достаточными средствами.
— Вы где-нибудь работаете?
— Везде и нигде. Я писатель.
— Журналы?
— В данный момент я работаю над книгой.
— Кто ваш издатель?
— У меня нет издателя. Будь у меня издатель, я не жил бы в этой крысиной норе. Я бы прикуривал сигареты от двадцатидолларовых бумажек и крутил романы с лучшими манекенщицами в городе.
— Так поступают все преуспевающие писатели?
— Так будет поступать данный писатель, когда преуспеет.
— Вы купили недавно стопу бумаги Картрайт 142-Y? — спросил Хейвз.
— А-а?
— Картрайт…
— Да-а, — удивился Баннистер. — Откуда вы знаете?
— Вы знакомы с проституткой по кличке Леди?
— А?
— Вы знакомы с проституткой по кличке Леди? — повторил Хейвз.
— Нет. Что? Как вы сказали?
— Я сказал».
— Вы что, шутите?
— Я говорю серьезно.
— Простатут— Черт, нет! — Баннистер вдпуг возмутился. — Откуда мне знать проста..? Вы шутите?
— Знаете вы какую-нибудь женщину, которую зовут Леди?
— Леди? Что это значит?
— Леди. Подумайте.
— Нечего мне думать. Не знаю я никаких Леди. Что это значит?
— Можно взглянуть на ваш письменный стол?
— У меня нет письменного стола. Послушайте, шут i зашла слишком далеко. Не знаю, откуда'вам известно, какой бумагой я пользуюсь, мне это безразлично. Но вы сидите здесь, пьете пиво, купленное на деньги, которые не так-то легко достаются моему отцу, и задаете глупые вопросы о хакой-то проститутке… В чем дело, наконец? Что это значит?
— Разрешите, пожалуйста, в?..лянуть на ваш письменный стол.
— Нет у меня никакого дурацкого письменного стола! Я работаю за обыкновенным столом!
— Можно его посмотреть?
— Ну, ладно, валяйте! — заорал Баннистер. — Поиграем i загадочность! Тоже мне, таинственный король детективов. Валяйте. Будьте как дома. Стел в другой комнате. Но если вы, черт побери, что-нибудь там перепутаете, я пожалуюсь комиссару.
Хейвз прошел в другую комнату. На столе стояла малинка, рядом лежала стопка отпечатанных листов, пачка копирки и начатая пачка бумаги.
— У вас есть клей? — спросил Хейвз.
— Конечно, нет. Зачем мне клей?
— Какие у вас планы на вечер, Баннистер?
— А вам зачем знать? — спросил Баннистер, расправив плечи и приняв высокомерную позу, — вылитый Наполеон в исподнем.
— Надо.
— А если я не скажу?
Хейвз пожал плечами. Жест говорил сам за себя. Баннистер гэдума* и сказал:
— Хорошо. Я иду с матерью на балет.
— Куда?
— В городской театр.
— Во сколько?
— Начало в полдевятого.
— Ваша мать живет в городе?
— Нет. Она живет на Песчаной Косе. Восточный Берег.
— Она хорошо обеспечена?
— Да, пожалуй.
— Ее можно назвать обеспеченной леди?
— Пожалуй.
— Леди?
— Да.
