«Меня увезут из Розенбурга завтра. Со мной едет матушка. Она одна будет от семьи на свадьбе. Мне предстоит прожить в имении мессира Валерио все время до подготовки к торжеству. Мне страшно.
Все хожу по своей комнате, пытаюсь запомнить каждый ее угол. Никогда уже не вернусь сюда. Плачу все эти дни без остановки. Чужое все будет вокруг. Нелюбимое.
При мысли о том, что скоро выйду замуж, становится дурно. Вчера служанки меня решили подбодрить, рассказывали, как это приятно, когда мужчина обнимает тебя и ведет в постель, что мне понравится, что это только поначалу страшно и больно…
Я убежала от них. Не хочу слушать».
«Второй день в Лоренции. Мы прибыли вчера к обеду. Мессира Валерио не было дома. Нас разместили в лучших комнатах. Моя комната просто чудесная! Огромная, с красивой ванной комнатой, отделанной мозаикой, с удобным столиком для чаепитий, а окно выходит в сад. Матушка, правда, расстроила, заявив, что после свадьбы придется жить с мессиром Валерио в одной комнате. Сегодня прислуга явилась за моими распоряжениями. А я ничего не могла придумать, только попросила садовника посадить розы. Потом мне досталось от матушки. Она сказала, что я мямлила и вообще проявила себя как слабовольная хозяйка. А я слушала и удивлялась: разве я хозяйка?
Глупо. Я знаю.
К вечеру прибыл Себастьян! Как хорошо… Но с ним и моя беда.
Страшно мне…»
«Мессир Валерио хорош собой. Все-таки… очень хорош. Не помню его таким. Его любящий взгляд смущает меня, а сердце бьется… Может, получится полюбить его?
Сегодня все выехали кататься на лошадях, матушка чуть отстала, чтобы мы могли поговорить. Я слушала мессира Валерио, смотрела по сторонам и убеждалась, что смогу стать счастливой здесь. Он улучил момент, дотронулся до моей руки, и меня это прикосновение взволновало так, как волновала только моя беда.
Верю, верю, что смогу справиться с собой. Неправильная страсть отступит, я выйду за мессира Валерио, буду счастлива».
Я на мгновение прервала чтение. Упоминание о Валерио рождало во мне страсть и желание. Хотелось вырваться отсюда и мчаться к нему… Я еле сдержалась. Хорошо, что нет возможности покинуть это место. Иначе безумное желание увидеть его, почувствовать его взяло бы верх над разумом.
На следующее утро я решила быть хитрее: когда молчаливый мальчик принес завтрак, я выскользнула вслед за прислугой и пошла за ним по коридору. Он вскоре открыл одну из дверей, скрылся за ней, а я успела удержать ее до того, как она закроется. Но, шмыгнув с чувством торжества вслед за мальчиком, я не смогла сдержать вопль разочарования: передо мной снова была моя спальня! А мальчик исчез!
В отчаянии я метнула в стену коридора пресс-папье в виде красивого рубина.
— Выпустите меня отсюда! Выпустите!
Но в ответ была тишина.
Браслет жег плечо и с каждым часом становился все горячее. Видимо, Валерио беспокоился за меня. Я же больше всего на свете хотела оказаться рядом с ним. Готова была на стены лезть от чувства гнетущей тоски. Когда пришел седовласый мужчина, его бесцветным глазам предстало жалкое зрелище: я порвала на лоскуты простыню и одеяло, пытаясь бежать через окно. Но окно не открывалось и не разбивалось. Он как раз застал меня за тем, когда я, сломав ножку стула, пыталась выбить стекло.
— Идите за мной!
Я подчинилась, на ходу лихорадочно запоминая дорогу, потом вспомнила, что это бесполезно.
Меня опять ввели в зал. И снова в ней был только Верховный жрец, напоминающий куклу.
Седовласый подвел меня к трону и отступил.
— Сними маску, она тебе здесь не нужна, — предложил жрец.
— Не приказывай мне. Вы не мой хозяин.
— Как хочешь. Сегодня я послал отряд за лорентийцами.
Ну хоть какое-то облегчение. Но в этот момент браслет ожег кожу, и я невольно схватилась за плечо.
— Что у тебя там?
— Ничего.
Одно движение руки жреца, и седовласый подскочил ко мне с намерением сорвать рукав. Я увернулась, развернулась к нему, сделала подсечку и уложила на лопатки. И тут же меня словно парализовало, я лишь успела повернуться к жрецу. Это он каким-то образом воздействовал на меня.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я отпущу тебя, — голос под маской звучал хрипло и глухо, — но если ты совершишь еще какую-нибудь глупость, я с тебя шкуру спущу.
Я задыхалась от бессильной ярости. Седовласый поднялся и, пока жрец удерживал меня, сорвал рукав. Жрец отпустил меня. Я покачнулась и еле удержалась на ногах.
Все, что хотелось сейчас, — подбежать к нему, сорвать маску и набить морду. Но я понимала, что любое мое движение в его сторону грозит наказанием.
— Когда ты появилась здесь, я думал, лорентийцы совсем с ума сошли, раз делают Пифиями безродных террианок. Но у тебя отличные боевые навыки, Самвел — один из моих лучших воинов. Уложить его на лопатки практически невозможно. Ты же сделала это легко, он даже не успел защититься. Теперь я понимаю желание Валерио удержать тебя. Но я не понимаю, почему ты так сильно хочешь быть его Пифией. Это все равно, что быть рабыней.
— А у меня есть выбор? Я оказалась в этом мире без знаний, без средств к существованию и с самого начала выживаю только благодаря самозащите! Расскажите мне, уважаемый жрец, как можно выжить в этом мире одной. И я с интересом вас выслушаю.
— Сними маску.
Я сняла.
— Довольны?
Глаза в прорезях его маски смотрели на меня с невозмутимым спокойствием.
— Мне нужно твое согласие, чтобы избавить тебя от браслета.
Я посмотрела на золотой ободок под кожей.
— Но это невозможно, он врос.
— Я могу освободить тебя.
Почему он все это время говорит так, будто я рабыня Валерио?
— Вы ошибаетесь, Валерио знает, кто я. Он не мой хозяин на самом деле.
— Но ты чувствуешь связь с ним.
Я осеклась.
— Да.
— Идешь с ним в постель, когда он хочет?
— Добровольно, и я сама…
— Если ты сама, то браслет тебе ни к чему. Согласна?
Ну в чем-то он прав. Я задумалась. Может ли быть, что ошибка в вакцине привела к тому, что я стала практически во всем послушна Валерио? Или же… потом, когда я думала, что он пытался исправить досадный промах, на самом деле только усугубил подчиняющее воздействие? Нет… Этого не может быть… Но тогда прав и жрец: я и без браслета буду тянуться к нему, если мое желание истинное.
— Согласна.
К моему ужасу, жрец поднялся. Он оказался высоким, когда подошел ближе. А маска пугала своей невыразительностью.
— Не бойся. — Глаза в прорезях странно блеснули.
— Не дождетесь, — огрызнулась я.
Его рука в перчатке легла на мое обнаженное плечо. Сначала я не почувствовала ничего. Только прикосновение к коже его затянутых в бархат пальцев. Я даже смело посмотрела на маску: веки человека под ней были закрыты. И тут я ощутила, что все тело пронизано нитями, как кровеносной системой: где-то толще, где-то тоньше. И тут же испытала неприятные ощущения: жрец словно вытягивал их из меня, а они так вросли в плоть, что их удаление было болезненным.
— Хорошо он тебя опутал. Как же ты ему нужна… — услышала я шепот маски. Я старалась не кричать от боли, но было сложно. Я прикусила палец.
— Держись за меня.
Он подставил плечо, и я привалилась к нему, дрожа от напряжения. Мой лоб покрылся испариной, нити оставались в туловище и голове, их удаление стало намного болезненнее. Я почувствовала, что еще немного и потеряю сознание, перед глазами было темно.
— Терпи, Элиза.
В ответ я всхлипнула и застонала, завыла от невозможности сдержаться. Боги, еще немного, и я обмочусь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я почувствовала второе плечо, это Самвел встал рядом, и я дрожащей рукой вцепилась и в него.
Золотые нити неохотно покидали мое тело, их сеть отпустила сердце и голову. Наконец все сконцентрировалось в плече, словно огромный раскаленный шар. Я нашла силы опустить взгляд: золото из-под кожи перетекало в ладонь жреца.
