Прайор поставил её голубую сумку в белый вагончик с полосатой крышей. Мона полезла следом, слыша слабые испанские голоса из наушников кубинца-водителя. Потом Эдди запихнул ей под ноги свои чемоданы, и они с Прайором тоже сели. И покатили к взлётной полосе сквозь стену дождя.
Самолёт оказался совсем не таким, какие она знала по стимам, изнутри он совсем не походил на длинный роскошный автобус с рядами кресел по сторонам. Самолёт был маленький, с заострёнными хрупкими крыльями и такими окошками, что казалось, будто машина всё время косит глазами.
Поднявшись по металлической лестнице, Мона попала в округлое помещение с четырьмя креслами и однообразным серым ковром повсюду: и на потолке, и на стенах тоже, — всё чистое, холодное и отчуждённо серое. За ней вошёл Эдди и сел с таким видом, будто ежедневно это проделывал, — распустив галстук и вытянув ноги. Прайор нажимал кнопки у двери. Дверь со вздохом закрылась.
Мона взглянула в узкое, в каплях воды окошко на огни взлётной полосы, отражавшиеся в мокром бетоне.
«А сюда ехали на поезде, — подумала она, — от Нью-Йорка до Атланты, потом пересадка».
Самолёт задрожал. Ей послышалось, как, оживая, что-то проскрипел фюзеляж.
Пару часов спустя Мона ненадолго проснулась в затемнённой кабине, — оказывается, заснула, убаюканная протяжным гулом реактивного двигателя. Эдди спал, полуоткрыв рот. Возможно, Прайор спал тоже, а может, он просто сидел с закрытыми глазами — она не знала.
На полпути в сон, который на, следующее утро она уже не смогла вспомнить, ей почудились звуки того техасского радио — тающие стальные струны, вибрирующие, словно боль.
Глава 9
Лечь на дно
Джубили и Бакерлоо, Сёркл и Дистрикт. Кумико рассматривала маленькую глянцевую карту Лондона, которую дал ей Петал, и зябко ёжилась. Холод, исходивший от бетона платформы, проникал даже сквозь подошвы ботинок.
— И старая же она, чёрт побери, — рассеянно сказала Салли Ширс.
В её линзах отражалась закругляющаяся к потолку стена в чехле из белой керамической плитки.
— Прошу прощения?
— «Труба»…
Новый клетчатый шарф был завязан у Салли под подбородком, и с каждым следующим словом изо рта у неё белым облачком вылетал пар.
— Знаешь, что меня мучает? То, как иногда прямо у тебя на глазах на станции наклеивают новый слой плитки, не сняв сперва старую, или просверливают дыру в стене, чтобы провести какие-нибудь провода. Тогда видишь все эти наслоения плитки…
— Да?
— Но ведь станции всё сужаются и сужаются, так? Это как сужение вен…
— Да, — с сомнением сказала Кумико, — я понимаю… Салли, а мальчики вон там… Что означают их костюмы?
— Это Джеки. Их ещё называют Джеки Дракулы.
Четверо Джеков Дракул нахохлились, как вороны, на противоположной платформе. На них были неприметные чёрные дождевики и начищенные армейские ботинки со шнуровкой до колен. Один из них повернулся, обращаясь к другому, и Кумико увидела, что волосы у него стянуты назад и заплетены в косичку, перевязанную маленьким чёрным бантом.
— Повесили его, — сказала Салли, — после войны.
— Кого?
— Джека Дракулу. После войны здесь одно время практиковали публичные казни. От Джеков тебе лучше держаться подальше. Ненавидят любых иностранцев…
Кумико с радостью вызвала бы Колина, но модуль «Маас-Неотек» был запрятан за мраморным бюстом в той комнате, куда Петал подавал еду, а тут ещё подошёл поезд, ошарашив её архаичным перестуком колёс по стальным рельсам.
Салли Ширс — на фоне залатанной изнанки городской архитектуры, в её стёклах отражается путаница лондонских улиц и переулков, помеченных в каждую эпоху экономикой, пожарами, войнами…
Кумико, уже совершенно запутавшись, где они, собственно, находятся после их с Салли трёх поспешных и, на первый взгляд, совершенно случайных пересадок, безропотно позволяла тянуть себя из такси в такси. Они выскакивали из одной машины, ныряли в двери ближайшего универмага, чтобы воспользоваться первым попавшимся выходом на другую улицу и сесть в другое такси.
— «Хэрродз»[9], — сказала Салли, когда они поспешно пересекали богато украшенный зал, высокий потолок которого подпирали колонны из белого мрамора. Кумико щурилась на толстые красные ломти вырезки и бараньи ноги, разложенные на многоярусных мраморных прилавках, предполагая, что всё это пластиковые муляжи. Потом — снова на улицу. Салли подзывает очередное такси.
— «Ковент-Гарден»[10], — бросает она шофёру.
— Прости, Салли, но что мы делаем?
— Заметаем следы. Теряемся.
Салли пила горячий бренди на веранде крохотного кафе под припорошенной снегом стеклянной крышей. Кумико пила шоколад.
— Мы потерялись, Салли?
— Да уж. Во всяком случае, я на это надеюсь.
Кумико подумала, что сегодня Салли выглядит старше: возле губ залегли морщинки усталости или напряжения.
— Салли, а чем именно ты занимаешься? Твой друг спрашивал, по-прежнему ли ты отошла от дел?..
— Я — деловая женщина.
— А мой отец? Он — деловой человек?
— Твой отец — самый настоящий бизнесмен, котёнок. Нет, не такой, как я. Я вольный стрелок. В основном вкладываю деньги.
— А во что ты вкладываешь?
— В таких же, как я, — пожала она плечами. — Тебя что, разбирает сегодня любопытство? — Она отпила ещё глоток.
— Ты советовала мне стать своим собственным шпионом.
— Хороший совет. Однако требует некоторой ловкости и умелого применения.
— Ты здесь живёшь, Салли? В Лондоне?
— Путешествую.
— А Суэйн, он тоже вольный стрелок?
— Это он так думает. Он под чьим-то крылом, к тому же держит нос по ветру. Здесь это необходимо для дела, но лично мне действует на нервы. — Она допила бренди и облизнула губы. Кумико поёжилась. — Тебе не стоит бояться Суэйна. Янака смог бы съесть его на завтрак…
— Нет, я подумала о тех мальчишках в подземке. Такие худые…
— Дракулы.
— Банда?
— Бозоцоку, — сказала Салли с вполне сносным произношением. — «Кочевые племена», так? Ну, во всяком случае, что-то вроде племени. — Слово было не совсем подходящее, но Кумико решила, что уловила суть. — А худые они потому, что бедные. — Салли жестом подозвала официанта, чтобы заказать ещё бренди.
— Салли, — сказала Кумико, — когда мы добирались сюда, наш маршрут, все эти поезда и такси, — это для того, чтобы убедиться, что за нами никто не следует?
— Ни в чём нельзя быть уверенным.
— Но когда мы ходили на встречу с Тиком, ты не предпринимала никаких предосторожностей. За нами без труда мог бы кто-то идти. Ты нанимаешь Тика шпионить за Суэйном и делаешь это совершенно открыто. А потом столько предосторожностей, чтобы привести меня сюда. Почему?
Официант поставил перед Салли дымящийся стакан.
— А ты зоркий маленький котёнок, ведь правда? — Подавшись вперёд, она вдохнула пар бренди. — Просто так, идёт? В случае с Тиком я просто пыталась встряхнуть кой-кого, вызвать какую-нибудь реакцию.
— Но Тик беспокоился, как бы Суэйн его не обнаружил.
— Стоит Суэйну узнать, что Тик работает на меня, и он его не тронет.
— Почему?
— Потому что знает, что я могу его убить. — Она подняла стакан; вид у неё сделался вдруг счастливый.
— Убить Суэйна?
— Вот именно. — Салли выпила, будто подняла тост.
— Тогда почему ты так осторожна сегодня?
— Потому что приятно почувствовать, что стряхнула с себя всё это, вырвалась из-под колпака. Вполне вероятно, что нам это не удалось. А может, и удалось. Может, никто, вообще ни один человек не знает, где мы. Приятное чувство, а? Тебе никогда не приходило в голову, что ты, возможно, чем-то напичкана? Предположим, твой отец, предводитель якудза, приказал вживить в тебя крохотного «жучка», чтобы раз и навсегда получить возможность проследить, где его дочь. У тебя такие чудные маленькие зубки. Что, если папочкин дантист спрятал в одном из них немного «железа», пока ты была в стиме? Ты ведь ходишь к зубному?
— Да.
— Смотришь стим, пока он работает?
— Да…
— Вот видишь. Возможно, он прямо сейчас нас слушает…
Кумико чуть не опрокинула на себя шоколад.
— Эй. — Полированные ногти постучали по запястью Кумико. — Об этом не беспокойся. Он бы так тебя не послал, я имею в виду, с «жучком». Это бы и его врагам дало возможность тебя выследить. Но теперь понимаешь, что я хотела сказать? Приятно выбраться из-под колпака или, во всяком случае, попытаться. Просто побыть самой собой, так?
— Да, — сказала Кумико. Сердце продолжало глухо стучать где-то в горле, а паника всё росла. — Он убил мою мать, — вырвалось у неё, и вслед за словами на серый мраморный пол кафе устремился только что выпитый шоколад.
