Но это было уже позднее. А сейчас вернемся к нашей первой поездке в деревню и первому знакомству с морскими животными. Когда вода спала, мы покинули каменную плотину и поплыли вдоль берега в сторону заходящего солнца. Море, как обычно в последние пятнадцать минут перед закатом, было тихим и неподвижным. Сквозь прозрачную толщу воды можно было видеть покрытое складками дно. Недавний шторм, видимо, вымыл местами глубокие впадины и разбросал песок продолговатыми холмиками. В небольшом углублении между двумя такими холмиками стоял Збышек и со смешанным выражением восхищения и отвращения что-то рассматривал.
— Папа увидел рыбу, — точно определила Магда.
Да, несомненно. Такое выражение лица было у Збышека всегда, когда он встречался с рыбой. Только вчера мы говорили с ним на эту тему.
— Ты должен взять себя в руки. Магда во всем тебе подражает, и если она увидит, что ты боишься рыб, то будет реветь при виде аквариума.
— С рыбами лучше быть осторожным. А потом я их совсем не боюсь, а только чувствую к ним отвращение.
Вот и сейчас Збышек совсем, как мне показалось, непедагогично повернулся кругом и стал удирать к берегу. Я решила, что пришла пора позаботиться о душевной гигиене ребенка.
— Такой большой папа и боится такой маленькой рыбки! — произнесла я с нескрываемым удовольствием. — Иди сюда, мамуся тебе ее покажет!
Я взяла за руку упирающуюся дочь и потянула ее к тому месту, откуда минуту назад исчез глава семьи. Мы тут же увидели эту рыбку. Она была небольшая, сантиметров двадцать в длину, и очень красивая. Ее плотное тело покрывали горизонтальные полосы: желтые, голубые и розовые с бледно-зелеными полутонами у головы. Рыбка плавала вокруг кораллового камня.
— Ах, какая красивая, — благоговейно вздохнула Магда.
Мы сделали шаг вперед. Рыбка как будто нас совсем не боялась. Наоборот, после нескольких нерешительных движений она застыла неподвижно, как пестрое изваяние. Не знаю почему, но у меня появилось ощущение, что она внимательно нас разглядывает. Поэтому мне стало немного не по себе… Вдруг разноцветный феномен пришел в движение и быстро поплыл. Нет, рыбка не удирала, а с решительностью маленького броненосца плыла прямо на нас…
— Боюсь! — заревела наша героическая дочь и припустила что было сил к берегу, а я — за ней. Но только я успела сделать первый шаг, как почувствовала сильный укол в икру, потом второй, третий… Вода мешала бежать, а назойливое существо атаковало все настойчивее.
— Збышек, Збышек! — закричала я громче Магды. Збышек бросился к нам на помощь, схватил заплаканного ребенка на руки, и мы, полумертвые от страха, добрались до берега.
— Такая красивая рыбка… — рыдала с глубоким чувством обиды жертва моих дидактических экспериментов. А на икрах наших ног красным по белому была написана третья заповедь коралловых островов: глава семьи всегда прав!
— Разве я не говорил? — подвел Збышек итог нашей первой поездки в деревню…
Рыба и киты
Перед наступлением ночи, когда солнце еще не зашло, а на противоположной стороне неба уже появилась большая оранжевая луна, самоанская деревня выплескивает всю свою энергию и радость, которую она копила в течение жаркого дня. Люди высыпают из домов, садятся у обочины дороги и на краю малаэ, играют па укулеле, поют, шутят…
Старики с удовольствием загадывают загадки. Кто угадает, что это такое: «Женщина сидит на скале, а се седые волосы поднялись к небу»? Конечно же, — уму с косой белого дыма.
Кто-то произносит: лаумеи (черепаха) — и выжидающе смотрит на соседа. Лицо последнего принимает озабоченное выражение. Найдет ли он рифмующееся с этим словом название рыбы?
На малаэ две команды мальчишек играют в крикет, который здесь называют киликити. Английская игра, перенесенная на самоанскую почву, за короткое время стала подлинно народным спортом. Куда ни посмотришь: на школьных спортивных площадках, пустырях, деревенских площадях — везде молодежь увлеченно бьет тонкими битами по каучуковым шарам. Англичане с трудом узнают этот росток, отпочковавшийся от британского деревца.
— Ну, это не крикет, — открещиваются они с пренебрежением, наблюдая за игрой, которая действительно больше напоминает сражение древних воинов, чем состязания элегантных воспитанников public school[27].
— Но это же киликити! — горячо возражают им самоанцы.
Деревня отдыхает. Только паопао, небольшие лодки, выдолбленные из ствола дерева, лениво скользят по заливу. Может быть, рыбаки собираются на ночной лов? Да, гребцы направляют лодки в открытое море. Через минуту они останавливаются у коралловой стены, которая отделяет лагуну от океана, и начинают ловить рыбу прадедовским способом — при свете факелов.
Деревню кормит море. Море для нее имеет тем большее значение, чем беднее деревня, чем меньше у нее земли. Утром, днем и вечером на самоанских пляжах можно увидеть худых, жилистых рыбаков, которые с сетью или копьем и самодельными очками для подводного лова возвращаются с охоты. С пояса свисают яркие трофеи: связки сапфировых, красных и серебристых рыбок. Наловить на обед рыбы в лагуне могут даже мальчишки. Ловко и бесшумно погружаются они под воду и в зеленом полумраке высматривают жертву. Одно быстрое движение копья — и серебристая рыба бьется на железном наконечнике. Изредка удается поймать крупную добычу: молодую акулу, которую отлив застал по эту сторону рифов, заблудившегося тунца или вкусную барабульку. Настоящий сезон ловли барабулек начинается только в октябре. Между октябрем и мартом эта рыба-бродяга откладывает икру в верхнем течении рек, а потом большими косяками возвращается в море и попадает прямо в расставленные сети. Для деревни это приятное время — пора сытости и благоденствия.
Операция «барабулька» готовится заранее и необычайно тщательно. Сначала расставляют западни — сети из кокосового волокна и пальмовых листьев. Так как плести такие сети весьма трудоемкое занятие, да к тому же они легко рвутся, то постепенно их вытесняют дорогие, но зато прочные — металлические. Расставляют их в устьях рек в форме огромной буквы V. Одна сторона тянется вдоль линии рифов, другая идет прямо к берегу. Как открытая пасть, направлена она в сторону устья реки, заманивая рыбу в шаровую западню с узким горлом. С вышки на берегу дежурный наблюдает за рекой и лагуной. Как только он заметит приближающийся косяк, то извещает об этом деревню пронзительными звуками, которые извлекает из раковины тритона. Поднимается неописуемая суматоха. Дежурный трубит что есть мочи в раковину, дети визжат и путаются под ногами, женщины перекликаются, вытаскивая из тайников под потолком большие сети, натянутые на деревянные рамы, а мужчины разматывают длинную сеть, которая отрежет рыбам обратный путь.
