Болты будут у меня деревянные, с металлическими наконечниками. Пожалуй, себе (и только!) я могу позволить такую роскошь. Для оперения – птичьи перья из крыльев. Надо не забыть, что для каждой стрелы перья должны быть из одного крыла– правого или левого…»
Макеты из глины и дерева Семен готовил дня два, а потом сдал их главному кузнецу. Головастик, конечно, был очень занят, и выполнить заказ быстро не мог, да, собственно, Семен и не требовал.
Конечно же, в результате получились не готовые детали, из которых можно просто собрать оружие, а некое к ним приближение, правда довольно близкое. Все пришлось подгонять, подтачивать, а кое-что и перековывать заново. Правда, результатом Семен остался доволен – новый арбалет весил не больше армейского карабина начала XX века, и его можно было таскать на ремне за спиной, а в заряженном виде – поднимать и опускать под любым углом, поскольку болт в желобе зажимался неким подобием пружины, установленной сверху.
Пробные стрельбы показали, что максимальная дальность прицельной стрельбы составляет метров пятьдесят. Вообще-то, конечно, болт сохраняет убойную силу и дальше, но тогда надо заводить старую песню – долго и тщательно пристреливать каждый снаряд индивидуально. Заниматься этим Семену было некогда, да и не хотелось.
С изготовлением нового арбалета появилась реальная возможность обеспечить все племя надежным стрелковым оружием. Однако с этим Семен решил не торопиться. Во-первых, делать самострелы-арбалеты не так уж и просто, а во-вторых, если народ перейдет на них, то вскоре «магия лука» и «магия дротика» будут утрачены. А ведь «магия» – это не навык, который можно приобрести за несколько недель или месяцев, это искусство, которым овладевают с детства. И наконец, в-третьих: он вспомнил еще об одной своей давней задумке, которая когда-то чуть не стоила ему жизни.
Гранаты. Или нечто подобное.
«Для чего надо было из такой дали тащить сюда мешки с селитрой и серой? Именно для этого! Действие кульков из шкуры, набитых горючей смесью, я уже испробовал. В определенных условиях их применение дает хорошие результаты. У нас тут, правда, таких условий нет. Но! Но есть керамика! Значит, можно делать закрытые сосуды и набивать их порохом. В замкнутом объеме моя горючка должна не просто вспыхивать, а взрываться – это уже совсем другая песня!
Даст ли это нам преимущество в случае начала военных действий? Скорее всего – даст. Даже если такая граната и не способна будет нанести противнику урон в живой силе, то на психику действовать должна сильно. Во всяком случае, при первом применении: что-то такое летит, дымится, потом падает и взрывается – огонь, дым, грохот. Удивленного или испуганного противника, как известно, победить значительно легче, чем невозмутимого и смелого. Значит…
Сосуды-рубашки делаем, по возможности, шарообразной формы. С дырками, конечно. В эти дырки желательно сразу вмазывать глиняные трубки – они будут неким подобием запалов, которые нужно поджигать. А какой размер должен быть у такой бомбы? Если слишком маленький, то порох, наверное, будет просто выгорать через отверстие, а если слишком большой, то… То материала хватит только на показательное выступление. А толщина стенок? А диаметр трубки? Самое смешное, что эти важнейшие параметры никак теоретически не вычислить – можно установить лишь экспериментально. Значит, будем экспериментировать».
И Семен начал экспериментировать. Вскоре он, конечно, пожалел об этом, но остановиться уже не смог. Результат – два десятка глиняных шаров чуть больше кулака размером – явно был неадекватен затраченным усилиям. Дело в том, что их начинка, наверное, не являлась настоящим порохом. Собственно говоря, Семен не сомневался в качестве лишь одного ингредиента – древесного угля. Селитра же и сера, скорее всего, содержали большое количество примесей, мешающих взрывному горению. Тем не менее бомбы взрывались – в среднем две из трех. Правда, без особого грохота – чаще с хлопком. Однако и в этом случае приличного облака осколков не получалось, поскольку толщина стенок была не одинаковой, и «рубашка» гранаты во многих случаях разрывалась по слабым местам – на две-три части. Кроме того, выяснилось, что кидаться этими штуками неудобно, при падении же на твердую поверхность они разбиваются, и вместо взрыва в лучшем случае получается просто вспышка – правда, довольно эффектная. Улучшать боевые качества изделий можно было бесконечно, но пришлось остановиться на достигнутом – количество горючей смеси ограничено, а способов увеличить его Семен не знал.
На охоту в то лето Семен так ни разу и не сходил. Зато успел изрядно подпортить это занятие другим, превратив его в черт знает что. Дело в том, что севернее поселка в двух низинах образовались… Ну, как это назвать – большие глубокие лужи? Или мелкие озера? Дело, конечно, не в названиях, а в изменении географии. Основная масса копытных перемещалась теперь с запада на восток и обратно. Те, кто добирался до левого берега Большой реки, двигались, соответственно, вдоль него. Встретив на пути территорию, пропахшую дымом и истоптанную людьми, стада отклонялись к северу, чтобы по широкой дуге обойти сомнительное место. И вот там-то они и натыкались на два новых озера. Их нужно было обходить еще северней или миновать по перешейку шириной метров триста и протяженностью около километра. Если приближающееся стадо удавалось заметить издалека, то кто-нибудь из охотников мог попытаться устроить засаду на этом перешейке. Собственно говоря, подобных мест в степи теперь стало много. Это же было не самым удобным, зато находилось в прямой видимости от поселка.
Понаблюдав однажды процесс охоты на диких лошадей, Семен решил его радикально улучшить, тем более что теперь у него был топор. К тому же, несмотря на все доводы разума, приложить руку к добыванию пищи ему все-таки хотелось. Не меньше недели он ежедневно переправлялся на противоположный берег, лазил по лесу на террасах и работал топором – рубил жерди, точнее, все, что было достаточно прямым и длинным. Потом переправлял все это через реку, грузил на волокушу и заставлял Варю тащить на перешеек. При помощи мальчишек там за несколько дней был воздвигнут забор-дарпир, наискосок перегораживающий сухое пространство, оставляя неширокие проходы у воды. Принцип строительства был знакомый и примитивный: две треноги и между ними горизонтальные слеги, дальше еще одна тренога – слеги крепятся на нее и на предыдущую. Сооружение невысокое и хлипкое, рассчитанное на то, что ломать эту изгородь или прыгать через нее животные не станут – просто постараются обойти. Стройку закончили без особых мук и стали гадать, что получилось: испорченное место охоты или наоборот.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
