шевелилось. Из-за меня тут же высунулась цепкая рука и схватила мешок. Три леди тут же отхлынули назад и с шорохом осели на пол. Тут же раздались звуки словно бы призадушенного ребенка, которые сменились резким вскриком. Я боялась оглянуться. Я знала абсолютно точно – звуки не давали мне обмануться – позади меня три монстра в девичьем обличье пили кровь ребенка, что в мешке принес им граф. Чувства покинули меня.
Очнулась я в своей постели. Поначалу мне показалось, что всё это было лишь сном. Но множество подозрительных деталей разубедило меня в этом. Мои вещи были сложены совершенно не так, как я имею обыкновение это делать.
Сегодня смерть чудом миновала меня. И хотя я всё ещё пленница этого замка, моя комната при свете утренних лучей показалась мне моим нерушимым убежищем и спасением.
18 мая.
Я наконец-то решилась вновь посетить ту ужасную комнату. Дверь оказалась захлопнута, причем с такой силой, что часть ее даже расщепилась.
19 мая.
Приговор мне подписан и ждет лишь скорейшего исполнению! Я узнала слишком много, а потому не останусь в живых.
Граф подошел ко мне с тем, чтобы я написала три письма. Со сладкой улыбкой он попросил меня солгать в этих письмах, прикрываясь, конечно, заботой обо мне и моем времени, якобы почта ходит здесь редко, и мои адресаты могут начать волноваться, не получив от меня вестей.
В первом письме я должна буду сообщить, что выезжаю из замка через пару дней, благо дела мои закончены, во втором – что выезжаю назавтра, а в третьем и вовсе – что уже покинула это проклятое место и прибыла в Быстриц. Как удобно это отведет все подозрения и запутает моих друзей.
Ясно как белый день, что граф прочтет письма, а также – что отказ написать их, что любые намеки на мои беды, вызовет гнев графа. А ссориться с ним – безумие. Потому я лишь мило улыбнулась и сказала, что польщена заботой графа. Думаю, он был удовлетворен моим ответом.
Датировать последнее письмо мне следовало 29 июня. Видимо, то день моей смерти.
28 мая
Я в сомнениях. К замку подошел цыганский табор. Сначала меня окатило радостью: ведь это мог бы быть способ передать весточку моим друзьям или даже сбежать с их помощью. Но по дальнейшему рассуждению я пришла к выводу, что вряд ли эти люди – мои союзники.
Все встреченные мною жители этих мест были прекрасно осведомлены, что в замке скрывается некое зло, и до ужаса боялись этих мест. В гостинице и в дилижансе меня осеняли крестными знамениями, и я готова поклясться, что никто из этих людей никогда и ни за какие блага не согласился бы последовать за мной в замок. И в отличие от меня – иностранки – табор, что путешествует по этим землям, не мог не слышать наполняющих их ужасных легенд.
И всё же я написала письма мистеру Хаукинсу и Мине. Моего патрона я попросила связаться с Миной. Письмо же, предназначенное для Мины, представляло собой трогательную записку, текст которая не несла никакого смысла, коий граф мог бы счесть опасным, и которую можно было при должно воображении посчитать как нежным прощанием, так и простым посланием скучающей подруги. Я раздумывала, не написать ли его стенографией, но передумала, излишний риск мне ни к чему. Письмо должно непременно быть отправленным.
Я бросила письма путникам вместе с золотой монетой. Один из них подобрал письма и положил в свою шляпу.
Я решила скоротать время, взяв из библиотеки старинную книгу. Пришел граф. Остановившись передо мной, он демонстративно вскрыл знакомые мне два письма. Но после того, как он пробежался взглядом по ним, его лицо смягчилось:
– Вам стоило сразу сказать мне, что вы хотите написать послания своим друзьям. Я, конечно же, отправлю их, ведь вы моя гостья, и ваши письма святы для меня. Прошу вас, простите, что я распечатал их. Когда цыган передал мне два неизвестных конверта, я почувствовал смятение. Сейчас же запечатайте их и будьте спокойны.
Я запечатала письма в новые конверты, и граф ушел. После я решила прогуляться по замку – дверь оказалась заперта. Мне не оставалось ничего больше, как погрузиться в чтение. Я не заметила, как уснула. На удивление, я прекрасно выспалась.
31 мая.
Обнаружила, что из моего чемодана исчезли листы бумаги и конверты, а также все мои заметки о путешествиях, а также официальные бумаги, что могли бы мне понадобиться, выберись я из замка. Конечно, это не случайность.
17 июня.
В замке снова гости. С утра я услышала шум и, выглянув в окно, увидела большие фургоны, рядом с которыми стояли люди в белых шляпах. Мне думается, то были словаки.
Я бросилась к ним в необъяснимой надежде. Конечно же, они также прибыли сюда в согласии с графом, но назначенный день моей смерти всё ближе! Моя дверь опять оказалась заперта. Видимо, граф заранее озаботился этим.
Тогда я окрикнула словаков, но те лишь равнодушно взглянули на меня, а потом даже рассмеялись. Мне оставалось только наблюдать. Фургоны привезли большие ящики с толстыми ручками, похоже, что пустые, – с такой легкостью их переносили. Закончив работу, словаки уехали.
25 июня.
Почти два месяца провела я в обществе графа, но видела ли я хоть раз его при дневном свете? Я знаю, что он не человек, а если и человек, то могущественный колдун. Так что вполне возможно, что он бодрствует по ночам, а спит днем, когда бодрствуют обычные люди.
С каждым днем установленная дата моей смерти всё ближе, думаю, потому мне стало присуще некоторое безрассудство. А потому я решила: мне следует попасть в комнату графа. Только так я смогу узнать всю правду. Там же я, возможно, сумею отыскать ключи от двери в мою комнату и входной двери замка.
Дверь в комнату графа тоже всегда заперта, но попасть туда можно. Стена сложена из грубо обтесанных камней, известка меж которых выветрилась и вымылась от времени. Раз граф попадает к себе по стене, то справлюсь и я!
Что терять той, кому не отмеряно и недели жизни! Да поможет мне Бог! Если я сорвусь, прощайте все, и последний привет Мине!
Позже.
Я жива. Я только вернулась в свою комнату после ужасного приключения.
Мне пришлось снять обувь и – после долгих раздумий – платье. Разве стоит переживать о приличиях, когда на кону стоит жизнь? Да и стоит ли кому смущаться взгляда зверя? А никем иным
