Трофим не любил тех, кто встает на его пути, будь то человек или птица… Он не выдержал, подошел поближе к вороне и бабахнул по ней из двустволки…
Зло отплатил, но в душу вошла сосущая боль. Перед глазами мелькала пойманная рыба, что всегда бывает после удачной ловли! И Трофим вдруг понял, откуда пришла эта ноющая боль и тревога…
Четыре года назад это случилось. С Розой они только что поженились. Через несколько дней он взял на рыбалку. Ловил вершом, Роза на берегу у костра готовилась варить уху. Стояла поздняя осень, не как сейчас — весна, когда земля еще не проглянула из-под снега. И вдруг… лес задрожал, будто воз пороха взорвали. «Тро-фи-и-м»! — страшным голосом закричала жена. Спрыгнул Рузавин на берег — Роза стояла около шалаша и пальцем показывала вверх. Лицо бледное-бледное, будто не красавица стояла — покойница. Поднял Трофим голову — над ним (ой, матушка!) — чуть не садится на плечи, летит самолет. Пи-пи-пи — доносилось с небес. Сам он весь сверкал, только в четырех окошках мигали зеленые огоньки. Возможно, это показалось им, никакого самолета и не было? Сверкнула молния, затем загремел гром — и всё.
…Трофим забыл об усталости. Он даже не чувствовал ношу, так спешил домой по сверкающему льду. Раньше Рузавин всегда ходил около Бычьего оврага, по спускающей с леса дороге. Проходя там — иди узнай, откуда он идет — с кордона, Чукал, или другого соседнего села. Что, в Вармазейке все глупые — не знают о его походах на реку? Знали, конечно, но об этом прямо в глаза ему никто не говорил, кроме председателя колхоза.
Люди многое видят совсем не так, как бывает на самом деле. Вот Симагин, инспектор рыбнадзора. Летом каждый день выходил навстречу. Догонит тебя на лодке с мотором, остановится, про это начнет рассказывать, про другое. Сам кротом смотрит в глаза. Трофим протянет ему рублей сто — тому того и надо, все разговоры мигом прекращал.
Подул сильный ветер, закружил в охапку снег и бросил, будто кто-то высыпал мешок с отрубями. Трофим развязал шапку, лицо покрыл воротником шубы — так теплее и легче дышать. «Эка, только я один здесь шляюсь, хороший человек и собаку не выпустит в пургу, — начал он себя ругать. — Что, семеро у меня по лавкам? Одну жену не прокормить? Жадность подводит, жадность…»
В конце Бычьего оврага он, сокращая путь, пошел поперек поля. Снег здесь суховатый, валенки сами скользили, словно натертые мазью лыжи. Дошел до омета. Остановился, чтобы передохнуть. И здесь увидел свежие волчьи следы. Они вели к лесу. Трофим хотел возвратиться, но потом передумал, махнул рукой и вновь пошел.
Шел и думал о своей судьбе. Сначала они жили в Казахстане. Десяти лет ему не было, когда умер отец, и с матерью они переехали на жительство в Вармазейку. Когда служил в армии, после тяжелой операции умерла и мать. На похороны его не пустили — служил далеко, в Венгрии. Вернулся со службы — ни друзей, ни родных. Долго ходил по селам, плотничал. Дома строил. Свой же дом почти разваливался.
Потом судьба так ударила Трофима — хоть не вспоминай. Однажды в поезде он столкнулся со шпаной — нагловатыми ребятами, которые, угрожая ножом, срывали с пассажиров шапки. Трофим одного так ударил, что у того изо рта пошла кровь. Был суд. Целых четыре года он сидел там, где каждый год тремя казался. Вернулся из тюрьмы — жить негде. От дома осталась одна труха.
Пришлось пойти в зятья. Отец Розы, Дмитрий Макарович Вечканов, человек хороший, но привередливый: то не делай, туда не лезь. Это Трофиму надоело, и он начал строить себе дом. Скопил немного денег — на Кочелаевском базаре жена продавала рыбу, которую он ловил. Дом поставил добротный — всем на загляденье! С надворными постройками. Посадил яблони, вишни, сливы. Прошлым летом срубил баню. Из сухой ольхи: ни запаха в ней, ни угара.
Одна беда — детей нет. Ничего не поделаешь, у каждой семьи свои беды. Сам он уже привык к этому, а вот Розе никакого добра не надо, девочку мечтает родить.
…Наконец-то Трофим вышел на большую дорогу, заваленную снегом. По ней идти немного легче. Но из головы не исчезала мысль об увиденном. Что за самолет сверкал над ними? Может, наваждение какое… От усталости так бывает. «Отдохнуть нужно, — подумал Рузавин. — Хватит. Всему свое время».
Недавно брат Розы, председатель, прямо в глаза ему бросил: «Ты на нашей шее едешь». Это на чью же шею он, Рузавин, сел? Дома не лежит. Работает сторожем в лесничестве. И этой ночью он бы не выкроил свободной минуты, если работал в колхозе. «Какие уж у меня там дела, выйду на часок-другой покараулить — вот и все заботы, — виня сельчан, оправдывал он себя: — Мне стаж нужен. Это вы бездарно землю пашете. Раньше всем раздавали трудодни, а сейчас трешки-матрешки…»
Вскоре Рузавин стоял около своего дома. Широкие, разукрашенные морозом шесть окон смотрели на него словно большими глазами. Из конуры выскочила посаженный на цепь пес.
— Бешеный, свалишь меня!
Тот, поняв хозяина, присел на задние лапы и стал лизать заиндевевшие валенки.
— Ну, ну, хватит баловаться. Некогда мне. Насквозь замерз. Подожди, спущу тебя, топить баню пойдем, — разлилось у Трофима во рту что-то теплое.
В доме зажгли свет. Роза в ночной рубашке открыла дверь. Длинные льняные волосы, похожие на развязанный сноп, спадали по плечам.
— Все спишь. И как только дремать не устанешь?
— По твоему, и мне нужно было идти долбить прорубь? — пробурчала жена. — Иди заходи. Не мерзни у порога.
Трофим оставил мешок в сенях, сам, тяжело дыша, зашел в дом. Сел у стены на скамью, стал стягивать валенки.
— Ты их топором, топором. Один раз ударишь — и реку бы позабыл. Сколько тебе говорила: кто же рыбу в холод ловит, да еще ночью?!
— Перестань, без тебя устал! Лучше белье собери, пойду баню натоплю.
— Сначала хоть поешь. Баня не убежит.
— Еду с собой возьму, там и поужинаю.
Достал с печки теплые валенки, надел, прошелся по дому. Обратился к жене:
— Как думаешь, тяжелый будет год?
Та, усмехаясь, ответила:
— Да уж вдвоем с голоду, поди-ка, не помрем.
— Я не о продуктах, — ответил Трофим и начал рассказывать о странном самолете.
Роза почти его не слушала. Она давно привыкла к мужу.
— А ты ведь, Трофим, того… с рыбой совсем одичаешь. — Обняла большую подушку и сказала: — Вчера после твоего ухода Захар Данилович заходил, на охоту приглашал.
— С этим волком никуда не пойду. Последний кусок выхватит, — Трофиму вспомнилась их недавняя охота, когда Киргизов пристрелил его кабана, которого он гнал на лыжах более трех километров.
И злобно изрек:
— Еще что тебе сказал лесничий?
— Миколь, наш недавний гость, ему сруб рубит.
— Знаю, что еще?
— Сказал, если будешь плохо охранять его контору, то выгонит…
— Эка, царь нашелся, и ночью ему спи в лесничестве. А вот этого он не видал! — Трофим свернул кукиш.
Сорвал с вешалки ветхую шубу, которую носил по дому, вынес с кухни початую бутылку водки, положил в карман и сказал Розе:
— Как протоплю баню — картошки пожарь.
— Пожарю, пожарю. Сам перед печкой не засни.
— Я не один буду. Вармаськина позову.
— Зачем? Снова будете бухать?
— Разговор есть. Это не женское дело, — оборвал ее Трофим и хлопнул дверью.
У Митряшкиных Вармаськина не нашел. Поднятая с постели бабка Окся долго шевелила-шевелила губами и наконец вымолвила:
— Он с Захаром поехал Судосеву за соломой.
— В полночь? — удивился Рузавин.
— А ты думаешь, Ферапонт Нилыч своим сеном будет кормить колхозного мерина?
Трофим молча вышел.
* * *
С поля Олег Вармаськин вернулся насквозь продрогший. Складывая солому, еще не чувствовал холода, а вот когда вышли на заснеженную дорогу и пришлось спуститься с воза, от колючего ветра нос у него посинел.
Перед домом Ферапонта Нилыча Олег не стал сваливать солому, а сразу зашел к Судосевым.
Хозяйка, бабка Дарья, подтрунивала над ним:
— Тебе, мерзлой курице, так и невесту не найти. Весной в поле замерз. А в Сибирь бы попал, тогда что?
— Там я однажды уже был. Она у меня вот где сидит! — Олег вспомнил то, о чем не любил говорить. В Сибири три года он сидел в тюрьме. Когда учился в техническом училище, загремел в места отдаленные — до полусмерти избили втроем прохожего и вытащили деньги. Статья серьезная, разбойная.
Поели и с Захаром пошли домой. Дома его тетка, баба Окся, сказала о приходе Рузавина. «В кон как раз!» — обрадовался Олег. Взял белье и пошел в баню.
Трофим уже вовсю парился. Это дело он любил и нещадно, без устали хлестал себя березовым веником. Олег тоже разделся и поднялся к Трофиму.
— Наверно, до полуночи рыбачил? Рыбу не всю смог донести? — он знал, что тот часто ходил на реку. Об этом ему на ферме Роза сказала. Олег на ферме налаживал автопоилку: Вечканов его посылал. Это дело, правда, не его, а Захара, который к «зеленому змию» вновь пристрастился, два дня уже как глушит. Такой характер: начнет — не остановишь…
