– Нет, – Андрей потряс головой в попытке отыскать выход. Хоть какой-нибудь выход. Он знал – его отец был провидцем, каким ему никогда не стать. Если мой отец не видит выхода, как я могу знать, что делать дальше?
– Нет. В самом деле нет.
– А что, если… – начал Андрей. Он не имел ни малейшего понятия, как завершить фразу, наклонился вперед и оперся о столешницу. Прикосновение простой гладкой поверхности помогло ему не показать, что за буря бушевала у него внутри.
– Что? Мне следовало всем рассказать, как все замечательно у нас идет? «Чем хуже врежешься, тем крепче станешь»?
– Николас Камерон, – выпалил Андрей, как из пистолета, словно его разум ждал лишь возможности отыграться за недавний конфуз.
На лице генерала отразилась усталая, но довольная улыбка.
– В истории Звёздной Лиги ты всегда отличался замечательной успеваемостью. Только…
– Только в русской истории я не силен, я знаю, – неловкая пауза возникла прежде, чем Андрей заговорил вновь. Ему казалось, что он должен подождать, пока не развеется дым. Словно ему надо было дать время, чтобы неприятное ощущение от неудобной темы рассосалось. – Но что ты можешь ещё предпринять?
– То, что в моих силах. Одна из причин, почему мы начали ротацию персонала и затеяли курсы обучения для гражданских – это необходимость дать понять каждому – особенно гражданским – что у любого корабля есть свои проблемы. Мы хотели дать людям чувство общности, которое позволило бы нам выдержать все это.
– А что же насчет боевых судов? Люди на «Гордости Маккенны» живут гораздо лучше, чем на том же «Гермесе».
– Я знаю, сынок. Я последовал советам некоторых офицеров, которые полагают, что генерал должен всегда находиться несколько выше тех, кем командует. Что нужно выглядеть вождем, чтобы быть им. В этот имидж входит и необходимость держать на флагмане чуть поменьше гражданского населения.
Отец медленно покачивал головой из стороны в сторону, словно сожалел об этом решении, каким бы оно ни было необходимым.
– Русский мужик всегда задним умом силен. Я приказал с первого августа изменить тот порядок, который существовал до сих пор.
В помещении разлилась тишина, пронизанная ощущением предстоящих решений и их возможных последствий. Судьбы миллионов людей висели над ними, как дамоклов меч. Больше всего Андрею хотелось бросить всё на самотёк, но он понимал, что выбора у него нет.
– И что же с этой встречей, на которой я побывал?
– Этого я не знаю, сынок.
Андрей все время старался прочесть хоть что-то в глазах своего отца. На этот раз он физически ощутил недосказанность:
– Боюсь, папа, что я не могу тебе поверить.
Лицо его отца сначала выразило возмущение, одно мгновение на нем отражался гнев, но сразу же появилась кривая улыбка.
– Мне кажется, время от времени даже мои сыновья в состоянии видеть меня насквозь.
– Правду, папа.
– Правду… что ты под этим понимаешь?
Вот такой у меня отец. Всегда близок к людям. Даже если дело заходит так далеко, как сейчас. Андрей задумался о встрече и о бесчисленных вопросах без ответов, которые вились с тех пор в его голове. Он попытался оценить размах тех личных донесений, что лежали на столе. С преподанной его отцом систематичностью он начал сортировать в уме новые сведения, полученные сегодня. Перед его внутренним взором развернулись несколько сценариев возможного развития событий. И он вынужден был признаться сам себе, что в большинстве вариантов конечный итог всего был до боли легко предсказуем.
Восстание.
– Катализ.
– Да, Андрей. Мне очень жаль, но твое выступление, скорее всего, послужило катализатором восстания, – больше в глазах отца не было ничего недосказанного.
Однако слова приносили боль сильнее, чем любое разочарование, которого до сих пор опасался Андрей.
6
«Гордость Маккенны», линкор класса «Маккенна»
Армада Исхода
Глубокая Периферия
19 июля 2785 года
– Что ты здесь делаешь? – спросил Андрей и заполошенно приподнялся с койки. Он потряс головой, так что в глазах ненадолго потемнело, а шея заболела. Он чувствовал себя неважно и хватал ртом воздух. У дверей кто-то задвигался и послышался тот же голос, который секунду назад разбудил его.
Дежурный свет коридорных ламп представлял силуэт Николая разрезанным на несколько частей. Глубокие тени, протянувшиеся по профилю брата, напоминали Андрею чёрную дыру. Он снова встряхнулся и проснулся окончательно. К сожалению, тёмное предчувствие, мучившее его во сне, не исчезло.
– Отец хочет тебя видеть, – сказал Николай.
Наша первая встреча за месяц, и это всё, что он мне может сказать?
– Сейчас, в такое время? – Андрей оборвал движение, которым инстинктивно отреагировал на заявление Николая, и повернулся к своему брату. – Мы что, только что прыгнули?
– Да.
– Но мы же совершили прыжок всего лишь восемь часов назад! Почему мы оторвались от флота?
Чёрная фигура у дверей покачала головой. Объяснений можно было не дожидаться. Не здесь.
В кратчайший срок Андрей привёл себя в порядок. Наперекор строжайшему запрету, Николай перенёс вес тела на пятки, чтобы оторвать магнитные подошвы от пола, и оттолкнулся. «Это срочно» – вот и всё, что смог услышать Андрей, когда Николай ракетой понесся по коридору. Андрей немедленно последовал за ним и оба с головоломной скоростью помчались по переходам. Слава Богу, ни на кого не наткнулись.
Неожиданно для Андрея, Николай проскочил мимо служебного кабинета их отца. Вместо этого они завернули в центральный коридор, который вёл в направлении мостика. Наконец, Николай прервал их полет и прилепился магнитными подошвами к полу. Братья вступили на мостик.
Андрей немедленно обратил внимание, что здесь происходило что-то весьма серьёзное. Суетливая деятельность наполняла пространство гудением. Такой активности мостик не переживал со времени их первого старта с Нового Самарканда девять месяцев назад. Офицеры штаба сновали между стоящими у терминалов техниками и голотанком, где генерал, похоже, изучал звёздную карту. Многочисленные электронные экраны буквально извергали фонтаны информации.
Николай и Андрей двинулись к центру мостика, маневрируя в этом людском водовороте и избегая генеральских ординарцев. Они приблизились к голотанку, у которого коммодор Ильсон как раз делал доклад генералу.
– Мне было бы достаточно ста часов. Другие командиры тоже докладывают, что сотни часов им хватит.
– У вас есть семьдесят, – ответил генерал командирским тоном, с тем неуловимым нюансом голоса, которого Андрей давненько уже у него не слыхал. Первые признаки распада – так же, как и на всем флоте. Сейчас перед ними стоял главнокомандующий СОЗЛ – человек, нанесший сокрушительное поражение Республике Пограничных Миров, человек, который вел корабль за кораблем, волну за волной сквозь тысячи смертей, в атаку на Терру. Все, как встарь.
Коммодор Ильсон скорчил гримасу, словно получив пощечину, однако без лишних слов отдал честь и отступил назад.
– Сэр, – обратился Николай к генералу и идеальным движением вскинул руку в салюте. Андрей поспешил последовать его примеру, пролаял приветствие и застыл по стойке «смирно». Оба молодых человека прождали несколько бесконечных минут, пока погруженный в свои мысли генерал глядел на голокарту.
Краем глаза Андрей смог заметить и узнать некоторые части карты. На ней был четко отмечен курс, которым следовала армада Исхода сквозь Периферию с того момента, как она оставила позади Синдикат Драконов. Чтобы облегчить навигацию, карта была расчерчена слабо светящимися пунктирами сети астрографических координат. Несколько линий возможных прыжковых маршрутов были раскрашены в разные цвета. Они выглядели бессистемными, а их исходный пункт лежал далеко в стороне от флота. Внимание Андрея привлекла мигающая курсорная точка, расположеная в двух прыжках от нынешнего положения армады. За нами кто-то следует? Маловероятно. Что тут, в таком случае, творится?
– Лейтенант Керенский, подойдите сюда, пожалуйста, – сказал генерал. Я уж и не припомню, когда он меня в последний раз называл по званию и фамилии. Андрей немедленно сделал шаг вперед. Нехорошее предчувствие усилилось.
– Что вы видите?
Чтобы убедиться, что он ничего не упустил, Андрей ещё раз оглядел голографическое изображение.
– Маршрут, который мы прошли до сегодняшнего дня. – И?
– Что-то находится в двух прыжках от нашей нынешней позиции. Нас преследуют?
– Нет.
Трудно поверить, какой упрек может скрываться в таком коротком слове. Нажим в генеральском голосе. Поспешность, с которой Николай меня поднял и доставил сюда. Я уж не говорю о внеплановом прыжке.
