Зачем
Бессмысленно болтать?
Во-первых:
Просто не докажет.
Слова же могут извратить.
И во-вторых,
Пожалуй, скажут:
Погибшего не возвратить.
Лутавин бил по камню смаху,
Себя к вершине привязав.
Лутавин в такт ударам
Ах-хал...
И щурил шалые глаза...
На голову взирал угрюмо,
Она вздымалась над скалой.
Захлестнутый тяжелой думой,
Срубал
Гранита верхний слой.
Тоска-червяк
Вгрызалась в душу
И ела-ела жизнь подряд...
Он задержался -
Ритм нарушил -
Видать, кончался сил заряд...
Кумекнул –
Раскисать опасно.
Решил судьбу упередить.
Ежеминутно, ежечасно
Он должен за собой следить.
Он должен выжить
Всем напастям
Назло -
Поскольку он рожден
Не для того,
Чтоб подлой властью
К скале был стылой
Пригвожден...
Не для того
Века нередко
Лизали зад, кому могли
Пра-пра-невидимые предки,
В колене корень берегли.
Несли огонь
Сквозь ночь потемок –
От тех
И вот... до этих пор...
Не для того,
Чтоб их потомок
Подставил шею под топор
Каких-то
Сталинских ежовых –
«Он» оплатил
Свободой мзду...
И верил... Верил...
Верил... снова
В лихую тайную звезду.
... Спеша ударить,
Он под вздох свой
Откинулся за край скулы
И замахнулся...
Но подошва
Скользнула
С выступа скалы.
Веревка... лопнула.
Он резко
Рванулся...
Край перил задел.
И жерди
подломились с треском.
И он
В провал их загудел...
Чугай
Бежал
С застывшим взглядом
К их
Разграничившей меже.
Ведь рядом же,
Лутавин, рядом,
Но не настичь его уже...
Чугай бежал.
Кричал беззвучно,
Беды сполна не осознав.
В глаза вплывали
Камни кучей.
Горела снега белизна.
Там под скалой
Лежал Лутавин
Червём, что поперек пути
Пополз...
И шиной был раздавлен...
И...
От судьбы хотел уйти.
Так, заблудившийся, -
Кругами
Бредет, покуда хватит сил...
Лутавин медленно ногами
Перебирал
И... пить просил...
На камнеломе, бело-черном,
Лежал он,
Снег примяв спиной.
Над ним вздымался
Бюст огромный:
Вождём -
Поднялся над страной.
Уже шагнул он
В день грядущий
К свершению своих идей...
Да, быть вождю –
Вперед идущим,
Ведущим за собой людей.
Пусть будет путь наш
Цельно-строгий,
Метелью огненной продут.
Погибнут слабые в дороге,
До цели сильные дойдут...
... Устал. Ослаб.
Ушел Лугавин.
Кого в несчастии винить?
Пришел начальник...
Акт составил.
И приказал похоронить.
Чугай на сопке вырыл яму.
Сломал сарайчик –
Сделал фоб.
Покрыл его пунктирной
Рамой,
А сверху навалил сугроб
Из сколотых обломков
Скальных,
Подобранных вокруг скалы.
... И зашагал
Наверх устало,
Сжимая черешок кайлы...
Чтоб завтра снова,
Сиротливым,
Сжигаемым надежд огнем,
Вгрызаться в камень
Терпеливо.
Без остановок
День за днем...
Он высек нос
И - твердо - губы.
И округлил копну волос.
Глазам предстал,
Покамест грубый,
Из глыбы вышедший колосс.
Как древний идол.
Первородцем
Он новый образ заявил.
Он преходящее уродство
Примером цельности явил.
Был в недосказанности
Строгим
Среди великих тайных дел.
... Чугай, творя,
Подрос немного.
На мир по-новому глядел.
В своем таланте
Утвердился.
И зря себе не возражал.
Чугай немного возгордился,
Чугай себя зауважал.
Но, вглядываясь
В бюст огромный,
Самодовольства смял венок.
Чугай почувствовал,
Он скромен,
Он мал, в пути он одинок.
И на судьбу он уповает.
И стынут на губах слова.
Провидит –
Зримо оживает,
Рождаясь к жизни, голова.
Так на глазах колосс
Менялся -
И в славном образе вставал...
Чугай отделкою занялся:
Подтачивал и шлифовал.
И снова он не спал ночами…
И снова потянулись дни.
Дела, дела - конец венчает,
Венцом. Тем дороги они.
Был Сталин явлен
Для «народа».
Начальству сдан...
А посему -
В обмен желанную свободу
Со справкой выдали ему.
Когда покой
Тревожат птицы,
Спеша себя от сна избыть,
Пошел Чугай
С «Вождём» проститься,
С ним
Без свидетелей побыть.
В немой тоске
Взошел на сопку –
Перед скалой
Пугливо встал:
Вождь над скалой
Стоял высоко,
Из камня в небо вырастал.
Какие в нем рождались
Думы?
В каких он далях
Воспарил?
Чугай Вождю
Внимал угрюмо
И сам с собою говорил:
«.... да, нас порою
мысли гложут,
спеша на свет,
уходят в тень.
...и день, как жизнь,
нелегкий, прожит,
- живой мосток
в грядущий день».
И думал он,
Во тьме плутая,
на повороте на крутом:
«... кто был
в ушедших днях Лугавин?
... кто сам он ныне... и потом?...
... кто Хмырь?
начальник?... и другие?...
кого он в мыслях помянул,
кто выжил здесь, а кто и сгинул –
бушлат из досок натянул...
о, люди!
ну какой же мерой
нас мерить?
в тьме устав кружить,
нам
дня нельзя прожить без веры,
мы без вождя
не можем жить...
приемля доброе и злое
на долгом жизненном пути,
по одному Его лишь слову
готовы и на смерть идти...
и не на смерть –
спеша упиться
лояльностью
к имущим власть,
готовы честью поступиться
и оправдать себя...
и всласть
поступком насладиться этим –
нам все доступно –
мы - умы...
и пусть
подчас в пророки метим,
но думать разучились мы...
так кто он есть,
коль мы считаем
Его и другом, и отцом?..»
Так мысленно
Гранит пытая,
Чугай стоял перед - Лицом.
Мрак ночи таял,
Словно не был
Над этой сопкой вековой.
А над державной головой
Горело нимбом
Солнце в небе.
Эпилог
Был дивно-сладок горний свет.
Душа полна
Тем грозным светом.
Так кто Он есть?
Я жду ответа.
Но мне,
увы,
ответа
И снова четко
Землю детства
Я зрю в упор – пядью пядь.
Таинственное это действо
Берёт в полон меня опять.
Опять, как прежде,
День мой давний
Мне в душу холодом дохнул.
Былая жизнь открыла
Ставни,
Чтоб я в разлуку заглянул:
Таёжный прииск в глухомани.
Отец в квартире у окна
Уже с повесткою в кармане...
Сидит.
Молчит.
... Идет война.
Она дорогою суровой
Идет сквозь кровь
И дымный чад.
Герои –
Невский и Суворов –
Еще в устах вождя звучат.
На нас
Глядит с портрета Сталин.
И, отвечая взгляду:
- «Есть!» -
Со скорбно сжатыми устами,
Уже он там отец...
Хоть здесь
Пьет
С матерью моей на пару
Разлуки горькое вино.
И говорит:
- Победа, паря,
За нами будет все равно!
... Отец с войны
Пришел усталый,
Огнем солдатским опален.
В чинёной
Гимнастерке старой,
Продут ветрами,
Пропылен.
Как лик медали
Первой самой,
С которой после он ходил.
И сам он
Носом и усами
На лик медальный походил.
Живут те образы и даты
Войны и мира,
В жизнь войдя, -
Солдат, похожий на вождя,
И вождь,
Похожий на солдата.
И мой знакомый жив еще.
Приняв повестку
За награду,
Чугай
В боях под Ленинградом
Врагу
Представил крупный счет.
Он даже чуть помолодел,
И строже стал...
И в буднях битвы,
Забыв житейские обиды,
Он сo страной,
Шинель надел.
И был отныне, как страна,
Ответствен повеленьем долга
С дней первых –
До последних долгих,
Пока не кончилась война...
Июль. День третий.
В час суровый,
В час надвигающихся мук,
Он слушал сталинское слово –
Мощь, обращенную к нему.
Он свято понял слово это,
Зовущее в нелегкий бой.
Он, верный Родины заветам,
Опять суровой жил борьбой.
Решившийся,
Печально строгий,
В военкомат в родном краю
Ходил и обивал пороги,
Чтоб
Встать с оружием в строю...
Он насмерть встал –
Назад ни шагу, -
Чтоб смыть «невольную вину»:
Его ослепшую отвагу
И грех
В гражданскую войну...
Плечо в плечо с ним рядом
Встали
Те многие,
С кем жизнь свела,
Поскольку знали:
Звал их Сталин
И Мать-Отчизна их звала.
Они сказали:
«Можно ль злиться
на прежнее, когда война...»
Они сказали подлым фрицам:
«Мы хуже знали времена.
Кому поклоны бить, подлюки?
колючке,
пуле
и штыку?!
Мы столько видели колючки, -
вам не приснится на веку.
Вы Западом кичливым жили,
чтоб честно дьяволу служить...
А мы на Запад ваш - «ложили»
