Вокруг скалы
Бродил Лутавин,
Мотая разговора нить:
узе мы туг
навес поставим –
от снега
инструмент хранить...»
Уже положено начало.
И каждый о конце гадал.
К тому ж
И гражданин-начальник
Свое добро, кажись, им дал.
Взяв на себя о них заботу,
Он их присутствие
Терпел.
Освободил их от работы –
Делов, мол, хватит им теперь.
Бугру велел учет особый
Вести.
И... чтобы не мешать.
А чем займутся эти оба,
Ему, а не бугру решать.
Начальник тот
В уме прикинул,
Сколь будет он
За бюст иметь.
Его ль обманут на мякине...
Пускай не бронза
И не медь.
Пускай гранит –
И камню рады.
Он весь за этот… за почин...
Удача - значит жди награды.
К тому же
И повысят чин.
А неудача - не завоет.
Тут арифметика проста:
Скалу взорвут.
А эти двое?
Побег...
И в землю без креста.
Чугай не мог
Не знать об этом,
Хотя не мог обрисовать.
Он шел к Лутавину
С ответом –
Есть жизнь,
И надо рисковать.
- Мы трудности с тобой
Осилим –
Они нам
Встретятся в пути...
Им лагерники
Вслед косились…
И через желчность
Им пройти.
Толпа не любит,
Чтоб из массы
Над нею кто-то вырастал.
И только тем,
Кто носит маску,
Сооружает пьедестал.
Но час пробьет,
И развенчает,
Сойдясь на узкой на тропе.
Чугай с Лугавиным
Смолчали...
И вызов бросили толпе.
Так день был начат
Самый первый
Их многомесячной страды,
Где все держалось
Лишь на нервах.
И где недолго до беды...
Где горечь прошлого,
Страданья
И боль, что сжалася в груди,
Неясность,
Страхи ожиданья –
Однажды будут... позади.
А впереди ручьями пота
Тяжелый шаг тяжелых дней.
Легко сказать –
Начать работу.
Продолжить –
Это потрудней.
Они сарайчик сгоношили
На сопке
Рядом со скалой.
Гвоздями горбыли прошили,
Как полотно хэбэ иглой.
У входа притулили сени.
Внутри
Сложили печь в углу.
Обили старым толем стены,
А у окошка на полу
Площадку сделали из бревен,
Чтоб груз ее не «прогинал»,
Поскольку
Встанет с балкой вровень
Из глины бюст-оригинал.
Бюст оный в толчее барачной
Чугай сработал
День за днем!
И постарался.
И удачно
Он выразил идеи в нем:
Идеи власти и движенья...
Чугай их
Сердцем понимал,
Когда подчас в изнеможенье
Себе в ночной тиши внимал –
Решал -
Должна семья большая
Держаться на отце одном,
А то сыны, себе ж мешая,
Порушат мир в дому родном.
Он думал:
«Бюст на сопке встанет.
И о его, глядишь, судьбе,
Случится - прочитает
Сталин
И призовет его к себе.
И, может, вспомнит...
Может, вспомнит
Бой под Царицыном в степи,
Где мчался с саблей
Красный конник
И беляков рубил в цепи.
И несомненно Сталин скажет,
Вспять повернувший
Ход годин:
- Конноармеец?..
И под стражей?..
Хороший скульптор?..
Не один...
Канавы скульпторы копают?
Ведут дорогу?..
Почему
Не по-хозяйски поступают?
Дорогу делать есть кому...
И он, Чугай, тогда доложит.
Он должен это доложить.
Он в это дело душу вложит –
Для этого стремился жить.
Вождю
Расскажет скуповато –
Рассказ, быть может,
И не нов -
«Их много там невиноватых
И нужных Родине сынов.
Нет!
Он врагом народа не был
(он для народа жить горазд).
Но здесь ему
С овчинку небо
Уже казалось, и не раз...
И все равно,
Не веря в гибель,
Он верил фактам вопреки –
И в это верили другие
(быть может,
верить им с руки).
Мол, Сталин
Кем-то там обманут.
Народ любовь ему дарит.
Недобрым словом
Будь помянут,
Кто лишь недоброе творит.
Об этом планы и заботы. –
Он ждал,
Конец с концом сводя...»
Об этом
Думая в работе,
Корпел над обликом вождя.
Взяв за основу первослепок,
Не отступил он от черты,
Где повторяется все слепо.
Бюст принял верные черты:
В глазах
Теченье дум застыло –
Познать бы, что они таят.
И вытянут назад затылок.
И к людям вниз
Направлен взгляд.
И весь
Вперед он устремился,
Упрямо голову нагнув.
Чай, к людям широко шагнув,
В последний миг
Остановился.
И каждый, молча, зрит его...
А там,
На сани бюст поставив,
Они его к скале доставят –
Земле упорства своего.
И вновь настырно и упрямо,
Спеша за четким ходом дней,
Пунктирную сколотят раму,
Чтоб точки наносить по ней
На рябь скалы...
И сколотили.
И к сопке, стывшей на ветру,
С надеждой новой,
С новой силой
Однажды вышли поутру.
Еще в хребтах,
В багровой бездне,
В морозном сжиженном дыму
Лежало солнце желто-белым
Молочным кругом.
И к нему
Тянулись сопки языками
Вкусить и света, и тепла...
Вдали пятном маячил камень.
И жизнь текла,
И не текла.
И жизнь вокруг
Печально-строго
Таилась в синей полумгле
На не призретой ныне Богом,
Врагами проклятой земле.
Но будет многое забыто,
Коль ты останешься живой,
И будни лагерного быта,
И твой барак,
И твой конвой,
Лишь
Будут помниться годами
Бычок,
Что найден невзначай,
С друзьями
Краткое свиданье,
Тепло костра
Да крепкий чай.
Не дьявольски лихое бремя –
Возлягут на душу года.
И ты душой
Восславишь время –
Ты обреченным
Был тогда.
Но бесу,
Бесу не поддался.
Но душу чистой сохранил.
Ты в трудный час
Собой остался,
Христа в душе не уронил.
И темень таяла. И соком
Сочилось света молоко.
Свет проявлял сарайчик,
Сопку
И двух угрюмых мужиков,
Отвыкших от хорошей пищи
И от других былых вещей,
Работу знающих, .
Жилище
Да вкус
Пустых нечастых щей.
Те мужики - один Лутавин,
Другой Чугай –
Они сам-друг
Творили дело, не лукавя,
С отдачей и души, и рук.
Жердяк рубили
Подле бровки –
Тянули на скалу леса.
Конец с концом
Срастив веревки,
Накручивали пояса.
О деле скупо говорили,
Губами двигая едва.
А там присели - «покурили».
А там привстали оба-два.
На миг
Взглянули друг на друга.
И подошел к скале Чугай.
И стихла ближняя округа.
И смолк
Далекий птичий грай.
Кувалда,
Лом,
Кайла,
Зубило
Себя означат иногда.
Но туг
В гранит скалы врубились
И не оставили следа.
Хотя он был –
Чуть видный глазу –
Каленый,
Острый клюв кайлы
Лишь поцарапал,
Лишь погладил
Поверхность жесткую скалы.
И снова долбанул. И только
Царапиной наметил круг.
Долбать же надо было
Столько, -
Приопустились руки вдруг.
И приуныл в тиши Лутавин.
И рядом, молча, сел Чугай.
Казалось,
Крепкий дух оставил
Моих героев. И тайга
Со всех сторон
К ним подступила,
Недружелюбье затаив.
Лихой стены лихая сила
Уже взяла в объятья их.
Бежать -
Не за полушку сгинешь –
Тайга сурова, словно рок.
И захотел,
Да не покинешь
Бамлаг,
Пока не кончишь срок...
Через - работу - путь отсюда
Домой,
Коль выпадет судьба
И час настанет.
А покуда
Пустым мечтаниям - «труба».
Пусть
Сотрясают воздух звуки –
Они остынут, отпарят.
Глаза боятся. Ну а руки
Любой и всякий труд творят.
Чугай на пальцы
Жадно дунул.
Ругнулся...
И сказал:
- Подъем!..
Лутавин тихо думу думал
О сокровенном... О своем...
И снова сжал Чугай руками
Гладь черня –
Аж на пальцах сок.
Он верил –
Долбит капля камень,
Чтоб
Превратить его в песок.
Он верил...
И удар кувалдой.
Он верил...
И опять удар.
Он верил -
В жизни кривда с правдой
Сошлись.
Нашествия угар
Окутал горы как туманом.
Но зорко человек глядит.
Царят над миром
Смерть с обманом.
А правда, правда победит.
Не так ли в ожиданье боя
Он, сжавшийся,
Стремился в бой
Схлестнуться,
Словно бы с собою,
С нелегкой
Собственной судьбой.
Своим рукам себя вверяя,
Он замирал перед броском.
И дрогнула скала, теряя
Кусок ненужный за куском.
Осколки брызнули, иль слезы,
Снег прожигая до земли
На склоне сопки,
Где березы
Снега-метели замели.
Снега.
Они от сопки к сопке
Легли покровом до весны.
Они питали землю соком,
Природе навевали сны.
Снега.
То ласково, то хмуро
Распадками
Под вешний гуд
Они потом к отцу-Амуру
Ручьями шустрыми сбегут.
Пока же
Вдоль речного русла
Вилась поземкой кутерьма.
Землею нашенскою, русской
