на все ее вопросы.
— Стакан тоже ты уронила? Кухня была в стекле.
Мое дыхание вздрагивает, но я умудряюсь кивнуть.
— Прости. Я уберу.
— Я это сделала. Я не могла его так бросить.
— Прости. Мне жаль.
Мерри окидывает меня взглядом, ее лицо проницательное.
— Лучше прими душ, согрейся, переоденься в сухое, а эту одежду оставь в корзине для стирки, — говорит она. — И простыни, видимо, тоже. Прислони матрац к батарее. И повесь мой плащ.
Я киваю, но остаюсь на месте.
Она приподнимает брови, протягивает кофе, и я тянусь за ним правой рукой. Я вижу, что она не дает себе спросить, что происходит. Я знаю, что мне многое позволяют из-за Бри, но терпение Мерри на исходе, и я не виню ее.
— Спасибо, — тихо говорю я. — Правда, прости, Мерри.
— Хорошо, — она улыбается, намекая, что это не конец, и идет к лестнице.
Я беру кофе с собой в ванную, чтобы вылить его после одного глотка, когда я снова начинаю дрожать, решая, что кофеин сейчас — плохая идея. Я пытаюсь отгонять панику, думая о каждой задаче: шампунь, ополоснуть, Гермес был в твоей спальне, кондиционер, ты видела Бри, вспенить, ополоснуть, ты видела Аида, ополоснуть, ополоснуть. Вода жалит шрамы от молнии, посылая по мне волны жара.
Я все еще дрожу, когда выхожу.
В спальне Мерри поменяла постельное белье и унесла матрац, и я ощущаю вину, когда забираюсь на кровать, все еще в полотенце, и сжимаюсь в комок на правом боку. Она оставила мой телефон заряжаться на краю подушки, и я тянусь к нему, но передумываю. Я слышу, что папа вернулся из маяка, слушаю его шаги на лестнице. Он замирает, когда Мерри спрашивает его, куда он идёт.
— За Кори.
— Оставь ее, Крейг.
— Она будет жалеть всю жизнь, если не попрощается.
— Крейг, — акцент Мерри усиливается в предупреждении, и следующая ступенька не скрипит под его весом. Их голоса уходят на кухню. Говорят обо мне. Я могу спуститься и прижать ухо к полу, послушать, но не хочу знать.
Через час, когда моя дрожь стала периодическими спазмами, и почти весь ужас угас в терпимый страх, Мерри поднимается и стучит в дверь.
— Кори, мы идем. Не знаю, когда вернемся, но я взяла телефон, оставлю его на вибрации в кармане. Если что-то нужно, звони, — она делает паузу. — Ладно, милая. Увидимся позже.
Я слышу, как она уходит, входная дверь открывается и закрывается. Я одна.
Может, я могу позволить этому быть сном. Может, если я усну сейчас, я смогу проснуться новой. Без листьев во рту, стакана на полу, богов в спальне. Шрамы от молнии будут проблемой, но зимой длинные рукава их скроют, и они станут светлее, да? Все выцветает со временем. Так все мне говорили. Время — целитель. Я подожду.
И все же…
Я сажусь.
Я ощущаю Его взгляд на себе, несмотря на расстояние и стены между нами. Как сказал Гермес, я увидела то, что не должна была, и это увидело меня.
Мне нужно поговорить с Оракулом.
9
ОБЛИЧЕНИЕ
Она — не Оракул, как известные в Афинах, Лондоне и Нью-Йорке, которые заявляют, что через них говорят боги — кто знает, после того, что я видела сегодня, это вполне возможно — но так Бри назвала ее, когда мы были маленькими, и кличка осталась. На самом деле, она — ведьма.
Настоящая, с заклинаниями, чтением карт, танцами под полной луной, ведьма. Я была одержима ею. Не из-за того, что она — ведьма, а потому что она живет на своем островке в трех милях от Острова, растит свою еду и делает, что хочет. Я хотела быть, как она, когда вырасту. А потом я встретила ее.
В первый раз я побывала у Оракула с Бри в том же году, когда мы прокололи уши, за пару дней до Фесмофории. Мы «одолжили» (украли) лодку кузена Бри и поплыли по бурному морю, потому что Бри решила, что ей нужно знать о будущем, и она была убеждена, что Оракул сможет ей рассказать.
— Кор, мне нужно знать, что есть в жизни, кроме Острова. Нужно.
Я поддержала идею, потому что и мне нужно было узнать свою судьбу.
На летних каникулах, которые он провел на континенте, Али Мюррей из раздражающей мелочи стал почти в два метра ростом, широкоплечий, а волосы, которые ему стригли дома, отросли, завивались на его шее. Он ворвался в комнату класса за секунды до звонка, сел на свое место, подмигнул мне, и я покраснела, поняв в тот миг, что он был красивым. Я два месяца потом молилась Афродите, чтобы он заметил меня, ощутил ко мне симпатию.
Это была моя первая тайна от Бри.
Во второй раз я отправилась к Оракулу почти два года спустя, когда я украла лодку кузена Бри ночью и направилась на островок одна, потому что мой парень почти не отвечал на сообщения и пропадал, и моя лучшая подруга пропадала, когда была мне нужна сильнее всего.
Оракул даже не достала карты в тот раз. Она окинула меня взглядом, покачала головой и сказала мне повторить слова. Не понимая, я сделала это, она медленно кивала в такт, словно я была глупой. А потом я поняла, что я была глупой.
Я назвала ее гадким словом и ушла. Через три дня я получила ответ от Али. Он предложил прогуляться к бухте, и…
Вряд ли Оракул будет рада снова меня видеть, но у меня нет выбора. Если кто и скажет мне, что это за листья, так это она. И когда я узнаю, что это, может, я пойму, в какой я беде. Гермес сказал забыть все, но он сказал, что наказания не будет, а потом попытался отравить меня. Мне нужна вся доступная помощь.
Повесив полотенце на батарею, я заворачиваю листья в салфетку. А потом надеваю чистые джинсы и джемпер, расчесываю волосы, распутывая колтун на макушке.
На кухне я обуваю садовые сапоги, беру бутылку красного вина из буфета для извинений за прошлый визит. Я оставляю записку папе и Мерри — Нужно выйти, не переживайте. Я в порядке — на случай, если они вернуться
