– Сколько там? – ворчливо спросил Толян. – Уворовать себе собрался, скотина?
– Да на! – вспылил Юрец, вытащил деньги и сунул их в руку Толяна. – Четыре по пять и две по десять. Карманы тебе вывернуть?
– Ладно, не кипишись, – махнул рукой Толян.
Юрец уселся на топчан, и вся компания выпила. Закусывать стали хлебом и луком. И под этот хруст пожираемого врагами лука Уквасов заторопился думать и вырабатывать линию дальнейшего своего поведения. Договариваться с ними бесполезно. Бежать надо! Бежать – это предпочтительный максимум и приемлемый минимум одновременно. Кости рук и ног целы, даже рёбра в исправности, судя по всему.
Однако злодеи, словно уловив направление его мыслей, предприняли дополнительные меры по удержанию пленника в своей власти.
– Юрец, а ну-ка свяжи ему ручонки, – приказал Толян.
И Уквасов был связан каким-то обрывком промасленной верёвки. Результат: локти прижаты к бокам, а кисти рук свободны.
– Юрец, зажги вон ту свечу, – отдал новое распоряжение Толян. – Я должен видеть, как он будет корчиться в петле.
– Если его повесить, то это убийство. А если с крыши упадёт – самоубийство, – возразила Верка.
– Нет, я его повешу, – стоял на своём Толян.
– Сначала – следствие, – встрял в разговор Юрец.
Уквасов слушал их спор и не мог понять, насколько серьёзны намерения этих троих отбросов общества. На бомжей, конечно, они не тянут, но и не далеко ушли от жителей вокзалов, теплотрасс, подвалов и чердаков. Наверняка все судимы, включая и женщину. Или почти все. У Толяна рожа самая что ни на есть уголовная, прямо по Ломброзо. И причёска у него тюремная, он словно только вчера освободился из мест лишения свободы. И Юрец не лучше, хотя и интеллигентней на вид. Тонкое лицо, длинный нос, чёрные суровые глаза. А веркино лицо – это лисья мордочка, а не лицо. Злая мордочка лисы-доходяги.
Уквасов даже не заметил, как это Толян переместился ему за спину, – на горло легла прохладная верёвка и стала быстро затягиваться. Уквасов обеими руками вцепился в неё.
– Что вы делаете?! – завопил он. – Вы задушите меня!
– Молчать! – Толян ударил пленника чуть повыше поясницы. – Ещё слово – заткнём пасть. И не надо орать. Никто тебя не услышит, труп. Ты уже труп, тварь!
Последовал второй удар, затем третий. Подскочил Юрец и заехал Уквасову кулаком в зубы. Уквасов скромно застонал.
– Начинаем следствие! – провозгласил Юрец. – Толян, отпусти его пока.
Верёвка ослабла, и Уквасов попытался освободить от неё свою шею, однако тотчас же получил по правой почке.
– Не трогай её! – рыкнул Толян. Уквасов нерешительно опустил руки.
– Говори, давно ты стал извращенцем? – Юрец болезненно ткнул подследственного кулаком в грудь.
– Да он им родился, – уверенно заявила Верка.
– Его сделали таким, – пробасил Толян. Он похлопал Уквасова по плечу, затем, обойдя его, заглянул в глаза. – Так, жертва геноцида?
– Какого геноцида? – не понял Уквасов.
– Жидовско-масонского.
– Но я вовсе не извращенец и не маньяк, как вы тут говорите! – возопил несчастный. – Это же ошибка! Отпустите меня! Я прошу вас, отпустите!
Толян прервал его горячую речь:
– Кто ты – нам известно. И нам понятно, что ты подыгрываешь нашим врагам.
– Как подыгрываю? Кому? – всполошился несчастный.
– Западу. Кому! Он, с понтом, не понимает. Тем, кто за счёт наших ресурсов пожировать хочет. Тем, кому наше сырьё дешёвое нужно, а народишко местный, которого кормить надо, мешается. И ты, сучара, им на руку играешь!
– Я никому на руку не играю!
– Ещё как играешь. Им надо, чтобы тут все стали гомиками и маньяками, чтобы все повырождались и поумирали. Чтобы поубивали друг друга. У тебя какой счёт?
– Какой… счёт? Что такое? – не понимал Уквасов.
– Сколько ты душ русских загубил, подонок?
– Ни одной! Да вы что?!
– Ты из себя целку-то не строй. Как, по-твоему, умирать лучше? Три мгновения или три часа?
– Три мгновения, конечно, – сделал выбор несчастный. – Но я не хочу умирать!
– А для этого ты должен во всём признаться, гнида.
– Но я вполне нормален. Вы ошибаетесь, если так про меня думаете!
– Слушай, Толян, а давай проведём экспертизу! – обрадованно дёрнулся Юрец. – Идея есть!
– Говори! – разрешил Толян.
– Очень просто, – Юрец повернулся к сидящей на лежаке Верке. – Верка, раздевайся!
– Че-го-о?! – протянула Верка возмущённо.
– Проверим его на реакцию на женское тело в естественных условиях. Тебе, Верка, надо раздеться и показаться этому маньяку.
Вследствие этих разъяснений возмущения, клокотавшего внутри Верки, не убавилось.
– Я честная женщина, жлоб! Чего ты тут задвигаешь?!
– Верка, тебе ничего не угрожает. Тебе надо только раздеться. И чтоб он тебя увидел.
– Я перед кем попало не раздеваюсь!
– Верка, это для дела, – сказал своё веское слово Толян.
– Ладно, если для дела, то я не против, – согласилась Верка и стала раздеваться.
Уквасову стало плохо. Это что они такое задумали? Он с ужасом следил, как женщина стаскивает через голову джемпер. Какую такую реакцию они собрались проверять у него? Джемпер, оказывается, был надет на голое тело, и, когда Верка сняла его, Уквасов увидел только махонькие грудки – два кукиша – да рельефные рёбра этой костлявой особы. Потом Верка сняла джинсы, и он зажмурился – таких худосочных ног он ещё не видывал.
– Ты чего глазки прикрыл? – подскочил к пленнику Юрец. – Застеснялся, что ли? Давай, Верка, снимай остальное.
– Ты не командуй! – огрызнулась Верка, но трусы, тем не менее, сняла.
– Теперь встань и повертись перед ним, – продолжал распоряжаться Юрец.
– Ну, ты, не командуй! – вновь огрызнулась Верка и поднялась с лежака.
Огромный ком тёмной растительности между ног Верки – только это и представляло некоторый интерес. Но и этот шикарный пучок волос никаким радикальным образом не мог изменить ситуацию. У Уквасова замёрзли спина и затылок. Он понимал, чего ждут (или, скорее, не ждут) от него мучители, однако с ужасом сознавал, что вид обнажённой Верки не способен вызвать в его скукожившемся от страха организме какого-либо отклика. Он пропал.
А может быть, рано сдаваться? Уквасов поспешно обшарил испуганным взглядом обтянутый кожей скелет Верки, неторопливо поворачивающейся то вправо, то влево… Нет. Конечно, нет. Если закрыть глаза и представить кого-нибудь другого, другую какую-нибудь женщину, Александру хотя бы…
– Ну! – рыкнул Толян. – Ну как, гнида, готов к экспертизе? Юрец, проверяй!
– Сам-то не можешь? – вытаращился на него Юрец.
– Щас, ага! Щас я начну его ощупывать! – возмутился Толян. – Я гинеколог, что ли?
– А кто гинеколог? Я?
– Ладно, не спорьте! – раздражённо сказала Верка. – Я сама.
Верка приблизилась к Уквасову и расстегнула молнию на его брюках, проделав это настолько грубо, что Уквасов чуть было даже не упал. Если и дальнейшие её действия будут до такой же степени бесцеремонны, то ему следует опасаться… Впрочем, перебил себя Уквасов, опасаться сейчас необходимо прежде всего за свою жизнь, которая так неожиданно подешевела. И подешевела, обесценилась настолько, что зависит от трёх никчёмных, обожравшихся водкой человечков, из тех, что постоянно толкутся на пьяных углах, у дешёвых винных точек и просят у прохожих то сигарету, то на пиво добавить.
– Казнить, запятая, нельзя помиловать, – резюмировала Верка, глядя с усмешкой прямо в глаза Уквасову.
– Вот и ладушки, – удовлетворённо произнёс Толян. – Вот и вздёрнем тебя, сучара гнидовская.
– Надо самоубийством его кончать, – настаивала на своём Верка. – Зачем нам лишний геморрой? Юрец, дай закурить.
– Решим сейчас, – махнул рукой Юрец. – А пускай пока последнее слово говорит.
Толян кивнул:
– Он пускай говорит, я согласен, а ты бы, Юрец, слетал за пойлом. А? А то посмотри на меня – я же трезвый до неприличия, я же ни в одном глазу. Самому даже тошно, если честно. А, Юрец? А ты, шалава, одевайся! – вдруг резко повернулся он к Верке, усевшейся с сигаретой. – Ты всю ночь собралась тут сиськами трясти?
– Твоё какое дело? Ты кто это такой, чтобы указывать? – взвилась от возмущения Верка. – Ты мне указывать будешь?
– Цыц, женщина! – прикрикнул Толян.
Верка едва не задохнулась от возмущения:
– Что?! Да по какому ты праву?! Да ты, козлина, не подойдёшь ко мне после этого!
– Не скандальте, ребята, – примирительно проговорил Юрец и потянул Толяна за рукав. – Давай деньги!
Юрец ушёл, а Верка и Толян продолжали ругаться. У Уквасова, кажется, стала зарождаться надежда. Уже не трое, а двое. К тому же, в состоянии острого конфликта находятся. И если ссора продолжится, он убежит, чего бы это ему ни стоило. Надо только дождаться подходящего момента и бежать.
