Еще более резкую оценку тем историкам, которые оперируют оправдательным понятием «начальный период войны» в качестве объяснения всем катастрофам 1941–1942 гг., дает в своих мемуарах С.М. Штеменко: «Утверждение столь же смелое, сколь и невежественное. Ведь понятие «начальный период войны» — категория оперативно-стратегическая, никогда не оказывавшая сколько-нибудь существенного влияния на обучение солдата, роты, полка, даже дивизии. И солдат, и рота, и полк, и дивизия действуют в общем-то одинаково в любом периоде войны. Они должны решительно наступать, упорно обороняться и умело маневрировать во всех случаях, независимо от того, когда ведется бой: в начале войны или в конце ее. В уставах на сей счет никогда не было никаких разграничений. Нет их и сейчас»[58].
Воистину, золотые слова! А суть их проста: «Дорогие товарищи, хватит выдумывать оправдания. Лучше честно признать свои ошибки». Вот это точка зрения настоящего солдата.
Глава 4
Величайшее танковое сражение
Каждый советский человек еще со школьной скамьи наизусть выучивал дату 12 июля 1943 года. В этот день, как утверждала официальная советская историография, в районе Прохоровки состоялось величайшее танковое сражение Второй мировой войны. С обеих сторон в нем приняли участие около полутора тысяч танков. Хребет фашистским танковым войскам был переломан. Окончательное крушение потерпел распускавшийся гитлеровской пропагандой миф о том, что «лето — пора побед германской армии».
Однако при прочтении мемуаров Г.К. Жукова в отношении событий под Прохоровкой возникают некоторые неясности. Описывая боевые действия на Юго-Западном фронте в июне 1941 года, маршал Жуков делает советским историкам серьезное замечание: «Наша историческая литература как-то мимоходом касается этого величайшего приграничного сражения начального периода войны с фашистской Германией. Следовало бы детально разобрать оперативную целесообразность применения здесь контрудара механизированных корпусов по прорвавшейся главной группировке врага и организацию самого контрудара. Ведь в результате именно этих действий наших войск на Украине был сорван в самом начале вражеский план стремительного прорыва к Киеву. Противник понес тяжелые потери и убедился в стойкости советских воинов, готовых драться до последней капли крови»[59]. К слову, сам Г.К. Жуков в своих достаточно объемных мемуарах, насчитывающих 730 страниц, посвящает этому величайшему приграничному сражению только три страницы. Почему же он, дабы подать пример нерадивым историкам, не разобрал детально такой масштабный вопрос?
Проблема в том, что руководящая и направляющая линия в истории войны определена четко: величайшее сражение состоялось под Прохоровкой. Поэтому никакого детального разбора того величайшего сражения, которое упомянул Г.К. Жуков, не последовало. И так все ясно. Только по прошествии пятидесяти лет была дана подлинная оценка событиям, имевшим место в июне 1941 года в районе Дубно. Вдруг выяснилось, что именно там, а не под Прохоровкой, произошло действительно величайшее танковое сражение. Правда, итог его для советской стороны был весьма сомнителен.
В предыдущей главе кратко упоминался контрудар шести механизированных корпусов Юго-Западного фронта. Краткость эта была продиктована именно теми соображениями, которые изложил Г.К. Жуков: величайшее сражение достойно отдельного и более подробного описания. Но для начала обратимся к предшествовавшим ему обстоятельствам.
Итак, 23 июня 1941 года, в результате вклинивания 1-й танковой группы Клейста в стык между Владимир-Волынским и Струмиловским укрепрайонами в советской линии фронта была пробита большая брешь. Разрыв в полосе 5-й и 6-й армий не только мог быть использован противником для выхода им в тыл. Его главная опасность заключалась в том, что он мог стать удобным трамплином для стремительного немецкого броска на Киев.
Командование Юго-Западного фронта, хорошо осознавая нависшую угрозу, предпринимало соответствующие неотложные меры. Меры эти были четко сформулированы в директиве № 3: войскам всеми силами перейти в контрнаступление и перенести боевые действия на территорию противника. Тем более что соотношение сил сулило быстрый и решительный успех. Поэтому ни представитель Ставки Главного Командования, ни командующий фронтом не сомневались в том, что одержат над зарвавшимся агрессором грандиозную победу.
«Создавшееся положение, — вспоминал Г.К. Жуков, — было детально обсуждено на Военном совете фронта. Я предложил М.П. Кирпоносу немедленно дать предварительный приказ о сосредоточении механизированных корпусов для нанесения контрудара по главной группировке группы армий «Юг», прорвавшейся в районе Сокаля. К контрудару привлечь всю авиацию фронта и часть дальней бомбардировочной авиации Главного Командования. Командование и штаб фронта, быстро заготовив предварительные боевые распоряжения, передали их армиям и корпусам»[60]. Только начальник штаба фронта генерал-лейтенант М.А. Пуркаев, как тогда говорили, «поддался паникерским настроениям», предлагая вместо наступления поставить главные силы фронта в оборону. Но большинство на Военном совете отклонило его предложение.
В самом деле, какие у Пуркаева имелись основания для паники? 1-я танковая группа Клейста всего имела 700 боевых машин. А в распоряжении командования Юго-Западного фронта находилось шесть механизированных корпусов, в составе которых насчитывалось около 4000 танков. Правда, при таком подавляющем превосходстве, представлявшем собой огромный плюс, был и минус — разбросанность частей и подразделений мехкорпусов на весьма значительном удалении друг от друга. Поэтому прежде чем бросать в бой, их следовало собрать в ударные группировки.
Общая дислокация назначенных к наступлению войск Юго-Западного фронта выглядела следующим образом. 4-й мехкорпус, которым командовал генерал-майор A.A. Власов, находился на левом фланге фронта, в районе Львова, действуя в полосе 6-й армии. Из его состава командование предполагало выделить ядро — 8-ю танковую дивизию. Остальным частям корпуса предстояло продолжать бои на ранее занимаемых участках.
15-й мехкорпус генерал-майора И.И. Карпезо располагался в районе Броды и частью своих сил уже втянулся в бои. 22-й механизированный корпус под командованием генерал-майора С.М. Кондрусева был сосредоточен в районе Луцка. А вот остальным трем предстояло совершить марши по 200–300 километров до линии фронта, чтобы иметь возможность принять участие в предстоящем сражений. 8-й мехкорпус генерал-лейтенанта Д.И. Рябышева начал выдвижение из Дрогобыча, что в 300 километрах от назначенного пункта сосредоточения. Порядка 150 километров предстояло пройти 9-му мехкорпусу под командованием генерал-майора К.К. Рокоссовского. Но хуже всех пришлось 19-му мехкорпусу, которым командовал генерал-майор Н.В. Фекленко. Его корпус находился в 400 километрах от линии фронта, в Винницкой области. Кроме того, в наступлении должны были участвовать 27-й, 31-й и 36-й стрелковые корпуса. Им также требовалось время для выхода в исходные районы.
Первоначальный замысел наступательной операции исходил из в общем-то правильного решения собрать все силы в кулак. По разработанному командованием Юго-Западного фронта плану, 4-й, 8-й и 15-й мехкорпуса с приданными стрелковыми частями должны были нанести удар в правый фланг немецкой танково-механизирован-ной группировки из района Броды на Радехов и Сокаль, а также оказать помощь окруженной 124-й стрелковой дивизии. 9-й, 19-й и 22-й мехкорпуса, 36-й и 27-й стрелковые корпуса и 1-я противотанковая бригада атаковали левый немецкий фланг из района Луцк — Ровно на Владимир-Волынский, среди прочего имея задачу вызволить из окружения 87-ю стрелковую дивизию. Но суровая действительность заставила в буквальном смысле на ходу корректировать казавшийся тщательно выверенным план.
Вот как Г.К. Жуков описывал ситуацию, сложившуюся в корпусе Рябышева: «В 9 часов утра 23 июня мы прибыли на командный пункт командира 8-го механизированного корпуса генерал-лейтенанта Д.И. Рябышева. По внешнему виду комкора и командиров штаба нетрудно было догадаться, что они совершили нелегкий путь. Они очень быстро прошли из района Дрогобыча в район Броды… Д.И. Рябышев показал на карте, где и как располагается корпус. Он коротко доложил, в каком состоянии его части.
— Корпусу требуются сутки для полного сосредоточения, приведения в порядок материальной части и пополнения запасов, — сказал он, — за эти же сутки будет произведена боевая разведка и организовано управление корпусом. Следовательно, корпус может вступить в бой всеми силами утром 24 июня.
— Хорошо, — ответил я. — Конечно, лучше было бы нанести контрудар совместно с 9-м, 19-м и 22-м механизированными корпусами, но они, к сожалению, выходят в исходные районы с опозданием. Ждать полного сосредоточения корпусов нам не позволит обстановка. Контрудару 8-го механизированного корпуса противник может противопоставить сильный танковый и противотанковый артиллерийский заслон. Учитывая это обстоятельство, нужно тщательно разведать местность и противника»[61].
