не в воспитании: они всего лишь восторгались рассказами о разбойниках и любовными историями. Они ступили на тропу к литературе, но свернули не туда. Теперь их нужно вытащить из болота и привести на вершину писательского искусства.
– Может быть, когда-нибудь я вам расскажу. Но для этого вам нужно подучить немецкий, – продолжила Анна.
– Нам придется опять слушать про Рапунцель и принца? – спросила Анриетта.
– Можно вместо этого мы почитаем что-нибудь из Александра Дюма? – Жан прыгал по канапе.
– Об этом не может быть и речи, – воскликнула Анна. Она заколебалась. – Во всяком случае, до тех пор, пока я не проверю тексты.
Дети замерли.
– Я прочитаю эти газетные вырезки. Если там найдется что-нибудь подходящее, вы сможете перевести текст на немецкий.
– Un triple hourra[29], – крикнула Анриетта и победно подняла кулаки в воздух.
Жан уже пошел к комоду, достал еще несколько текстов и положил их Анне на колени.
Стопка бумаг теперь доставала ей до груди. Анна взяла колокольчик, висевший под правой ручкой инвалидной коляски, освободила его от шелкового платка и позвонила. Дверь открылась, и вошел Иммануэль.
– Мы закончили, – сказала Анна спутнику. – Отнесите эти бумаги ко мне в комнату.
Графиня сомневалась, одержала ли она победу или только что открыла дорогу дьяволу.
– Да, я люблю тебя! Я люблю тебя, как любят отца, брата, мужа! Я люблю тебя, как жизнь. Я люблю тебя, как Бога, потому что ты для меня самый прекрасный, самый лучший, самый великий из людей![30]
Бумага в руке Анны дрожала. Откинувшись на кожаную спинку кресла, графиня закрыла глаза. Что она только что прочла? Подобным описаниям место в трактирах, когда винная бочка выпита до дна. Но не в детских руках.
Не было даже переплета! Немудрено. Какой издатель опубликовал бы эту писанину? Теперь Анна понимала, почему эту мерзость приходилось печатать на газетной бумаге: качественная книжная бумага была для нее слишком хороша.
Анна бросала на пол одну страницу за другой. На полу комнаты расстелился ковер из бумаги.
Следующая история – «Жозеф Бальзамо» – была первой частью серии романов под названием «Записки врача», которые, как сообщал автор, будут развлекать читателей. Анне совсем не хотелось знать, о каких превратностях писал врач. Но она пообещала детям проверить тексты. Бегло просмотрев первые страницы, она остановилась на том месте, где торжество пошло наперекосяк. Герой Жильбер спасает свою возлюбленную Андреа. Он выводит ее из сумятицы в безопасное место. Анна читала дальше. Храбрые мужчины, которые помогают слабым женщинам, оказавшимся в опасности. Ничего такого в жизни не бывало: она знала это лучше всех. Но, должно быть, подобные сцены разжигают воображение маленьких девочек. Неужели в тексте нет ничего поучительного? Сцены, где один из героев взывает к Богу или размышляет о жизни? Вместо этого Анна прочитала про отчаявшуюся Андреа: девушка обнаружила, что беременна, так как Жильбер воспользовался ею, когда та была без сознания.
Анна разорвала газетный лист, скомкала бумагу и бросила клочки в огонь, потрескивающий в маленьком камине. Надо бы поступить так со всеми страницами. Она бросила взгляд на стопку бумаг. Дальше шла история под названием «Три мушкетера». Анриетта была от нее в восторге.
Анна стала читать вслух:
– Положите оружие на место, д’Артаньян, – сказал он. Эту женщину надлежит судить, а не убивать.
Суеверная мысль поразила ее: она решила, что небо отказывает ей в помощи, и застыла в том положении, в каком была, склонив голову и сложив руки.
Тогда с другого берега увидели, как палач медленно поднял обе руки; в лунном свете блеснуло лезвие его широкого меча, и руки опустились; послышался свист меча и крик жертвы, затем обезглавленное тело повалилось под ударом.
Палач отстегнул свой красный плащ, разостлал его на земле, положил на него тело, бросил туда же голову, связал плащ концами, взвалил его на плечо и опять вошел в лодку.
Выехав на середину реки, он остановил лодку и, подняв над водой свою ношу, крикнул громким голосом:
– Да свершится правосудие Божие!
И он опустил труп в глубину вод, которые тотчас сомкнулись над ним…[31]
Александр Дюма! Это имя Анне хотелось забыть, как страшный сон. И все же хорошо запомнить, чтобы предостеречь других. Этот человек был разорителем языка. Героем порока. Он облекал слова в короткую ночную рубашку анекдота вместо того, чтобы вознести их на пьедестал писательского искусства. Эта мазня пачкала мысли любого порядочного человека.
Анна с отвращением посмотрела на газетные листы у себя на коленях. Подкатив кресло к камину, она бросила стопку в огонь.
Посыпались искры. На мгновение показалось, что бумага задушит пламя, но огонь выиграл битву с напечатанной грязью. Истории из чрева литературы встретили свою заслуженную участь.
Анна смотрела на пламя. Она поступила правильно. Почему же она не чувствует облегчения?
В дверь постучали. Анна испугалась. Ее комната была еще не убрана. Оставшиеся газетные страницы были разбросаны по полу. Дорожные сумки стояли рядом с кроватью. А в камине все еще догорали страницы.
– Кто там? – спросила она по-французски.
– Мадам Шмалёр, – последовал ответ. – Графиня, можно вас на минуту?
Чего бы ни хотела хозяйка дома от Анны – она пришла как раз вовремя. Анна расскажет мадам о том, какую литературу читают ее дети. Это откроет ей глаза. Тогда она поймет, что Анна – учительница немецкого языка, которая не потерпит халтуры в руках Жана и Анриетты. Ни за что на свете!
Анна попыталась нагнуться в инвалидном кресле, чтобы собрать бумаги, но не дотянулась до пола. Она кое-как сдвинула листы кочергой. На бумаге остались черные линии.
Прислонив кочергу к умывальнику, она покатилась к двери. Мадам Шмалёр, скрестив руки на груди, смерила учительницу недовольным взглядом.
– Прошу, мадам.
Анна откатилась назад, чтобы освободить место для гостьи.
Мари-Александрин Шмалёр вошла и осмотрела комнату.
– Извините за беспорядок, – начала Анна. – Но Иммануэль еще не успел разобрать мой гардероб. Все утро он был занят лошадьми и каретой.
– Надеюсь, перед этим он вымоет руки, – сказала мадам с мрачной насмешкой.
Анна ничего не ответила.
– Хорошо, что вы зашли именно сейчас, – сказала она.
Мари-Александрин повернулась, и ее корсет скрипнул.
– Я тоже так думаю. Я пришла попросить вас…
– Вы знаете, что читают дети? – перебила Анна. – Нужно что-то предпринять.
Она рассказала об увлечении Жана и Анриетты. О собранных газетных вырезках и о том, какую грязь обнаружила в этих строчках.
– Разум детей извращает не только излишняя сентиментальность. В этих историях рассказывается о кровосмесителях, насильниках, сквернословах и просто омерзительных злодеях. Эти истории читают лишь люди с
