3) распространенность и живучесть рассказов о сем случае до настоящего времени среди лиц, близко знавших отца Иоанна. Так, на двух торжественных, довольно многолюдных собраниях почитателей отца Иоанна в 1911 и 1914 годах здесь в столице я оглашал вышеприведенный рассказ о причине болезни батюшки, и никто из присутствовавших не возразил мне ни слова и не сказал: “батюшка, вы говорите неправду” или “ничего подобного не было”, а между тем на собраниях было много лиц, близко знавших отца Иоанна по Кронштадту и по Петрограду и дороживших, как святыней, всеми подробностями его жизни. Наоборот, и во время своего сообщения я слышал неоднократные чистосердечные восклицания слушателей: “Верно, батюшка!” – и после сообщения, беседуя с ними, выносил убеждение, что переданный мной рассказ им известен даже с большими подробностями и что он относится ко второму случаю изуверства, учиненного над отцом Иоанном, а что… первый случай, более ранний, имел место в Вятке, где батюшка был “помят” изуверами.
4) Как дыма без огня не бывает, так и подобные слухи не появились бы, если бы не было самого факта.
5) С попущения Божия, сатана, этот “коварный старец”, как называет его Преподобный Варсонофий Великий, наученный тысячелетним опытом борьбы с христианскими подвижниками, воздвигает против них или свои темные бесовские полчища, как, например, против Преподобного Сергия, Радонежского Чудотворца, в самом начале его пустынного подвига, или злых людей, как против Преподобного Серафима, Саровского Чудотворца, на которого злодеи напали в лесу, повергли на землю, ударив обухом по голове, отчего изо рта и ушей страдальца хлынула кровь, и в беспамятстве лежавшего потащили к сеням кельи, продолжая яростно бить кто обухом, кто деревом, кто своими руками и ногами. Врачи, свидетельствовавшие старца после этого истязания, нашли, что “голова у него была проломлена, ребра перебиты, грудь оттоптана и все тело по разным местам покрыто смертельными ранами”. Удивлялись они, как старец мог остаться в живых после таких побоев.
Не напоминает ли нам это мучение Преподобного отца Серафима злыми людьми такого же мучения батюшки отца Иоанна?
6) Против достоверности случая 24 ноября 1904 года говорит то обстоятельство, что рассказ о нем исходит не от самого отца Иоанна, а от других лиц, которые не были очевидцами.
Считаясь с указанным обстоятельством и желая узнать истину о причине болезни отца Иоанна, я обратился с письмом к хорошо известному мне по Кронштадту врачу А.В. К-му, лечившему тогда отца Иоанна и затем оказывавшему врачебную помощь батюшке до самой его кончины. Служа здесь в Петрограде в Морском корпусе, Алексей Васильевич очень любезно сообщил мне 12 декабря 1914 года по телефону несколько сведений и между прочим о том, что тогда во время болезни он спрашивал отца Иоанна: “Насколько достоверны слухи, ходившие в Кронштадте, что вас, батюшка, помяли?” и что отец Иоанн ему ответил: “Друг мой! Все, что рассказывают, вздор: никто меня никогда не трогал. Был случай: одна женщина укусила мне палец, и только”. По словам Алексея Васильевича, болезнь отца Иоанна, объяснимая его старческим возрастом, требовала для лечения продолжительного времени и покоя, которых он не имел, к тому же и не любил лечиться. Приезжая из Петрограда поздней ночью, усталый, измученный и недугом, и дневными трудами, батюшка хотел отдохнуть часок-другой – вставал он около четырех часов, а между тем сейчас же необходима была ему врачебная помощь, лишь мучительным путем доставлявшая некоторое облегчение страдальцу. Болезнь его усиливалась и осложнялась другими, находя благоприятную почву в некрепком от природы старческом организме. Приглашенные к больному знаменитости медицинского мира, лейб-хирург Н.А. Вельяминов и профессор Военно-Медицинской академии СП. Федоров находили нужным произвести операцию, но отложили ее из опасения, что отец Иоанн, ввиду почти восьмидесятилетнего возраста своего, не переживет операции, умрет во время ее, а ответственность за неблагополучный исход и неизбежные нарекания падут на них; да и сам батюшка, по-видимому, был против операции, предав себя воле Божией. Скончался он от старческой немощи 20 декабря 1908 года.
Вкратце изложенное сообщение представителя медицинского мира о ходе болезни батюшки заслуживает полного внимания за его спокойный деловой характер. Весьма ценно и приведенное здесь свидетельство отца Иоанна, что “его никто никогда не трогал” и что слухи о каком-то нападении на него, ходившие в Кронштадте, недостоверны.
Но возможно еще одно предположение: может быть, отец Иоанн не хотел говорить о нападении на него изуверов? Может быть, претерпев от них все по заповеди Господа: не противитися злу (Мф. 5, 39) и простив им от всего сердца как своим личным обидчикам, он оградил уста свои молчанием, дабы дать им возможность избегнуть наказания со стороны правосудия человеческого? Ведь одного слова, одной малейшей жалобы отца Иоанна было достаточно тогда, чтобы злодеяние их сейчас же было раскрыто, виновные найдены и понесли наказание, но отец Иоанн не обмолвился ни одним словом и предоставил отмщение Господу Богу, поступив так, как поступил преподобный отец Серафим Саровский с напавшими на него крестьянами.
Различие в том, что преподобный Серафим, придя в обитель, не мог скрыть от братии избитого лица, испачканных кровью волос на голове и на бороде, запекшихся кровью ушей и нескольких вышибленных зубов, измятых и окровавленных одежд и, по долгу иноческого послушания, рассказал обо всем случившемся настоятелю и духовнику, а батюшка отец Иоанн ничего не говорил и даже отрицал само нападение, ибо бросающихся в глаза наружных повреждений на его теле, как у преподобного Серафима, не было, о внутренних же более существенных повреждениях, только ему одному ведомых, старец Божий хранил молчание».
Кончина святого
Скончался отец Иоанн в Кронштадте 20 декабря 1908 года в 7 часов 40 минут утра на 80-м году жизни.
«…Свидание с батюшкой было последним, – вспоминал отец Василий Шустин. – Как мне передавали, со слов батюшки, Господь потому не дал ему исцеления, что он сам исцелял многих, а исцеляя, брал болезни на себя, и должен был выстрадать.
При втором моем приезде в Оптину пустынь старец Варсопофий сказал мне: «А мне явился отец Иоанн Кронштадтский и передал вас и вашу семью в мое духовное водительство». И добавил потом: «Вижу я батюшку отца Иоанна, берет он меня за руку и ведет к лестнице, которая поднимается за облака, так что не видать и конца ее. Было несколько площадок на этой лестнице, и вот довел меня до одной площадки и говорит: “А мне надо выше, я там живу – при этом стал быстро подниматься кверху”…»
«…Мне довелось видеть отца Иоанна и третий раз, но уже мертвым, в гробу, – вспоминал священник Владимир Ильинский, – или точнее – пришлось видеть траурную колесницу с его останками – у Вознесенского моста на дороге от Балтийского вокзала в Иоанновский монастырь. Народ с пением “Святый Боже” шел многотысячной толпой впереди колесницы и сзади ее, густо заполняя всю улицу и растянувшись на большое пространство. Я стоял на одном месте. Проходящие мимо меня ряды только заканчивали пение начальных слов Трисвятого, как подходящие новые ряды начинали пение тех же слов. Так на том пространстве, где я стоял, бесконечное число раз повторялось “Святый, святый, святый”. Зрелище было очень внушительное. Высокая колесница блестела серебром. Духовенство также было одето в белые ризы. Развевались блестящие хоругви. Таким образом отец Иоанн и в могилу сходил таким же светлым, каким появлялся живым среди людей».
22 декабря тело было доставлено из Кронштадта на санях по льду в Ораниенбаум, далее в траурном салон-вагоне – на Балтийский вокзал. В Петербурге по пути следования процессии были расставлены усиленные наряды полиции. У вокзала, который был полностью оцеплен, была «полиции масса». Чрез градоначальника последовало повеление процессии идти мимо Зимнего дворца, по набережной. В Иоанновский монастырь на Карповке тело было доставлено около 20 часов 30 минут, после чего начался парастас, совершенный епископом Архангельским и Холмогорским Михеем (Алексеевым), духовным чадом почившего.
23 декабря, в 5 часов утра, по распоряжению полицеймейстра полковника Галле, доступ народа в храм был прекращен. Корреспонденция газеты «Московские ведомости» из Петербурга, гласила: «В 9 часов утра, 23 декабря, начинает съезжаться в Иоанновский монастырь духовенство. Вокруг обители и в храме довольно пустынно: богомольцы сюда впускаются только по особым пригласительным именным билетам от игумении Ангелины, без которых полиция не пропускала даже духовенство… И вместо вчерашней религиозно-возбужденной толпы народной, рвавшейся на поклонение праху возлюбленного пастыря, виднеются лишь избранные и официальные лица… Наблюдается также чрезмерное обилие полицейских чинов, равных почти по численности приглашенной публике… Обидно было это безлюдье у гроба пастыря-народолюбца… Заупокойную литургию и последующее отпевание возглавил митрополит Санкт-Петербургский Антоний (Вадковский) в сослужении архиепископа Финляндского Сергия (Страгородского) и иных архиереев, с сонмом духовенства. Надгробное слово в конце литургии, вместо запричастного стиха, произнес свойственник почившего протоиерей Философ Орнатский. Пред отпеванием слово также сказал митрополит Антоний (Вадковский)».
