Отряд остановился у колодца: пополнить запасы воды да размять ноги. Селяне, проходя мимо, с опаской поглядывали на них: кто знает, зачем здесь эти вооружённые до клыков хмыри с бандитскими рожами? Тем более что один из них зачем-то топором крутит. Но это просто Фар попросил-таки у Геррета посмотреть его оружие.
Красота! Конечно, оценить топор в полной мере Фар не мог: рукоять для него была коротковата, а потому не очень удобна. Но сделано-то для Геррета! Тонкая работа мастера впечатляла: ни единого ненужного зазора, всё на своих местах, прекрасная балансировка. Особенно Фару нравился молоток на обухе: не гладкий или конусом, как делали чаще всего, а четырёхлепестковый. И об украшательствах мастер не забыл: на топорище красовался кракен, топящий корабль.
— У тебя же другой раньше был, — сказал Лорин. — И ты до сих пор не поведал нам, почему поменял.
— Захотел и поменял, — буркнул Геррет. — Увидел в малкировском караване у одного мужика такой обух.
Выходит, коротышка имел дела с Малкиром — торговцем с не очень хорошей репутацией. Мягко говоря. Если верить байкам, тот ещё убийца и садюга. Ортхирский Мясник, как называли его за учинённую однажды резню. Фар никогда не нанимался в его караваны. Не хотел оказаться причастным к неприглядным делам — незачем отягощать и без того не самую чистую совесть.
— Слышал, Малкир абы кого в свои караваны не берёт, — заметил Фаргрен, отдавая Геррету топор.
— Так я и не абы кто, — запальчиво заявил тот, забирая оружие. — Но я с ними только на Тракт ходил. В охрану к Малкиру наниматься — себе дороже. Как окажешься причастным к дерьму какому-нибудь.
— Болтают, «Звёздная поляна» — тоже его рук дело, — сказал Лорин.
Происшествие случилось в окрестностях Эвенрата около двух лет назад. В лесу рядом со столицей обнаружили тринадцать трупов. Всех повесили на столбах, расположенных в форме шестиконечной звезды. Говорили, будто в её центре обнаружился какой-то шибко знатный и голубокровный господин. Из-за него-то дело и стало громким. А на этой господской тушке зеленела метка Малкира. Поодаль от столбов ещё красовалась куча сожжённых тел.
Сколько в этих байках было правды — никто не знал. Так или иначе, печально знаменитый торговец преспокойно разъезжал по королевству. Хотя... Если его не вздёрнули за Ортхирскую резню, то что такое тринадцать висельников и кучка горелых трупов? Как болтали люди, Малкир просто откупился. И за «поляну», и за Ортхир, и вообще за всё. Сколько надо дать на лапу властям за выжженный залив с несколькими сотнями тел, Фаргрен даже не представлял. Но, видимо, у одного из самых богатых купцов Гильдии торговцев такие средства имелись.
— Да толку-то? — фыркнул Геррет. — Про Малкира чего только не болтают, но он до сих пор на свободе.
Тем временем Рейт выторговал у кого-то пару караваев свежего хлеба, и все с удовольствием вгрызлись во вкусные ароматные краюхи. Даже Горбушка вовсю тянулся губами за хлебом. Но Фаргрен, конечно, ему ничего не дал.
— Эй, ешь, пока совсем не остыло, — сказал Рейт, протягивая кусок Мильхэ.
Та, закутавшись наглухо в плащ и натянув капюшон по самый нос, наполняла фляги. Впрочем, это не помешало ей взять хлеб и захрустеть корочкой — воду эльфийка тянула силой. Заметив лёгкую улыбку, все остальные переглянулись.
Ледяная ведьма оказалась — вот так сюрприз! — на редкость нелюдимой. Или правильнее неэльфимой? Уж себя-то Фаргрен считал не самым общительным, но по сравнению с напарницей он прямо рубаха-парень-свой-в-шкуру.
Сколько раз Мильхэ говорила за эти три дня — хватило бы и пальцев пересчитать. На постоялых дворах она каждый раз ночевала отдельно. Это понятно — женщина всё же. Но она почти не сидела с ними. Только когда ела, и то — сразу поднималась в комнату. Впрочем, так было даже лучше. От взгляда эльфийки, казалось, всё вокруг собиралось замёрзнуть и впасть в спячку. Всё, кроме Рейта. Фар решил, что тот, пожалуй, толстокожий. Ведь иметь напарника-идиота в деле, где предполагаются Твари, опасно для жизни.
— Фаргрен? — вдруг послышалось откуда-то со стороны. — Ты, что ли?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Оборотень прикрыл глаза и выругался про себя. На щеках его на мгновение вздулись желваки. Вот оно — то, чего ему не хотелось больше всего: столкнуться с кем-то из прошлого. Но он готовился встретить знакомых дальше на север, а не в Пеньках.
Фар повернулся к окликнувшему его человеку. И удивился.
— Та́лек?!
Сходство невысокого рыжего мужчины с неугомонным мальчишкой, с которым они часто проказничали в детстве, не оставляло никаких сомнений.
«Неужели и меня так легко узнать?» — подумал Фар, глядя на старого друга.
Плохо. Не стоит тогда и появляться в родной деревне. И как теперь быть? Предложить всем не заезжать туда? Но ведь придётся объяснять почему... А сказать напарникам, что он оборотень, равносильно смертному приговору. Мильхэ-то вряд ли присоединится к близнецам и коротышке — эльфы людскую ненависть никогда не разделяли. Но станет ли помогать практически незнакомцу?
Талек подошёл ближе.
— И правда ты, — сказал он, нервно сглотнув. — Давненько-то не видались. С тех пор...
— А ты что здесь делаешь? — поспешно перебил его Фаргрен, пока тот не сказал, с каких именно пор.
А потом понял, что от Талека прямо-таки несёт страхом.
«Значит, и он знает, кто я...» — подумал Фар.
Сердце почему-то кольнуло. Хотя Талек не мог не знать, что его друг детства оказался оборотнем. И даже если пятнадцать лет назад он не видел Фара в волчьей шкуре, в их родной деревне были те, кто видел. И они точно не могли не рассказать всем.
— Да жена моя тутошняя, пожили у нас и сюда перебрались. А ты тут как? — Талек посмотрел на попутчиков Фара. — Едешь куда?
— Отойдём-ка.
Фаргрен, глянув на своих напарников, отвёл собеседника подальше.
— И не думал, что ты жив ещё, — промямлил Талек. — Все-то считали...
— Что считали?
— Ну... Всякое, — невнятно выдавил Талек и отвёл глаза.
Фар заметил, как тот дрожит, и решил, что говорить о прошлом не стоит. Иначе старый друг умрёт от страха.
«Зачем подошёл? — недоумевал про себя оборотень. — Так трясётся... Но шум не стал поднимать...»
— Как семья?
— Помнишь тестя нашего кузнеца? — Талек говорил, вперив взгляд в землю. — Вот, на племяннице его женился. На сносях, третьенького ждём. — Он поднял глаза и тут же опустил. — А ты никак в наёмники подался?
— Ага. Рад, что у тебя всё хорошо.
— Ирма-то совсем выросла.
Фар остолбенел, услышав о младшей сестре. Сердце его будто треснуло пополам.
— И хорошенькая такая... Была бы красавицей, кабы не шрамы.
— Она жива? — переспросил оборотень, едва понимая, о чём говорит Талек.
— Жива... Травница наша её вы́ходила. Ирма у ней и стала жить, сироткою-то.
В последнем слове Фару почудилось осуждение. Сиротка...
— Слушай, тогда... — Талек облизал пересохшие губы, — говаривали-то всякое, да... Вестей от наших давно нету, — вдруг выпалил он.
Фар плохо соображал из-за свалившейся на него новости. Захотелось отрезвляюще холодного взгляда эльфийки. А Талек внезапно затараторил:
— Северные-то тут редко бывают, сам знаешь, да только слухи плохие там ходят, но досюда вроде не дошли ещё... — он запнулся, сглотнул. — О Тварях болтают, — прошептал будто невпопад Талек.
— О чащобных Тварях?
Фаргрен нахмурился. Не надо ледяной ведьмы. Достаточно слова, на которое все наёмники тут же делают стойку, даже если не ходят в Чащи.
— Мои-то обещались сестру прислать до пахоты, жене помогать. И до сих пор никого. Твари, не Твари, я боюсь, кабы с нею по дороге что не стряслось. — Талек поднял взгляд и уже не отвёл. — А если Твари там на севере или что... — Он часто задышал. — Не знаю, что у тебя за дело и где, но не мог бы ты глянуть, как дома? Тебе ведь не страшно, ты же сам почти...
«...Тварь», — закончил про себя Фар.
— Я бы сам поехал, — тараторил Талек, — сидеть уж невмоготу, нутром беду чую, да только как жену оставить-то? Детей?
