Я с ними точно сталкивалась раньше. С Тварями. Иначе почему их описания из библиотечки так знакомы? Хотя, может, просто не впервые читала...
Аксольки на звание Тварей не претендовали никак: слишком мирные, они даже не всегда понимали, что можно закончить свои беззаботные дни в чьей-нибудь пасти. А Твари... Наводили страх на большинство нормальных двуногих. Ненормальные ездили по Тёмному Тракту, где дрались с Тварями, зарабатывая деньги собственной кровью и делая обитателей Чащ ещё страшнее и сильнее.
Интересно, как быстро аксольки превратятся в настоящих Тварей, которые впадают в ярость от одного только запаха двуногих?
Не прошло и минуты, как Бесшумные Лапки вернулась. Вместе с ней к ручью пришёл исполинский белый волк чуть ли не в три раза больше неё. Но Лапки ещё росла, хоть и сокрушалась, что такой большой не станет. Зато будет такой же белой. Вожди мар-даан-лаид всегда белые и с голубыми глазами, даже если появлялись на свет с другим окрасом. Как рассказывал Крепкие Когти, Лапки при рождении была чернее него, а сейчас её шерсть самая светлая среди учеников Старейшины.
— Дай посмотреть, Отделённая.
От низкого голоса белого волка по телу пробежали мурашки. Помнится, когда я впервые увидела его при свете дня, то сильно оробела. Взрослые мар-даан-лаид огромные, но Старейшина выше всех.
Я вытянула руку с аксолькой. Старейшина долго рассматривал её, нюхал. Потом вдруг лизнул.
— Это только девочкам можно! — возмутилась Лапки.
Белый волк шикнул на неё и продолжил одному ему известным образом исследовать аксольку. На Лапки шиканье никогда не действовало как надо: волчица, упав на землю, теперь лежала и похрюкивала, прикрыв нос лапой.
— Встань!
И мы обе подскочили.
— Ты можешь сидеть, Отделённая. Это я ей.
Дальше началась волчья речь, которую я не понимала. Кое-что, конечно, различать научилась. Например, своё прозвище, которым меня называли волки. Могла понять простые фразы и сигналы для щенков. Я сама была в стае как несмышлёная двухлетка: со мной общались если не на эльфийском, то вот этими элементарными сигналами. Иногда я пыталась отвечать по-звериному, но больше забавы ради. Волки ухрюкивались от моих усилий говорить на их языке.
Старейшина что-то обсудил с Лапки и разрешил отпустить аксольку в ручей. Хрустальные плавники на миг сверкнули и исчезли. Зверюшка разом сдулась в холодной воде и, булькнув, резво поплыла против течения по своим аксолькиным делам.
— Листочек, — сказала Лапки, провожая несостоявшегося «хррккла» взглядом, — папа звал тебя на охоту.
Называть меня Листочком начала именно она. Из-за следов от корней.
Старейшина закряхтел. Да, звучало смешно: тщедушная эльфийка — и на охоту. На самом деле меня приглашали на учебную вылазку для щенков. Когда Крепкие Когти не ходил на настоящую охоту, он занимался воспитанием волчат, к которым без раздумий отнёс и меня, находившуюся на его попечении. Охотничьи способности сто лет проспавшей эльфийки, конечно, не могли быть выдающимися. Как иногда добродушно подшучивал мой воспитатель, я была самым безнадёжным щенком за всю историю их племени.
Но «охота» приносила пользу: я окрепла, стала выносливее, научилась быстро передвигаться по дремучему лесу. Хотя, конечно, даже самый неуклюжий и медленный волчонок бегал куда быстрее. После таких прогулок я обычно валилась с ног, и Крепкие Когти иногда разрешал мне ехать домой на нём, чему пушистые карапузы страшно завидовали: им такое не позволялось никогда.
На охоту так на охоту. Лучше, чем ходить на Тварей. Я поёжилась — волки как-то раз брали меня уничтожать гнездо гигантских богомолов, чтобы те не расплодились. Как вспомню летящие в разные стороны хитиновые ошмётки, так тошно становится.
Но Старейшина, покряхтев, вдруг остановил меня.
— Нет, Отделённая. Мне надо поговорить с тобой. И показать кое-что.
Белый волк отослал Лапки, которая явно не хотела уходить.
Мы покинули лощину и шли, пока не очутились на холме, где часто мышковали щенки и молодые волки. Воздух вокруг Старейшины замерцал — так было всегда, когда он использовал свою силу, — и перед нами оказалось шесть многоножек-Тварей. Склизких, огромных, мерзких... Таких мне один раз показывал Крепкие Когти. И зачем вытаскивать их из-под земли?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Смотри. Что ты видишь?
Предки, ещё и разглядывать? Бе-е... Ладно. Вроде две многоножки... другие? Они крупнее, ножек, кажется, у них больше, с обоих концов — понятия не имею, где голова, — длинные парные наросты с маленькими коготками. Да и в целом выглядят более мерзко... Фу-у! Сила Старейшины перевернула их брюшками кверху, и снизу Твари оказались ещё противнее. Ага, вот здесь у них голова. Брюшки у всех одинаковые... А, нет, у этих двух какая-то полоса по центру.
— Это видимые изменения, — сказал волк, выслушав моё описание.
А есть ещё и невидимые? Я поискала силу. Точно!
— След стал сильнее. Что с ними происходит?
— Они меняются. Предполагаю, из-за тебя.
— Меня? Я их видела всего-то раз и вот сейчас.
— Как оказалось, им этого достаточно. — Старейшина уничтожил многоножек одному ему известным способом. — В случае с ними, может, и не страшно. Станут, как ты говоришь, противнее, и всё. А может, превратятся в более опасных, чем сейчас. Никто не знает.
— Это плохо?
— Некоторым изменениям лучше не начинаться.
— Вы ведь брали меня на богомолов. Это сильно повлияет на лес?
— Не знаю. Если честно, я не знаю, действительно ли ты — причина этих изменений. Но если так, то непонятно, ты влияешь на Тварей непосредственно или каким-то образом через хмарь.
Хмарь... Дымка, похожая на туман и едва заметная при свете солнца, а в сумерках и темноте её и вовсе не видно. Она покрывала всю землю от гор на западе до Тёмной реки, восточной границы Чащ. Там, где есть хмарь, есть и Твари.
— Но если через хмарь, получается, богомолы тоже могут измениться? Да кто угодно может!
— Если так, надеюсь, твоё влияние не слишком велико.
— А аксолька? Тоже из-за меня стала Тварью?
— Вот этого я совсем не знаю. Да и вообще, может, ты ни при чём, но...
Я помолчала, глядя на то место, где только что извивались многоножки.
— Это значит, мне нужно уходить?
Старейшина вздохнул и встал, направляясь обратно к логову. Я пошла следом.
— Пойми, я тебя не выгоняю. Ты нам нравишься. И если хочешь остаться — оставайся. Но больше ты не должна покидать лощину.
***
Через несколько дней сидеть за книжками стало невыносимо. От безделья в голову снова полезли вопросы, о которых я почти позабыла из-за вольготной жизни в лесу. Кто я? Где моя семья?
Отправляясь на охоту, Бесшумные Лапки каждый раз крадучись проползала мимо домика. Даже заметала свои следы в снегу — ей было неловко, что все, кроме меня, могут уходить и приходить. Запрет я не нарушала. Вдруг Твари и правда меняются из-за меня? Если они станут сильнее, легко ли будет мар-даан-лаид жить в Чащах? Это двуногие могут вооружиться от макушки до пят и напридумывать всего. А у волков есть только зубы и когти.
И вообще, я ведь собиралась остаться здесь ненадолго: прийти в себя, вспомнить, кто я, и уйти. А прошло уже четыре с половиной месяца. «Ненадолго» слишком затянулось. И вспомнилось очень мало. Иногда, читая книги, я понимала, что уже знаю написанное. И все эти знания были не обо мне...
Некоторые воспоминания вернулись снами или просто как-то вдруг. Но это лишь обрывки, и их слишком мало — собрать целое не получится. Всё, что мне известно о себе: я эльф, детство провела в Светлом Лесу. Но это можно сказать о любом моём сородиче. Ещё я знаю, как выглядит мой отец. И больше ничего.
В библиотечке никаких дневников так и не нашлось. Зато там, кроме книг, были записи на разные темы. О животных, но больше о растениях и их свойствах. Судя по ним, я всё же иллиген-целитель. И не только для людей. По крайней мере, как лечить волков я представляла. Этим и занималась всё это время.
