class="p1">Александра Сергеевна кивнула Василисе, приглашая ту посмотреть. Василиса придвинулась к книге, пристально вгляделась, но ничего этакого не обнаружила. Ну картинки, ну текст. Все так же, как и на предыдущей странице. Ой, нет. Не так же! Похоже, очень похоже, но не то!
— Вот и я о том! — гордо заключила Александра Сергеевна. — Это более поздняя вставка. Тоже на латыни, тоже рукописная, но более поздняя. И не ясно пока, зачем вклеенная в книгу.
Но зато эта вставка объясняет название книги. А то совсем чепуха получается: книга религиозная, что-то вроде трактата о пороках и добродетелях, а в названии девиз ордена, который хоть и был учрежден в честь Девы Марии и апостола Андрея, но, судя по подвигам своих рыцарей, был больше порочным, чем добродетельным. Впрочем, как и любой другой орден того времени.
— А откуда Вы знаете, что книга религиозная и что она о пороках и добродетелях? — прошептала изумленная открытием Василиса.
— Ну, во-первых, на латыни в те времена писали только религиозные книги. Во-вторых, не скажу, что без словаря легко смогу прочитать всю книгу. Но перевести слова «vitiis» — порок и «virtutibus» — добродетель, я в состоянии. Ну, а слово «tractatu» не поймет только слабоумный.
Смотрите, эти слова в начале книги выведены под миниатюрой, да еще кое-где встречаются в маргиналиях на страницах.
Василиса пристальнее вгляделась в старинные листы начала книги: а ведь и правда, оплетенные побегами виноградной лозы, опутанные какими-то еще ветками с диковинными цветами, отчетливо виднелись слова: vitiis, virtutibus и tractatu. Наверное, тетка права, это трактат о пороках и добродетелях. А вот на новых страницах никаких подобных слов не было. Были гербы — сплошь львы с раздвоенными, растроенными, причудливо изогнутыми хвостами. Серебряные, зеленые, красные, золотые и черные. Рога, кресты, французские лилии, короны и гранаты, секиры и орлы.
— А может это обманка? — спросила Василиса.
— Именно! — воскликнула Александра Сергеевна. — Чистой воды обманка! Потому как в этой вставке речь идет отнюдь не о пороках и добродетелях. Изначально книга задумывалась, как целомудренный трактат. Позже какой-то шалопай с явно нецеломудренным умыслом вклеил в книгу новые листы с иным текстом. А когда в XVIII веке книгу переплели заново, на обложку поместили девиз ордена, о котором написано именно в этой вставке. Ну каково, а? — радостно закончила Александра Сергеевна.
— А что там в этой вставке? И зачем ее вклеили? — задала своевременный вопрос Василиса, от тетки начиная заражаться восторгом раскрытия тайны.
— Ну, насколько я могу судить, вставка ничего в себе особенного не несет. Очередной свод ордена. Он бесконечно менялся. Что-то добавляли, что-то убирали. Смотрите: «Aureum Vellus»! Так на латыни звучит «Золотое руно». А с золотым руном у нас две ассоциации: либо аргонавты с Ясоном, что вряд ли. Либо Орден Золотого руна. Кстати, на мой взгляд, «золотое руно» на латинском звучит мелодичнее, чем на испанском, французском и, уж тем более, немецком. «Aureum Vellus», Aureum Vellus, — промурлыкала Александра Сергеевна, перекатывая во рту музыкальное двойное «л». — И мне кажется, я знаю, из чьей библиотеки эта книга. Смотрите, «Non Aliud» — девиз герцога Бургундского Филиппа III. «Ничего больше». Правда, иногда переводится, как «Иного не желаю».
Очень интересно. Конечно, принадлежность книги Филиппу — пока только теория. Это еще доказать следует. Тем более что девиз герцога во вставке, а вставка, очевидно, вклеена уже после смерти Филиппа Доброго. И неизвестно зачем.
— Простите, а Вы кем работаете? Откуда Вы все это знаете? — решилась задать давно мучавший ее вопрос Василиса.
Александра Сергеевна оторвалась от книги и поверх очков строго посмотрела на племянницу: «Медиевист я. Историк, специалист по истории средних веков. В университете преподаю. До сих пор, да. Новых-то специалистов нет. Вот и приходится на пенсии работать. Передавать знания молодым людям. А книги — моя страсть. От мужа заразилась в свое время. Он был известным антикваром-букинистом. К нему со всей страны за консультацией приезжали, как ко мне сейчас. Ну, да ладно, не время сейчас об этом говорить. Видите, у меня глаз горит! Мне надо тайну разгадать», — уже почти сердито проговорила ученая дама.
«А она азартная! — подумала Василиса, — Вот бы у нас преподавала такая, я бы тоже все знала. Пойди, не выучи у такой урок. Съест ведь или ядом ученым забрызгает». Тетка ей нравилась все больше и больше.
«Ага, и муж вон какой был! Ладно, потом все выспрошу, уж коль сегодня такое дело», — продолжала обрабатывать вновь поступившую информацию Василиса.
А Александра Сергеевна снова уткнулась в книгу. Водила пальцем по тонкой бумаге, вчитывалась.
— Вот! — воскликнула она. — Так и есть! Филипп Добрый. Его книга, его! Смотрите, в маргиналии сверху вниз слова: «Я — книга учтивого рыцаря. Великого герцога Запада». Буквы плохо видно. Какой-то иллюминатор, похоже, их намеренно прятал. Да… Кстати, именно так и называл себя Филипп III, герцог Бургундский, Великий герцог Запада. Скромный, да.
Вообще, интересный был человек. Воин, меценат, покровитель художников, поэтов, музыкантов. Владел гигантской библиотекой. Бесконечно расширял свои территории. Основал орден. Собирался отправиться в крестовый поход, чтобы отвоевать Константинополь. Имел множество любовниц и трех жен. Последних, правда, по очереди. Был несметно богат. И, несмотря на герцогство, считался одним из могущественнейших правителей Европы. Его двор располагался то в Брюсселе, то в Брюгге, то в Лилле.
А вот и он сам! Видите строгого мужчину в черном? Это он и есть. По легенде, всю жизнь носил траур по убиенному отцу. По крайней мере, на немногочисленных портретах, дошедших до нашего времени, сий почтенный муж действительно всегда в черном. Может, легенды и не врут.
И что он тут делает? На этих новых, относительно, конечно, страницах? — продолжала свой монолог Александра Сергеевна.
Василиса уже устала изумляться всему, что видела и слышала. А тетка не унималась. Рассматривала книгу и так и этак. Приближала ее к глазам, отдаляла. Но так больше ничего нового и не нашла. Устало взглянула на часы и охнула: «Василиса, а времени-то сколько! Ехать пора!»
С сожалением отложила книгу, быстро собралась, оделась в коридоре, держась подальше от коварного книжного стеллажа и, пообещав в ближайшее время позвонить, уехала.
***
Герцог нетерпеливо ждал, когда приведут пленника. Мерил шагами библиотеку, гневно поглядывал на приоткрытую дверь и стражников за нею, чтобы увидеть, наконец, хоть какое-то оживление, означающее конец его ожиданиям. Но все было тщетно. За дверью было тихо. Герцог злился.
В ярость приводило Его Светлость и то, что он не мог, не имел ни сил, ни желания объяснить никому, даже преданнейшему другу Лодевику, причину своего
