я пошла на обострение.
Затем, гораздо тише, с дальнего конца нашей линии, Энни шепчет:
— Ты в порядке?
В этот момент меня пробирает дрожь. Все уже было слишком близко.
Я и мой умный рот. Я никогда не думаю о последствиях, прежде чем реагировать, но ничего не могу с собой поделать. Я отказываюсь быть жертвой. Той, кто просто сидит в стороне и позволяет плохим вещам происходить с ней. Я провела слишком много времени в страхе, и я не могу просто взять и ничего не делать, даже если это означает, что мне будет больно.
— Я в порядке, Энни, — заверяю я ее, позволяя своей голове откинуться на угол матраса, прислонившись к изножью грязной кровати. Опустив веки, я пытаюсь сдержать дрожь, которая пробирает меня.
Девушка справа от меня придвигается ближе, прижимая свою руку и бедро к моему, и я чувствую мурашки на ее плоти. Снаружи слишком холодно, а внутри недостаточно тепло, чтобы быть такими голыми. Через секунду Тиф делает то же самое слева от меня, и девушки инстинктивно прижимаются друг к другу, чтобы согреться.
— Я их ненавижу, — бормочет Тиф, прислонившись виском к моему плечу после нескольких минут молчания.
Это самый близкий к комплименту комплимент от этой язвительной девушки, но я знаю, что на самом деле она хочет плюнуть в лицо каждому из этих ублюдков.
В главной комнате коттеджа что-то скрипит, и я напрягаюсь, переводя взгляд на дверь спальни, а мои легкие замирают. Не могли же они уже вернуться?
Тиф поднимает голову с моего плеча, подтверждая, что тоже слышала. А я бросаю взгляд на линию, в сотый раз задаваясь вопросом, сможем ли мы все каким-то образом одолеть наших похитителей и вырваться на свободу. Но это всего лишь мечта.
Собравшись с силами, я возвращаю свое внимание к двери, чтобы наблюдать и ждать. И мгновение спустя ручка медленно поворачивается. На грани рвоты я стараюсь не представлять, в какой ад меня продадут сегодня ночью.
Я надеялась, что переполох в доме поможет мне выиграть время, но мне никогда так не везет. Не знаю, какого бога я так ужасно разозлила и как, но это единственное объяснение, которое я могу придумать, чтобы понять, насколько проклятой стала моя жизнь.
Дверь медленно распахивается, тихо стонет на петлях, и все глаза в комнате оборачиваются на этот звук.
И сердце замирает, когда в комнату входит один-единственный мужчина.
— Глеб, — задыхаюсь я, не смея поверить своим глазам.
Он должен был быть мертв. Я провела несколько дней, стараясь не думать обо всех причинах, которые оставили болезненный комок в моем горле и пустоту в груди. И вот он здесь, во плоти, мой рыцарь в сияющих доспехах, одетый с ног до головы в черное снаряжение.
Я чуть не плачу от облегчения.
Зеленые глаза сужаются в кошачий оскал, когда он осматривает грязную, захламленную комнату, его пистолет поднят, готовый выстрелить в любой момент. Затем его взгляд останавливается на девушках, закованных в цепи, практически голых и сидящих на полу. Он выпрямляется в полный рост, выходя из задумчивого приседания, которое говорит о том, что никто из людей Михаила не знает, что он здесь.
И хотя его лицо — маска спокойного безразличия, я вижу ярость, пылающую в его выразительных глазах, которые единственная часть Глеба, которая позволяет мне видеть его истинные чувства, и после нескольких месяцев пристального наблюдения за ним я привыкла полагаться на них, чтобы сказать мне то, чего не скажет его тщательно выверенная манера поведения.
— Они здесь, — тихо зовет он, его низкий, ровный голос как бальзам на мои расшатанные нервы.
Затем его глаза находят мои, и облегчение, прозвучавшее в них, заставляет мое сердце учащенно забиться. Это потому, что он нашел меня? Или его забота распространяется на всех девушек в равной степени? Я знаю, как отчаянно он ненавидел неудачу с девушками, которых Михаил похитил из одного из клубов Петра. Поэтому сейчас я стараюсь не придавать слишком большого значения его эмоциям. Но когда он шагает через комнату к нам, его легкие и совершенно бесшумные шаги заставляют мой пульс трепетать.
Девушка справа от меня хнычет, отшатываясь от него, потому что не знает, как лучше. Я не успеваю успокоить ее, как Глеб приседает передо мной. И когда он сосредотачивает свое внимание исключительно на мне, кислород исчезает из моих легких.
— Ты в порядке? — Бормочет он, и легкий русский акцент, с которым он произносит слова, делает его еще более опасно привлекательным. Он задает вопрос, его взгляд внимательно изучает мое лицо, а затем прослеживает линии моего тела. И его осмотр так отличается от развратных, похотливых домогательств капитана Змея и его людей. Глеб просто видит все, читает ситуацию без усилий, и прямо сейчас он проверяет, не приложил ли кто ко мне руку.
Он не чувствует вторжения, когда рассматривает мою обнаженную плоть или потрепанное состояние моего простенького лифчика и трусиков. И его глаза не задерживаются на моей груди. Вместо этого они возвращаются к моему горлу, где Змей душил меня.
Жесткое напряжение пробегает по его плечам, сковывая позвоночник, но он не прикасается ко мне. Хотя, как ни странно, я жажду этого. Вместо этого он грациозно поднимается с места, когда в комнату входят Лев и Дэн с пистолетами наготове, но уже опущенными.
— Мы забираем вас, девочки, отсюда, — говорит Глеб, обводя глазами комнату.
Не тратя слов, он и его люди молча принялись за работу, взламывая замки на наручниках и висячих замках, сковывающих нас.
— Как вы нас нашли? — Спрашиваю я, вопросы горят на кончике моего языка.
Глеб бросает на меня быстрый взгляд, после чего снова сосредотачивается на своей задаче. Секунду спустя наручники расстегиваются, освобождая Тиф из ее положения на конце нашей цепи.
— У тебя есть одежда? — Спрашивает он.
Она кивает.
— Думаю, они сложили ее здесь. — Она указывает на дальний край кровати.
Он отрывисто кивает.
— Одевайся, а потом помоги другим девочкам.
Она поднимается с пола и беспрекословно повинуется, а Глеб поворачивается, чтобы освободить меня.
— Михаил ударил по клубу Петра, чтобы отвлечь меня, пока вас, девушек, забирали. И когда нам сообщили, что он перебрался в свою собственность на севере штата, я подумал, что он намерен выставить вас на один из своих VIP-аукционов, — говорит он ровно. А поскольку его взгляд сосредоточен на моих запястьях, соединенных у основания позвоночника, я не могу прочитать его эмоции. Его руки удивительно нежны по сравнению с теми, кто обходился со мной в последние несколько дней, и
