«Черт возьми, она плачет, рассказывает о своем несчастье, а я, идиот, любуюсь ею. И ничего не могу с этим поделать». У Тягунова от волнения заходили желваки на скулах. Он и в самом деле во все глаза смотрел на Татьяну, следил, как она точно выражает свои мысли, дает характеристики мужу, рассказывает о деталях того вечера, как они возвращались с кладбища — ему не пришлось ничего переспрашивать и уточнять. Напряженно следил он за говорящими губами, притягательными и искусно вырезанными природой, заметил, какие у нее мягкие, выразительные жесты и красивые руки. А глаза этой женщины просто завораживали — столько было в них душевной силы и глубокого отчаяния. «Такие натуры умеют сильно любить, но и страдают безмерно», — казенно, по-книжному и опять не к месту подумал Тягунов. И от этих мыслей и от разговора отвлек телефонный звонок. Он извинился и снял трубку.
Тягунов слушал, что ему говорили, по ходу разговора делал краткие замечания, а сам наблюдал за Татьяной. Делал это осторожно и тактично, и Татьяна ни за что бы не догадалась, что он смотрит на нее не только как следователь, которому поручено заниматься ее делом, но и как мужчина, увидевший в посетительнице женщину. Тягунов уже несколько лет был свободен от семейных уз (не простил бывшей жене банальной супружеской неверности), на женщин посматривал с предубеждением и недоверием, потому и удивился, когда понял, что Татьяна Морозова для него — больше чем заявительница, что воспринял ее беды как свои. Если бы она знала об этом, то порадовалась бы, понимая, что в рутинно-бюрократических делах личные симпатии людей много значат!
Тягунов закончил нудный разговор по телефону и продолжил беседу с Татьяной.
Теперь смотрел на нее с откровенным сочувствием и жалостью — не смог преодолеть этого, да и не захотел. Он уже жил ее болью и страданиями. И Татьяна вдруг поняла, что нравится этому суровому на вид человеку. Это было так неожиданно и так неуместно в этом разговоре, что в какой-то момент она посмотрела на него внимательно и строго, давая понять: «Что это вам пришло в голову? Вы в своем уме? Я к вам пришла с таким делом, а вы на меня пялитесь. Нехорошо. Неприлично».
Вячеслав Егорович был хорошим физиономистом, быстро и точно определил осуждение в ее глазах, ответил взглядом: «конечно, я с вами согласен, так смотреть на женщину, обратившуюся в органы милиции за помощью, неприлично».
Заметно смутившись, Тягунов стал уточнять кое-какие детали, связанные с машиной. Говорил с Татьяной официально, сухо, и она, приняв его тон, отвечала так же.
Простились они тепло. Подписав пропуск, Тягунов встал, проводил Татьяну до лифта, подал руку и улыбнулся. Она ощутила грубоватую мужскую ладонь, которая задержала ее руку чуть дольше, чем требовалось для любезного, но все-таки служебного рукопожатия.
— Я очень надеюсь на вас, Вячеслав Егорович, — сказала Татьяна своим певучим голосом и тоже невольно улыбнулась. — У меня такое ощущение, что вы мне поможете, и что я встретила в милиции хорошего человека.
— У нас здесь много хороших людей, — серьезно и искренне ответил он. — Плохих не держим, с плохими воюем… Я вам позвоню, Татьяна Николаевна. И вы звоните, не стесняйтесь. Будем искать вашего мужа.
— Спасибо. — Она горько вздохнула, лицо ее снова поблекло. — До свидания, Вячеслав Егорович.
— Благодарить пока не за что. Рад буду помочь вам. Не отчаивайтесь, Таня.
Она вскинула на него глаза. «Таня», «держитесь». Правда, хороший, душевный человек. И зря она о нем так подумала. Может, ей просто показалось, что он как-то по-особенному смотрел на нее, а она уже — «пялитесь», «неприлично»… Хорошо, что не брякнула лишнего, не обидела его. Есть же люди, которым ничего не стоит сказать другому ободряющие, даже ласковые слова. Вот он, Тягунов, из таких. Вячеслав Егорович… Слава… Нет, правильно она сказала о том, что встретила в милиции хорошего человека.
…День между тем заканчивался, пошел мелкий снег, в лесу стало быстро темнеть, пора было возвращаться к машине. Но Тягунов и на обратном пути внимательно приглядывался ко всяким ямам и дуплам — а вдруг что заметит? Вдруг что-то проглядел?
Максимов, следователь прокуратуры, и другие члены оперативно-следственной группы уже вернулись, ждали его, Тягунова. По их лицам Вячеслав Егорович понял, что ничего больше не нашли, что продолжать поиски здесь, в районе поляны, бессмысленно. Хотя есть смысл прочесать округу с помощью парней из ОМОНа или какого другого подразделения…
Тягунов ждал Татьяну у входа в морг. Он позвонил ей рано утром, в надежде, что она еще не ушла на работу, и оказался прав — Татьяна как раз собиралась выходить.
Вячеслав Егорович довольно осторожно начал разговор о самочувствии, о планах на нынешний день.
Измученная женщина прервала его любезности прямым вопросом:
— Нашли мужа?
— Кажется, да, — все так же осторожно ответил Тягунов. — Вы можете приехать в морг на опознание?
— На опознание?! — У нее перехватило дыхание. — Он мертв?
— Татьяна Николаевна, надо приехать, посмотреть. Мы можем ошибиться, найдена часть трупа…
— Часть… трупа… Боже-мо-ой! Лешенька!..
Она приехала на такси. Мертвенно-бледная, с расширенными от ужаса глазами. Руки, державшие сумочку, дрожали, не находили себе места, то и дело запахивали на груди синий пуховик, так идущий ее глазам, всему облику, фигуре. Было видно — не успела толком одеться, привести себя в порядок. Татьяна порывисто шагнула вперед, к тяжелым, обитым оцинкованным железом дверям, ведущим в полуподвал, откуда несло одуряюще-мертвым запахом формалина. Тягунов удержал ее, мягко взял за руку.
— Погодите минуту. Успокойтесь. Нельзя так, Татьяна Николаевна. Да и там не все еще готово.
Он знал, что готовить там нечего, голова Алексея Морозова давно уже покоилась на одном из столов, но так хотелось, чтобы женщина перевела дух, подготовилась к ужасному зрелищу, что ждет ее. Надо было сказать ей правду. Она, быть может, внутренне как-то мобилизует себя. Надо, чтобы она была готова. Иначе будет шок, она не выдержит, сломается — это не всякому мужчине под силу. А она, женщина, пережившая уже страшное горе.
— Где вы его нашли? — спросила Татьяна, не отнимая своей руки, и Тягунов почувствовал, как она дрожит.
Он решил сказать ей сейчас, что ждет ее там, внизу.
— В лесу, на Задонском шоссе. Его зарубили… Мы нашли только голову. Но вы должны на нее посмотреть, может быть, это и не он. Хотя по фотографии…
— Я больше не могу! Идемте! — ранено крикнула Татьяна и решительно шагнула к двери полуподвала.
Судмедэксперт по знаку Тягунова снял с головы простыню, и на Татьяну глянули мертвые глаза Алексея.
— Леша-а… — прошептала потрясенная женщина. — Лешенька-а…
Тягунов подхватил падающую Татьяну. Вдвоем с судмедэкспертом вывели ее наверх, на свежий воздух. Вячеслав Егорович говорил какие-то малозначащие, но идущие от сердца слова, которые она вряд ли слышала, но которые сейчас были просто необходимы.
Он посадил ее в ожидавшее такси. Постоял рядом с машиной, глядя на вздрагивающие плечи женщины, почувствовал, как закипает в душе ярость.
— Мы обязательно найдем убийц, Татьяна Николаевна, — сказал он сурово, подавая ей оброненную сумочку. — Это дело времени, я вам обещаю. Но вы, пожалуйста… мужайтесь! Прошу вас!
Татьяна ничего не ответила. Вытерла мокрое лицо платком, сидела прямая, бледная, убитая горем.
— Отвезите женщину прямо к подъезду дома, — попросил Тягунов таксиста. — У нее большая беда.
— Да я вижу, — кивнул тот. — Сюда за радостью не приезжают.
Машина уехала, а Тягунов постоял у ограды морга, выкурил сигарету, думая о том, что сделает все, чтобы найти мерзавцев, лишивших Алексея жизни и сделавших несчастной эту женщину. В том, что он их найдет, Вячеслав Егорович не сомневался.
…Через день Татьяна хоронила останки Алексея. Настояла на том, чтобы голову положили в нормальный гроб, а тело имитировали его одеждой. Конечно, соседи и все, кто пришел проводить Алексея в последний путь, знали истину и это усиливало гнев собравшихся у подъезда дома.
— Что же это на белом свете делается-то, а! — негромко, с растерянными лицами говорили женщины-соседки. — Что с людьми творится, в зверей превратились.
— Какие же это люди?! Правильно вы говорите — звери!
— За такое стрелять надо и по телевизору показывать, чтоб все видели. Бандиты совсем распоясались. Это ж надо, что с человеком сделали. И похоронить по-людски нельзя.
— И машину отобрали, и жизни лишили. Охо-хо-о…
Татьяна стояла у гроба, опиралась на руку Игоря. С другой стороны ее поддерживала Ольга. Клавдия суетилась рядом, держа в руках пузырек с нашатырем. Наготове были и другие женщины, всем хотелось помочь несчастной Татьяне. Что же это, в самом деле, одно горе за другим?! Что она сделала дурного? Кого так обидела?
