— Ваша армия не занимала Кенигсберг. Ее вообще не было в Восточной Пруссии. Англичане — в Англии, французы — во Франции, а Берлин стоит как стоял. И никто его не бомбил. Напротив, немцы приближаются к Ковелю. Вот почему мы так спешно эвакуируемся, понимаете?
— Кто вам это сказал? — Жандарму хочется, видимо, закричать, но голос его не слушается.
Лучше поскорее кончить этот бесполезный разговор, не то этот двухметровый здоровяк, чего доброго, расплачется.
— Мы слушали передачу из Лондона. Варшава до сих пор сражается, но она окружена. Мы преклоняемся перед Варшавой: она борется за Польшу и за нас. До свидания, пан!
Беженцы с трудом добираются до вокзала и в результате отчаянного броска занимают места в поезде. Приближается вечер. Ветер доносит с запада грохот артиллерийской канонады. Неужели там все еще кто-то сражается? Канонада усиливается. Толпа штурмует вагоны, хотя поезд уже отходит. Какая-то мать, отчаявшись попасть в вагон, в последний момент передает свою трехлетнюю девочку в чужие руки. Сама она, вероятно, надеется уцепиться за оконную раму, не сорвавшись при этом под колеса поезда. Через окошко видно, как рыдает ребенок.
А на улицах Ковеля уже рвутся снаряды. Немецкие танки при поддержке моторизованной пехоты занимают город, не встречая никакого сопротивления. Поезд, в который мать успела передать девочку, — это последний поезд, покинувший польский вокзал.
* * *
О краковской группе беженцев ничего не слышно. Впрочем, руководители группы из Катовице даже предположить не могли, что в ту ночь, когда они уезжали в Кельце, в Кракове только готовились к эвакуации. Это могло стать для чехов роковым. Но задержавший их в предместье Кракова майор вермахта, по виду типичный образчик фашистского офицера, приняв группу за еврейских беженцев и будучи уверен, что евреям не место в рейхе, приказывает быстро доставить всю группу к демаркационной линии. И через пять минут чешские беженцы в окружении советских солдат. Они не верят своим глазам, ведь им неизвестно, что Советская Армия уже стоит на Буге. Чехи бросаются к советским бойцам и начинают их горячо обнимать.
К вечеру их переправляют во Львов.
* * *
В ночь на 17 сентября ковельский поезд останавливается на путях. Беженцы из катовицкого «Пшелота» этому не удивляются, как, впрочем, и тому, что опять отцепили паровоз. Удивляет их другое — песни, доносящиеся из ближайшей деревни и ярко освещенные окна в домах.
Разведчики, высланные для выяснения обстановки, возвращаются только под утро. Они стоят обнявшись под железнодорожным полотном и во всю мочь своих голосовых связок с огромным воодушевлением поют «Интернационал», а потом хором скандируют:
— Да здравствует Советская Армия! Да здравствует Советский Союз!
— Вы пили?
— Так точно. Вон там внизу, в украинской деревне. Можете и вы туда сходить, там уже не спят. Советская Армия освободила Западную Украину и Западную Белоруссию. Мы в Советском Союзе!
Границу Союза Советских Социалистических Республик в ту ночь пересекает группа из ста восьмидесяти чехословацких политэмигрантов. Их исполненное страданиями путешествие через всю Польшу заканчивается. Они в безопасности.
* * *
Первых советских солдат они встречают неделю спустя в городке Сарны. Комендант города приветствует их на лестнице комендатуры:
— Здравствуйте, товарищи!
Старый однорукий Бела Кирали, который после падения Венгерской советской республики жил в эмиграции сначала в Германии, а с 1932 года в Чехословакии, тяжело опускается на каменные ступеньки и громко произносит пять русских слов, которые ему известны:
— Здравствуйте, товарищ советский командир. Спасибо! — И он начинает плакать.
— Не за что, — отвечает командир, смущенно улыбаясь. — Мы приветствуем вас, борцов революции…
Он знает, кто они. Ему сообщили об этом представители той группы беженцев, которой руководил Ладя Зрза. Двое из них уже бывали в Советском Союзе. Они хорошо говорят по-русски и знают советские порядки.
— Советские люди доверяют, но проверяют — так учит Ленин, — объясняет людям Ондрей. — Этому не надо удивляться, потому что не все гости приезжают к ним с добрыми намерениями. Да и время сейчас тревожное — неизвестно, что ждет нас впереди.
Ночью чехи идут в гости к командирам. Тем временем Москва проверяет идентичность Ярды Достала, Мани Барешовой, Геды Сынковой, Лади Зрзы и других, кто известен проживающим там чехословацким товарищам. Выдержавшим проверку предоставляется право поручиться за остальных членов группы.
Местом проживания для эмигрантов из Катовице и Кракова выбирают Ровно на Волыни.
— Лучше жить среди своих, — говорит военный комендант Здолбунова, небольшого городка, расположенного неподалеку от Ровно, когда эмигранты разъезжаются группами по двадцать — тридцать человек в Гулчу Чешску, Улбаров и другие волынские деревни. — Уверен, вы быстро поладите. Соотечественники вас приютят, а вы за это поможете им в уборке урожая и на стройках. Самое главное для нас сейчас — убрать сахарную свеклу без потерь. Стране нужен сахар. А тем временем решится вопрос о вашем постоянном месте жительства. Советская власть о вас позаботится. Счастливого пути, товарищи!
Лишившись руководства, польская оборона разваливается прямо на глазах. Некоторым легионерам все же удается принять участие в действиях противовоздушной обороны. Они даже сбивают два немецких самолета. Их потери составляют двое убитых и несколько раненых. Это первые чехословацкие воины, павшие на фронтах второй мировой войны.
Небольшая группа легионеров, задержавшаяся в Броновице для ликвидации лагеря, отступает своим ходом в направлении Румынии, границы которой она пересекает через два дня после того, как окончательно развалилась польская оборона. Основная же часть легиона, покинув Лешно, следует по железной дороге через Пинск, Сарны, Ровно. В это время стремительно продвигающиеся части вермахта форсируют Буг и плохо вооруженному легиону, направляющемуся к румынской границе, грозит серьезная опасность быть разгромленным в неравном бою.
Добравшись до Тернополя, легионеры все еще надеются, что через Румынию попадут наконец во Францию. Но поезд, который доставил их сюда, вскоре по неизвестным причинам дает задний ход и возвращается в местечко Глубочек Бельки. Здесь они наблюдают трагикомическую сцену отступления остатков разгромленной польской армии в лице вконец перепуганного майора, на котором от офицерской формы осталась только фуражка. Спешно погрузив свой домашний скарб и семью на телегу, запряженную загнанной до полусмерти лошадью, он щелкает кнутом и исчезает.
В Глубочеке легионеры простояли три дня, став свидетелями семидесятидвухчасовой агонии полуфеодальной Польши. Тем временем генерал Прхала и господа из так называемого «варшавского клуба» (Юрай Славик, Каганец и другие), сориентировавшись, успевают покинуть потерпевшую поражение страну. Распространяется слух, что Советская Армия перешла границу и перекрыла дороги в Румынию.
На второй день после ухода из Глубочека становится известно, что подполковник Свобода выехал навстречу Советской Армии для переговоров. Все надежды теперь на командира легиона. Добьется ли он разрешения уйти с легионом в Румынию? Поговаривают — и это кажется более вероятным, — что он собирается договориться об условиях передислокации легиона в СССР.
После поражения Польши проходит несколько дней. Только окруженная Варшава еще сражается. Легион медленно продвигается на восток. Ирка Вишек, командир отделения пулеметчиков, идет в составе роты. На повозке у него польский пулемет, один из немногих, которые им удалось получить в Ленто. Неожиданно где-то впереди начинается пальба. Над головами легионеров свистят пули. Раздается команда: «Ложись!» Однако легионеры оказываются в дорожной пыли и в канавах гораздо раньше, чем она прозвучала.
— Братья, не стреляйте! Не стреляйте! — кричит штабс-капитан Фанта и стремительно мчится навстречу стреляющим, энергично размахивая белой простыней.
Советские солдаты сразу перестают стрелять.
Как выяснилось впоследствии, перестрелка началась по вине легионеров. Им предстояло пройти километров пять и выйти как раз в то место, где их должен был ждать подполковник Свобода с инструкциями советского командования. Однако они решили сократить путь и свернули на другую дорогу, в результате чего вышли в расположение советской части, в которой о чехах ничего не знали. Советские солдаты, обнаружив неизвестную группу военных, поступили так, как в подобной ситуации поступили бы солдаты любой другой армии — открыли по ней огонь.
Три дня легионеры идут строем в качестве военнопленных в сопровождении старшего лейтенанта и старшины. Навстречу им сплошным потоком движутся к демаркационной линии части Советской Армии. Легионеров препровождают в артиллерийские казармы Каменец-Подольского. Местные власти заботятся о том, чтобы у каждого чеха была нормальная постель и предметы первой необходимости. Легионеры с любопытством знакомятся с новым для них миром.
