— Если ты старый, значит, мне и вовсе умирать пора. — Вахид улыбнулся в усы.
— Помнишь учения в Сирии, а потом перелет на полигон под Мурманском? — неожиданно спросил Шамиль.
— Разве такое забудешь? — удивился Вахид. — Я думал, мозги закипят. Утром прыжки и марш-бросок по пустыне, а вечером стрельбы при минус сорока!..
— А на следующий день Пятигорск, — проговорил Шамиль. — Бой в горах.
— И Хабаровск, — подытожил Вахид.
— Я думал, не выдержу, — признался Шамиль.
Учения преследовали цель проверить выносливость офицеров спецназа при смене часовых и климатических поясов. Они проводились каждый год, осенью, когда за Полярным кругом уже стояли морозы, а в Сочи еще плескались в море дети.
— Что-то разговорились мы с тобой, — спохватился Вахид и огляделся по сторонам. — Совсем расслабились.
Они бесцельно брели по вечернему городу, волоча на себе баулы с вещами и снаряжением, которое приобрели еще в Стамбуле.
Сезон уже прошел, но в Газиантепе все же было много туристов. На улицах то и дело раздавалась английская, немецкая, русская речь. Город, выросший вокруг древней крепости, привлекал к себе внимание любителей истории и старины. Истинные гурманы древней архитектуры называли его Парижем Востока.
— Может, пора? — не выдержал Шамиль.
— Пошли, — согласился Вахид.
Откуда-то из окна доносилась музыка, пахло углем и нечистотами. Повсюду сновали стайки подростков. О чем-то переговаривались мужчины постарше. Чувствовалось, что с наступлением темноты здесь станет небезопасно.
Они миновали Османский парк с причудливыми деревьями и цветами и оказались в настоящих каменных трущобах. Улицы, образованные безликими домами, были до того узкими, что Шамилю пришлось идти сзади, а Вахид то и дело цеплял стены баулом, заброшенным за спину.
— Кажется, здесь. — Вахид встал перед калиткой, сваренной из нескольких кусков железа и обитой по краям доской.
— Звонка нет, — сказал Шамиль и несколько раз ударил кулаком по железу.
— Кто? — донеслось словно из могилы.
— Если ты Ислам, то мы к тебе от Хаджи.
Лязгнул засов, калитка открылась. Взорам гостей предстал мужчина невысокого роста, уже далеко не молодой, в длинной, почти до колен рубахе. Глубоко посаженные глаза, сросшиеся на переносице брови и окладистая, белая от седины бородка. На голове кожаная шапочка, похожая на тюбетейку. Мужчина посторонился, пропуская гостей во дворик размером с песочницу, в который выходили три двери, сделанные из фанеры.
— Проходите, — разрешил он.
По скрипучей, ходившей ходуном лестнице они поднялись на третий этаж. Здесь, в комнатушке с оконцем, похожим на амбразуру, стояли небольшой низенький столик и несколько кроватей. На одной из них лежал рослый бородач в футболке и джинсах.
— Располагайтесь. Потом спуститесь вниз, — сказал Ислам и ушел.
Громила сел.
— Вы чеченцы? — спросил он охрипшим от сна голосом.
— Разве не видно? — вопросом на вопрос ответил Вахид и поставил сумку на пол.
— Откуда приехали? — допытывался бородач.
— Из Анкары, — уклончиво ответил Вахид.
Мужчина встал и подошел ближе.
— Меня Мовса Закахаев зовут. Я родом из Аргуна. Слышал про Закахаевых?
— Почему ты сразу все говоришь нам? — удивился Шамиль. — Ведь даже не знаешь, кто мы.
— Сюда приходят только за тем, чтобы поехать в соседнюю Сирию или Ирак. — Мовса снова сел на кровать.
Вахид посмотрел на окно, потом на нового знакомого.
— Где здесь делать намаз?
— Разве сейчас есть время для него? — удивленно воскликнул Мовса. — Я много пропустил. Потом наверстаю.
— Э-э! — Вахид поднял руку на уровень уха. — Многие так говорят! Страх это! Всегда одна и та же отговорка: «Как я буду делать намаз, если много воюю и пропускаю нужное время? Какой потом смысл совершать новые?» Ты тоже откладываешь молитвы. Не боишься?
— Чего я должен бояться? — теребя редкую бородку, делано удивился Мовса.
— Ну, например, того, что это время для тебя никогда не наступит.
— Как это? — Мовса захлопал глазами.
— Ты можешь попросту умереть раньше, — объяснил Вахид. — Нельзя лишать себя возможности оказаться среди тех, кто войдет в рай. Намаз не отнимает много времени, но очищает помыслы и сердце, становится преградой между мусульманином и шайтаном. Он приближает тебя к Аллаху. По намазу Всевышний будет судить о твоих делах.
— Я согласен с тобой. — Мовсе стало неловко. — Хочешь, сейчас схожу и спрошу хозяина?
— Не надо, — раздался голос.
Все обернулись. Ислам стоял в дверях. За его спиной угадывалась фигура женщины, скрытая занавеской.
— Я даже не заметил, как ты вошел, — удивился Шамиль. — Когда мы поднимались по лестнице, она скрипела так, что это было слышно даже в центре города.
Ислам развернулся, взял из рук женщины аккуратную стопку белья и протянул Шамилю.
— Возьми.
Вечером, перед ужином, Мовса с Вахидом и хозяином дома молились в комнате первого этажа.
Ночью Вахид открыл глаза, почувствовав приближение человека. Было темно.
Он осторожно сел.
— Кто здесь?
— Это я, Мовса, — раздался шепот.
— Нам пора? — Вахид посмотрел туда, где должно было быть окно, но ничего, кроме черноты, не увидел.
— Нет еще. Ты только уснул.
— Зачем ты пришел? — спросил Вахид, ловя каждый звук.
— Не волнуйся. Мне надо просто кое-что сказать тебе.
— Почему ты не сделал это раньше? — Вахид по голосу определил, что до Мовсы около двух шагов, и сел. — Нельзя было дожидаться, когда придет Ислам?
— Прости, что разбудил. Но потом будет поздно.
— Что ты имеешь в виду? — Вахид встал.
— Ты и твой друг можете натворить глупостей, когда увидите, что я собираюсь сделать…
Вахид напрягся.
— Говори.
— Дело в том, что хозяин этого дома предатель. — Мовса приблизил свое лицо так, что Вахид почувствовал его тепло. — Мне приказали его убить.
— Ты в своем уме? — шепотом спросил Вахид. — Хотя откуда у тебя ум, если ты даже не молишься?
— Зря ты так, — обиделся Мовса. — Его серьезные люди вычислили.
— Кто же они? — спросил Вахид.
— Какая разница?
— А как нам тогда попасть к своим братьям?
— Ничего сложного в этом нет, — заторопился Мовса. — Я уже давно здесь и все узнал. Сейчас Ислам должен нас отправить со своим человеком к границе, а под утро переход.
— Как тебе удалось прожить здесь неделю? — не поверил Вахид. — Неужели он ничего не заподозрил?
— Сказал, будто надо подождать брата.
Внизу что-то стукнуло. На лестнице скрипнула под ногой доска.
— Это он, — прошептал Вахид. — Сколько мы спали?
— Часа два, — ответил Мовса. — Ты не должен мне помешать.
Вахид лихорадочно размышлял, как быть. С одной стороны, он мог воспрепятствовать убийце. Но будут ли его действия оправданны? Если Ислама просчитали, ему все равно не жить. Конечно, можно убить Мовсу, а труп спрятать, но этим они лишь оттянут исполнение приговора, вынесенного террористами, а сами попадут под подозрение. Под угрозой окажется вся операция.
— Поступай как знаешь, — едва слышно разрешил Вахид.
— Вы уже не спите? — раздался удивленный голос Ислама, и под потолком вспыхнула желтоватая лампочка. — Пора собираться.
Чеченец был в рубашке, поверх которой накинул меховую безрукавку.
— Ты нас повезешь? — спросил Мовса.
— А разве ты тоже поедешь? — Ислам оглядел комнату так, словно надеялся кроме них и Шамиля увидеть еще кого-то. — Твой брат ведь до сих пор не появился.
— Раз не появился, значит, что-то случилось. — Мовса развел руками. — Я и так здесь засиделся.
— Машина за городом. Я провожу вас. — С этими словами Ислам вышел.
Глава 14
Помойный кот
— В общем, так. — Крикун положил перед Берсой две фотографии и ткнул в одну из них пальцем. — Это Славик Гондарь. Прячется от мобилизации.
— Ты хочешь, чтобы я его нашел? — пошутил Берса.
— Его и так нашли, — на полном серьезе ответил Крикун. — Только он об этом не знает. Зато мать божится, будто сын в России на заработках. Ее ответ милиции и сотрудникам военкомата мы записали на видео. После всего она пойдет как соучастница и укрывательница террориста.
— Какого террориста? — не понял Берса.
— Из ее сына сделаем, — как само собой разумеющееся пояснил Крикун. — Он живет в квартире покойной бабушки на другом конце города. В ней мы и оборудуем мастерскую по производству взрывных устройств.
— Понятно, — пробормотал Берса, разглядывая фотографию. — Потом отправишь их в топку?
— Посмотрим. — Крикун тронул пальцем нос.
Берса перевел взгляд на второй снимок.
— Это друг террориста?
— Угадал. — Крикун скорчил гримасу и несколько раз дернул головой.