— Ну, не беда, Джим, все равно ведь быть же тебе богатым, рано или поздно.
— Да я и теперь богат. Я сам себе господин, а ведь я стою целых восемьсот долларов! Желал бы я только иметь эти деньги — больше мне ничего и не надо!
Глава IX
Пещера. — Плавучий дом. — Хорошая добыча.
Захотелось мне пойти взглянуть на одно местечко, которое я облюбовал во время своих исследований; мы пустились в путь и скоро добрались до середины острова, который был невелик, всего три мили в длину и четверть мили в ширину.
На этом месте находился довольно длинный крутой холм, футов в сорок высоты. Трудно нам было вскарабкаться на верхушку, до такой степени круты были склоны, да еще заросли они густым кустарником. Наверху мы отыскали большую, глубокую пещеру в скале, со стороны Иллинойса. Пещера оказалась просторная, как две-три комнаты, соединенные вместе, и Джим мог в ней свободно стоять во весь рост. Внутри было прохладно. Джим предложил свалить туда все наши пожитки, но я возразил, что не желаю всякий раз карабкаться на такую высоту.
Джим говорил, что если спрятать лодку в надежное место, а все наши пожитки сложить в пещеру, то можно при первой же тревоге туда забиться; там нас никто и с собаками не сыщет. Вдобавок, птички предвещают дождь, так неужели же я хочу, чтобы все наши вещи промокли?
Итак, мы вернулись назад, взяли лодку, пристали поблизости от пещеры и свалили в нее все наши пожитки. Потом отыскали поблизости местечко, чтобы спрятать лодку в густых вербах. Снявши пойманную рыбу с крючков, мы снова забросили удочки и принялись готовить обед.
Вход в пещеру был настолько широк, что туда можно было бы вкатить бочку; по одну сторону от входа грунт был ровный, очень удобный для костра. Мы развели огонь и состряпали обед. Вместо ковра мы разостлали одеяло и расположились закусывать. Остальные вещи мы все сложили тут же, под рукой, в глубине пещеры. Вскоре смерклось, разразилась гроза — птички сказали правду. Потом полил дождь как из ведра, поднялся ветер — такого сильного я еще и не видывал. Это была настоящая летняя буря; такие часто бывают в наших краях. На дворе было совсем темно, небо сделалось иссиня-черное; дождь лил такими потоками, что даже на маленьком расстоянии деревья казались как в тумане, словно призраки; порою налетавший порыв ветра гнул деревья до самой земли. Деревья бешено трясли ветвями, словно обезумели, и вдруг среди густейшей тьмы вспыхивала молния, становилось светло как днем, верхушки деревьев озарялись на мгновение и снова в одну секунду все погружалось во мрак; гром разражался над нами со страшным треском, грохотал, раскатывался по небу из конца в конец, точь-в-точь будто пустые бочки катятся вниз с длинной лестницы.
— Славно мы устроились, Джим! — говорю я. — Как у нас уютно! Ну-ка, передай мне еще кусок рыбы да горячую лепешку.
— То-то! А если б не Джим, — не быть бы вам здесь, миленький! Так бы и сидели до сих пор в лесу, без обеда, весь мокрехонек! Птички уж знают, когда быть дождю, дитятко!
В течение десяти дней вода в реке все прибывала да прибывала и наконец вышла из берегов, залила все низкие места острова на три-четыре фута. Со стороны Иллинойса река разлилась на несколько миль, но со стороны Миссури ширина ее осталась та же — всего полмили, потому что берег Миссури отвесный, словно стена.
Днем мы разъезжали по острову на лодке. Было свежо и тенисто в лесу, даже во время палящего зноя. Мы пробирались в чаще меж деревьев; иной раз попадали в такую густую заросль дикого винограда, что приходилось возвращаться назад и выбирать другую дорогу. Чуть не на каждом старом, корявом дереве ютились кролики, змеи, векши и разные зверьки; по прошествии нескольких дней после наводнения они становились совсем ручными, потому что проголодались — можно было прямо подплывать к ним и хватать их руками, только, конечно, не змей и не черепах, те сейчас же соскальзывали в воду. На том холме, где была наша пещера, их было полно. Стоило захотеть, мы могли бы их набрать себе сколько угодно.
Раз ночью мы поймали часть плота — славные, крепкие еловые доски. Плот был шириной в двенадцать футов, а длиной около пятнадцати; верхняя настилка сидела над водой на шесть-семь дюймов, прочная, ровная, гладкая. Днем мы часто видели плывущие мимо бревна, но пропускали их, боясь показываться при дневном свете.
На другую ночь, как раз перед рассветом, вдруг, смотрим, плывет целый дом! Довольно большой, с крышей, как положено. Мы подплыли к нему, причалили и влезли в окно. Было еще слишком темно, чтобы все разглядеть; поэтому мы привязали покуда лодку к плавучему дому и стали ждать зари.
Лишь только рассвело, мы опять заглянули в окошко и увидали кровать, стол, два старых стула и еще множество вещей, разбросанных по полу; по стене висело разное платье, В дальнем углу комнаты, на полу лежало что-то похожее на человеческую фигуру. Джим окрикнул его:
— Эй, кто там?
Человек не шевельнулся. Я крикнул еще раз, и тут Джим сказал:
— А ведь человек-то не спит, он умер! Погодите, я схожу посмотрю…
Он вошел, нагнулся над лежащим и проговорил:
— Так и есть — мертвый. Ему прострелили спину. Должно быть, он убит дня два-три тому назад. Войдите, Гек, только не смотрите на его лицо, — страшно!
Джим прикрыл убитого какими-то старыми тряпками. Напрасно: у меня не было никакой охоты смотреть на мертвеца. Засаленные карты были раскиданы по полу; тут же валялись пустые бутылки из-под водки и пара масок из черного сукна: стены были испещрены безграмотными надписями и рисунками углем. Тут же висели два поношенных, грязных женских ситцевых платья, большая женская шляпа, несколько юбок и кое-какая мужская одежда. Все это мы сложили в свою лодку, авось пригодится. На полу валялась старая соломенная шляпа — мы и ее прихватили. Потом мы нашли бутылку с молоком, заткнутую соской для грудного ребенка. Бутылку мы охотно бы взяли, но она оказалась разбитой. В углу стоял старый ящик и потертый чемодан с обломанными петлями. Они были раскрыты, но в них мы не нашли ничего, что стоило бы захватить.
По тому, как разбросаны были вещи, можно было судить, что жильцы дома выбирались впопыхах и не могли унести с собой всего скарба.
Мы нашли еще старый жестяной фонарь, кухонный нож без черенка, новехонький складной ножик, пачку сальных свечей, жестяной подсвечник, флягу, жестяную чайную чашку, старое шерстяное одеяло с постели и ридикюль с иголками, булавками, воском, пуговицами, нитками и разной дребеденью, потом еще молоток, несколько гвоздей, леску для удочки в мой мизинец толщиной, с несколькими громадными крючками, сверток оленьей кожи, кожаный собачий ошейник, лошадиную подкову и несколько склянок с лекарствами, но без ярлыков; мы уже собрались уходить, как я нашел почти новую скребницу, а Джиму попались под руку старый смычок от скрипки и деревянная нога; ремни от нее были оторваны, но нога была ничего, хорошая, только для меня чересчур длинная, а для Джима чересчур короткая; другой ноги, под пару, мы нигде не могли отыскать, как ни шарили по всему дому.
