Горбунья целовала неподвижные руки Фрейдис и заливалась мутными старческими слезами. Халльгрим не разрешил ей сопровождать госпожу, и некому было утешить старуху. Халльгрим сказал, что незачем всему фиорду видеть и потом молоть языками, будто у супруги Виглафа Хравна не нашлось спутниц получше!
И вот девять юных невольниц взволнованно шептались в углу.
Прихорашивались, поправляли друг на друге разноцветные бусы и вышитые налобные повязки. Они поедут вместе с Фрейдис на погребальной повозке через реку Гьелль.
Подстегнут коня, если заленится. И удержат, если вдруг понесет. И подадут руки госпоже, когда путь будет окончен и придет пора ступить на неведомый берег Нифльхель…
Честь великая!
Но девчонки были слишком молоды. Горбунья видела, что девчонки боялись.
Девчонки хотели жить. Да разве эти молодые способны хоть что-нибудь понять? Где им, разве они смогут предстать как надо перед владычицей Хель?
Когда сын Ворона в очередной раз пришел зачем-то в дом, горбунья спросила его с надеждой:
— Халли, не передумал ли ты? Хевдинг ответил:
— Нет, не передумал. И не хочу больше об этом слышать!
Умершего редко хоронят сразу. Чаще всего готовят временную могилу. И в ней он остается до тех пор, пока не соберется родня, не будет построен курган, не созреет для поминального пира доброе ячменное пиво… Но у госпожи Фрейдис не было многочисленных родичей, только сыновья. Тогда Халльгрим припомнил, что она говорила ему о корабле отца, и сказал так:
— Не похвалит нас мать, если мы задержим ее надолго.
Когда солнце выплыло из-за скал, он повел мужчин за ворота. К зеленому взгорку над морем, где лежал и дед Асбьерн, и отец деда Асбьерна, и еще полтора десятка предков, о которых в Сэхейме помнили и могли рассказать. Могилы Виглафа Ворона здесь не было: бездонная морская пучина хранила и его, и его корабль. На берегу стоял только памятный камень с рисунком всадника на восьминогом коне и женщины с приветственным кубком в руке. Никто не видел, как погибли Ворон и его люди. Но ни один не сомневался, что они пали в бою и девы валькирии приняли их на пороге Вальхаллы…
Окованные лопаты дружно вошли в каменистую землю. Даже Хельги не пожелал остаться без дела. И уже к полудню на холме открылась глубокая, вместительная яма. Погоняя терпеливых коней, притащили из лесу тяжелые сосновые бревна.
Внутри ямы стал подниматься сруб. Он послужит последним земным домом для госпожи. Сюда она сможет возвращаться и приглядывать, хорошо ли живет без нее ее Сэхейм. Сюда въедет погребальная повозка. Здесь рухнет под ударом ее любимый конь. И здесь же, возле колес, уснут все девять молоденьких рабынь. Иначе не бывает.
Отмыв глину, густо налипшую на руки и на сапоги, братья Виглафссоны сообща разобрали стену женского дома и вынесли тело матери через пролом.
Отлетевший дух не должен найти обратной дороги, ни к чему ему тревожить оставшихся. Фрейдис уложили в повозку — резной деревянный короб на четырех высоких колесах. Запрягли кроткого рыжего коня, часто возившего Фрейдис при жизни.
И двинулись со двора…
Хельги шел рядом со Звениславкой. Он не держался за ее плечо. Просто касался ее локтя своим. Он не спотыкался. А за ремнем у него торчала секира, упрятанная в чехол.
Люди несли с собой все то, чем хотели снабдить госпожу на дорогу: свежий хлеб, мясо, сыр, благородный лук, отгоняющий болезни. На поясе Фрейдис по-прежнему висел ключ, знак достоинства хозяйки. А у бортов повозки лежало женское имущество — костяной гребень, замысловатые серебряные застежки, обручья, нож, ложка, головной платок и платья на смену… Не посмеет старая Хель назвать ее нищенкой!
Когда шествие добралось до холма, Халльгрим повел коня вниз, внутрь сруба. Тот пошел доверчиво и послушно… Колеса повозки дробно застучали по бревнам. Спустившись, Халльгрим остановился и вытащил меч, Конь не успел испугаться. Свистящий удар уложил его замертво.
Звениславка увидела ужас, появившийся на лицах рабынь. Смерть всегда страшна. Даже такая, которая несет с собой великий почет.
Она зажмурилась, стараясь не смотреть, как Халльриму передавали жертвенный нож… И потому не видела, как, проскользнув между стоявшими на краю сруба, в яму отчаянным прыжком соскочила горбунья. Мгновение — и она выдернула нож из руки Виглафссона. Даже он, двадцать лет сражавшийся в походах, не успел ей помешать. Старуха с блаженной улыбкой поникла рядом с еще горячей тушей коня…
Люди взволнованно загомонили.
— Ас-стейнн-ки, — напомнил о себе Хельги. — Расскажи, что там…
Халльгрим наклонился над служанкой и бережно разомкнул ее пальцы, стиснувшие костяную рукоять. Потом поцеловал горбунью в морщинистый лоб. Старая нянька когда-то учила его ходить…
— Я ошибался, когда приказывал ей остаться! — проговорил он негромко. — А следовало бы мне помнить, что времена переменились и уже мало кто знает, как надо выращивать свою судьбу!
Тогда-то самая молоденькая из рабынь, ровесница Звениславке, шагнула вперед, раздвигая на груди металлические украшения, чтобы ничто не помешало удару…
Потом Халльгрим высек огонь и затеплил маленький светильник. Пусть не будет госпоже Фрейдис ни темно, ни холодно в той ночи, которая сейчас укроет ее своим плащом. Светильник был сделан в виде чаши на остром витом стержне.
Халльгрим воткнул его в пол рядом с повозкой. В последний раз проверил, хорошо ли были завязаны у Фрейдис погребальные башмаки. Пусть не упадет ей на пятки Напасть, дверная решетка Хель. Пусть не обломится под ней золотой мост через поющую реку Гьелль. Пусть не слишком сердито облает ее злобный пес Гарм. И, ничем не обидев, пропустит воинственная дева-привратница…
***
Он выбрался наверх, и сруб начали закрывать. Наладили последнюю стену и стали накатывать сверху бревна. Исчезла рыжая шкура коня, исчезли рабыни, сидевшие подле колес. Исчезло бледное, словно светившееся, лицо Фрейдис…
Халльгрим первым столкнул на эти бревна глыбу земли. И когда она обрушилась на накат, все голоса потонули в лязге оружия. Это воины одновременно выдернули из ножен мечи и троекратно ударили ими в звонкое дерево щитов. И называлось это — шум оружия, вапнатак!..
А комья земли сперва гулко стучали по бревнам, потом этот звук стал делаться глуше и глуше, пока не стал наконец простым шорохом глины о глину…
Когда на могиле уже утаптывали землю, из-за деревьев вдруг сипло прокричал рог.
— Кто-то приехал, — сказал Халльгрим. Он продолжал глядеть на свежую глину.
Всадники, выехавшие из леса, увидели перед собой грозное зрелище: около сотни воинов в боевом облачении венчали собой холм. Но они не остановились и не повернули назад, хотя их было всего трое.
