Потом велел седлать своего коня.
Осень уже разбрасывала по берегам фиорда яркие краски… Так заботливая хозяйка, ожидая гостей, готовит наряды и завешивает цветными покрывалами простые бревенчатые стены. Но вот чем кончится пир?
Воздух был почти совсем тих. Только откуда-то из глубины фиорда понемногу начинало тянуть ледяным сквознячком. Стылый ветерок проникал под одежду, заставлял поеживаться в седле. Вот потому-то Халльгрим всю жизнь предпочитал ходить пешком, а еще лучше — грести на корабле. Пеший и тем более у весла не замерзнешь. Да и доберешься, пожалуй, быстрее, чем на лошади по этой тропе… Другое дело, пешком в гости мало кто ходит. И тем более вождь к вождю!
А ветерок — Халльгрим знал, что предвещал этот ветерок. Может быть, даже нынче к вечеру разразится свирепая буря. Такая, что не хуже вражеских мечей оборвет с воинов леса вышитые нарядные плащи… А иные деревья и вовсе лягут корнями наружу, сраженные в неравном бою…
Халльгрим ехал и думал о том, не придется ли лежать между этими бойцами и ему самому. Премудрый Олав разглядел волчий волос, вплетенный в кольцо, и не было причины ему не поверить…
А не поедешь — уж Рунольв позаботится, чтобы смеялась вся округа-фюльк…
Опавшие листья шуршали под копытами коней.
Гисли и Гудред молча ехали за вождем. И, верно, тоже прикидывали, чем мог кончиться для них этот день. Если пиром у Рунольва — не захмелеть бы. Закон гостеприимства свят, нарушить его — преступление. И добро, если Рунольв вправду образумился на старости лет, говорят же люди, что лучше поздний ум, чем вовсе никакого! Но знают люди и другое. Хоть редко, а бывает, что среди ночи вспыхивает дом с гостями, упившимися за столом… И копья встречают выскочивших из огня!
Несколько раз Халльгриму мерещились крадущиеся шаги… И не заметил бы вовсе, если бы поневоле не ждал из-за каждого дерева стрелы. Он не поворачивал головы, только всякий раз подбирался в седле, готовясь к отпору. Но шедший лесом не показывался и не нападал…
И все оставалось спокойно.
Из Сэхейма в Терехов ездили редко… Только в святилище, и то обычно на корабле. Дом Эрлинга стоял примерно посередине дороги, и Халльгрим привык считать, что брат жил поблизости. Но береговая тропа петляла, взбираясь на кручи и снова спускаясь к воде. И когда фиорд открылся в очередной раз и Халльгрим увидел на той стороне дом Приемыша, он слегка удивился тому, как мало, оказывается, они проехали.
***
Еще он заметил длинную лодку, лежавшую под скалами, в зеленой воде. Над бортом лодки торчали две светловолосые головы. Халльгрим мимолетно подумал, что это, наверное, рабы ловили рыбу на ужин. Подумал — и сразу же забыл…
До Терехова они добирались и вправду еще долго. Но наконец лес расступился — стал виден частокол и заросшие травой крыши построек. И боевой корабль Рунольва Скальда, который был вытащен из сарая и стоял у берега на якорях; Халльгрим сразу же это отметил. Зачем?
Даже мачта уже возвышалась на своих расчалках, и свернутый парус багровым червем прижимался к опущенной рее. Так, будто Рунольв готовился не к пиру, а к дальней дороге. Если не к боевому походу.
И не намеревался медлить с отплытием.
Может быть, он хотел проводить гостя со всем почетом и тем закрепить мир между ним и собой? Халльгрим в свое время поступил именно так. Ну что же, добрый корабль у Рунольва Скальда…
Рунольв сын Рауда Раскалывателя Шлемов стоял в воротах, глядя на подъезжавших. Увидев, Халльгрим более не спускал с него глаз. Не только смешную гардскую девчонку мог перепугать при встрече этот боец! Сам Халльгрим уж сколько раз видел его и даже дома у себя принимал, а всякий раз поневоле вспоминал тот утес над Торсфиордом… Исполинский угрюмый утес, обросший ржавым лишайником, и никому не удавалось обобрать птичьи гнезда на его уступах.
Скольких молодых храбрецов еще искалечит и швырнет в зеленую бездну у ног? И когда наконец упадет сам, и чья рука его свалит?
Халльгрим спешился, радуясь твердой земле вместо надоевших стремян. И пошел навстречу Рунольву — Гисли и Гудред за ним, плечо в плечо, шаг в шаг.
Рослые, крепкие, красивые парни…
— Здравствуй, Рунольв Скальд, — поздоровался Халльгрим. — Я приехал к тебе, ведь ты, как рассказывают, меня приглашал.
— И ты здравствуй, сын Фрейдис, — прогудел в ответ Рунольв вождь. И Халльгриму захотелось увидеть в этом еще один белый щит, поднятый на мачту.
Даже вопреки тому, что Рунольвовы люди понемногу брали их в кольцо и безоружных среди них не было. А ворота поскрипывали, закрываясь… Рунольв сказал:
— Не будет у Одина недостатка в героях, если два наши корабля станут ходить вместе, а не врозь. Халльгрим отозвался, кивнув:
— Это так.
И пронеслось: неужели, пока жива была Фрейдис, только старая ревность подогревала в Рунольве вражду? Халльгрима бы это, пожалуй, не удивило… Но тут Рунольв подался на шаг назад и окинул взглядом своих людей. И Халльгрим похолодел. Старый вождь проверял, все ли было готово. И даже не очень это скрывал.
— Будут ходить в море два корабля, — сказал он, глядя Халльгриму в глаза, и в улыбке была насмешка. — Но только мой пойдет первым, потому что оба будут зваться моими, слышишь ты, сосунок! — И рявкнул своим:
— Хватай!
Однако приказать, как водится, было легче, чем выполнить. Осеннее солнце, уже подернутое багровой дымкой подходившего шторма, вспыхнуло на трех длинных клинках. Халльгрим, Гисли и Гудред уже стояли спиной к спине. И каждый держал в правой руке меч, а в левой — тяжелый боевой нож. Не зря же Халльгрим увидел свой первый поход в неполных одиннадцать зим! Он знал и умел все. И его не зря называли вождем…
Ну что же, и Рунольв хевдинг недаром учил своих молодцов… Однако требовалось немалое мужество, чтобы первым подойти к тем троим. На верную смерть… Какое-то время все было тихо, и Рунольв сказал:
— Не завязал ты ножен ремешком, Халльгрим Виглафссон. А жаль.
Он не собирался участвовать в схватке. Халльгрим в ответ ощерился по-волчьи:
— Олав Можжевельник сказал мне, что надо быть настороже, когда едешь к трусу. И это был хороший совет!
Оскорбление попало в цель. Рунольв сгреб в кулак свою рыжую бороду и зарычал:
— Я сам поговорю с этим Олавом, когда стану грабить твой двор!
Халльгрим сказал ему:
— Этого не будет…
Он хорошо видел тех шестерых, которых судьбе было угодно поставить против него. Каждого и всех сразу. Наверняка сильные бойцы, Рунольв не станет кормить у себя неумех. И храбрые: малодушному нечего делать здесь, в Терехове… Халльгрим видел побелевшие, стиснутые челюсти и внимательные глаза под клепаными шлемами. А что видели они? Свою погибель. Шагнувший первым первым же и упадет. Потому что противником был Халльгрим сын Виглафа Хравна.
