— Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь, Морган, — назидательным тоном сказал Франсуа, когда тайком принес мне документы в мой кабинет. — Если твои подозрения имеют под собой почву, ты рискуешь своей шкурой.
— Тебе было нелегко их заполучить?
— Нет, там, наверху, суматоха из-за этой ревизии Счетной палаты, выставка Бахарии накрылась. Они прислали нам кучу археологических материалов, и некоторые экспонаты уже по три раза проделали путь туда и обратно. На дополнительное разрешение для перевозки античных предметов никто не обратил внимания.
— Услуга за услугу.
— Забудь об этом, я давно погасил свой кредит.
Я дружески сжал его плечо. Несколько раз мне удалось выбить для Франсуа деньги на изыскания, шантажируя Вильнёва.
— Я рассчитываю на твою скромность.
— Никому ни слова, обещаю.
Мне не составило никакого труда получить в Лувре отпуск за свой счет на три месяца, что, кажется, принесло облегчение Вильнёву, который обычно совал мне палки в колеса, хотя и жил в страхе, как бы я не поведал ревизорам о некоторых его делишках, не слишком привлекательных. Потеря заработка в Лувре не пробила брешь в моем бюджете. Наш добрый спонсор согласился выделить нам деньги и предоставил такое техническое обеспечение, которое заставило бы побледнеть от зависти даже моего отца. Но было во всем этом и темное пятно. Вернее, два. Первое — «ассистентка», которая, согласно его требованию, должна была постоянно участвовать в нашей работе, о чем он сказал меньше чем через час, а второе — та немаловажная сумма, которую он так легко согласился выделить на наш проект.
— Ты думаешь, она ничего? — спросил Ганс с игривой улыбкой.
Я положил документы на стол и покачал головой.
— А ты предпочел бы, чтобы она оказалась уродиной?
Я взял мобильник и нажал на «повтор». Со вчерашнего дня я пытался связаться с отцом Ганса.
— Добрый вечер, это снова Морган Лафет. Мсье Петер вернулся с совещания? Прошу вас, мадемуазель, скажите ему, что это очень важно. Благодарю вас, да, я жду.
— А чего ты наконец от него хочешь, от моего родителя?
Я сделал ему знак заткнуться, и в это время в моем ухе прозвучал мужской голос:
— Да…
— Мсье Петер? Я со вчерашнего дня пытаюсь связаться с вами, я…
— Извините меня, но я не могу уделить вам много времени. Мой отец сказал мне, что Йон Юрген намерен финансировать ваш проект, поздравляю вас. И кажется, вы собираетесь взять с собой Ганса? Вы не лишены мужества.
— Ганс очень заинтересовался этим. — Я услышал, как он усмехнулся. — Мсье Петер, я хотел бы знать, почему вы послали мое досье о финансировании именно мсье Юргену?
Последовало короткое молчание.
— Он сам попросил меня переслать его ему. Я подумал, что вы уже ввели его в курс дела.
Я не удержался и выругался.
— Разве не так? — поинтересовался Петер.
— Нет, — сказал я, и у меня вдруг пересохло в горле.
— Я никогда бы себе этого не позволил. Мой отец сказал мне, что вы не хотели предавать это дело гласности. Я переслал досье непосредственно спонсору.
— Но если не вы рассказали ему о деле, то кто же?
— Возможно, мой отец. Или ваш. Какая разница? Вы получаете свои деньги.
— Это не они, мсье Петер, я попросил их никому не говорить.
Он хмыкнул, и я понял, почему Ганс терпеть не может своего отца.
— Не надо впадать в паранойю, никто не украдет у вас вашу идею. Вы знаете, в этом деле у Йона глаза и уши повсюду. Он один из самых крупных наших инвесторов. Возможно, он обсудил все с Жаннин.
— С кем?
— С Жаннин Готъе. Она отвечает за спонсорские проекты. Нам с Йоном часто приходилось сообща финансировать какой-нибудь проект. Например, строительство новой лаборатории в Музее истории флота, — добавил он с совершенно неуместной гордостью. — Так у вас все?
— Благодарю вас за разъяснение, мсье Петер, — сказал я, делая огромное усилие, чтобы удержаться в рамках приличий. — Ганс здесь со мной, если хотите, я передам ему трубку, чтобы вы пожелали ему доб…
— Нет. Как я уже сказал вам, я очень занят, сегодня вечером улетаю в Гамбург.
— Мсье Петер, — с досадой произнес я, — мы в ближайшие дни отправляемся в Италию, может быть, у вас будет возможность…
— Извините, но я вынужден проститься с вами. Желаю приятного путешествия.
Он положил трубку прежде, чем я сумел поблагодарить его, а Ганс пожал плечами.
— Я же сказал тебе, что он дерьмо.
Меня все больше и больше охватывало беспокойство, я закурил сигарету. Наши поиски что-то слишком заинтересовали Юргена… Что за этим кроется? Он явно знал что-то такое, чего не знал я. Не вкладывают такие колоссальные деньги, освобождаемые от налогов или нет, не имея в голове точного плана.
В дверь позвонили. Ровно восемь часов. Моя новая ассистентка хотя бы пунктуальна.
К великой радости Ганса, она оказалась изящной молодой женщиной. Метр семьдесят пять ростом, тоненькая и легкая, с высокой грудью и миловидным личиком, обрамленным прекрасными золотисто-каштановыми волосами, спадающими на плечи. Короче, идеальная приманка для холостяка или юнца, которого мучают гормоны. Подозрения подтвердились после получасового разговора. У моей «ассистентки» были такие обширные пробелы в античной истории, что там можно было бы сажать баобабы. Но она проявляла незаурядную ловкость, чтобы избежать нежелательных вопросов и выведать что-нибудь у Ганса, так что я ни в коем случае не назвал бы ее пустоголовой обольстительницей. Маэ была женщиной столь же умной, сколь и привлекательной.
— Серьезно? — с удивлением переспросил ее Ганс. — Ты даже выступала в цирке?
Она широко улыбнулась:
— Да, конечно. И у меня даже осталось воспоминание об этом, — добавила она, задрав юбку, чтобы продемонстрировать маленький круглый шрам. — Вот, посмотри.
Ганс уставился на ее бедро.
— Это называется «неудачный двойной виток». Два моих страховщика ушли. Я упала плашмя на спину, и роликовая доска рухнула на меня сверху с восьми метровой высоты.
— Ты, должно быть, и подняться сама не могла.
— Не то слово. А ты, Морган? — с интересом спросила она, оглядывая меня с головы до ног. — Какой спорт предпочитаешь ты?
— Лопатку и мастерок.
Она, не спуская с меня глаз и посасывая кусочек китайской нуги, звонко рассмеялась.
Когда Маэ обращалась к мужчине, она выгибала поясницу, чтобы выставить вперед то, что, возможно, считала своим главным козырем. Ее попытки обольстить нас были так демонстративны, что я едва сдерживал улыбку, глядя на нее, хотя она, казалось, не обращала на это никакого внимания. Или она принимала меня за придурка, что было вполне вероятно.
— В таком случае я должна чаще ездить на археологические раскопы.
— Наверняка у вас будет много таких возможностей.
Несмотря на неоднократные попытки Маэ перейти со мной на ты, я не хотел этого делать, чтобы дать ей почувствовать, что не намерен переходить с ней на дружескую ногу.
Ганс ерзал, сидя рядом с ней на диване. Я терпел, пока он не начал задыхаться, словно собака, жаждущая, чтобы ее приласкали, и наконец решил поставить точку в этой гнусной комедии.
— Мелина забронировала билеты на самолет на завтра, — сказал я, собирая чашки, — а мне еще нужно утрясти кое-что сегодня вечером. Это отнюдь не означает, что я указываю вам на дверь, но…
— Могу я чем-нибудь тебе помочь? — с обворожительной улыбкой закинула удочку Маэ.
— У вас наверняка тоже есть свои дела, — ответил я, сопровождая такую же широкую, как у нее, улыбку ледяным взглядом.
Ей удалось сохранить радостное выражение лица, и только едва заметно задрожавшие губы выдали ее досаду.
— Значит, я приеду за вами завтра в семнадцать часов. Буду ждать внизу в такси.
Я дружелюбно пожал ей руку.
— Превосходная мысль.
— Я отвезу тебя? — весело спросила она Ганса, подкидывая на ладони ключи от машины.
Ганс уже готов был согласиться, но я положил свою железную руку на его плечо.
— Это очень любезно с вашей стороны, но еще час или два он мне будет нужен. Разве ты забыл, Ганс?
Он хотел было запротестовать, но я не убирал руку с его плеча.
— Да-а… — промямлил он с горестной улыбкой. — Надо закончить работу. Морган — рабовладелец.
Маэ бросила на меня насмешливый взгляд.
— В таком случае… я говорю вам «до завтра». Смотрите не заработайтесь.
Я закрыл за ней дверь, а Ганс, потирая плечо, выругался так, что покраснели бы солдаты в казарме.
— Если ты хочешь изображать из себя монаха, это твое дело, но не мешай наслаждаться другим.
Я бросил на него презрительный взгляд:
— Дуралей! Неужели ты ничего не видишь?
— Почему, вижу пару грудок, как…
Он сделал непристойный жест.
— Ганс… как ты думаешь, почему эта дамочка свалилась на нашу голову?