Он покачал головой:
— Не хочешь ли ты сказать, что собираешься рисковать своей шкурой, чтобы откопать кучку костей? Ты определенно сумасшедший.
Я посмотрел ему прямо в глаза.
— Гробница Александра не просто кучка костей.
— Я не отпущу туда тебя одного.
Я выпрямился:
— Нет. Это слишком опасно.
— Я взрослый, и, если решил рискнуть своей шкурой, это мое дело. К тому же ты забыл крохотную деталь: я нужен тебе, чтобы как можно скорее расшифровать эту записную книжку. Не думаю, что типы, которые заплатили убийцам за то, чтобы те выбросили в окно старика, будут надрываться и переводить «ROT 13» вручную! Пока ты морочишь мне голову своей тухлой добродетелью, дешифровщик уже работает. Так вот, если ты не хочешь, чтобы они приехали раньше тебя к этому твоему Алексу, в твоих интересах взять меня с собой.
Я смотрел на него со смешанным чувством удивления и, признаюсь, восхищения.
— Почему ты хочешь ехать со мной, Ганс? Тебе же плевать на археологию, а античная история вызывает у тебя отвращение.
— Я не хочу быть трусом, вот и все.
С этими словами он вернулся в гостиную и начал аккуратно складывать в мою сумку все, что я из нее вывернул, а я смотрел на него, покуривая сигарету и пряча улыбку.
5
Стюард подошел к нам и протянул корзиночку с конфетами. Ганс не отказался, я тоже, но Маэ, метнув на стюарда взгляд, с кислой миной сказала: «Нет, спасибо». Она пребывала в отвратительном настроении. Я осторожно наклонился к ней:
— Могу я узнать, что вас до такой степени раздражает?
— Я не раздражена.
Она откинула с лица длинную прядь золотисто-каштановых волос и с трудом изобразила на лице улыбку.
— Ты прав, есть немного. Но вы тут ни при чем, уверяю тебя, — добавила она. — Ты же знаешь, как это бывает, — хлопоты в последнюю минуту, работа, которую оставляешь незаконченной, ну и тому подобное.
«Вроде записной книжки на непонятном языке…» — подумал я.
— Да, знаю. А над чем вы работали перед тем, как присоединились к нам? Если, конечно, это не секрет…
— Секрет, — ответила она улыбаясь.
— О…
— Господин Юрген предпочитает, чтобы его помощники держали язык за зубами в том, что касается его дел. Ты это не осуждаешь, надеюсь?
— Прекрасно понимаю… Там, где он побывал, не обходятся без хотя бы минимальных предосторожностей.
— А именно?
— Я полагаю, он постоянно гоняется за ОРА,[33] бывает на торгах, часто встречается с влиятельными людьми, вынюхивает удачные сделки, наконец, совершает кучу вещей, которые совершают все деловые люди.
Она язвительно усмехнулась:
— Это еще более скучно, чем ты предполагаешь, но в общих чертах — да, все так.
Ганс, уткнувшись носом в записную книжку Лешоссера, что-то заносил в свой ноутбук.
— Ну как? Идет дело? — спросил я, наклонившись к нему.
Не поднимая глаз, Ганс кивнул. Самолет резко накренился, и я услышал, как какая-то женщина вскрикнула.
— Лешоссер рассказывает историю доспехов Александра. — Он высморкался и запахнул куртку своего тренировочного костюма. — Холодно.
— Кондиционер. — Я взглянул на часы: — Держись, еще больше часа с четвертью.
— История доспехов? — вмешалась в разговор Маэ, опершись на мои колени и заглядывая в монитор ноутбука Ганса.
— Да. В последний раз их видели на берегу Неаполитанского залива, это было в начале первого века после рождения Иисуса Христа, — пояснил Ганс.
— Я всегда думал, что они были захоронены вместе с Александром, — сказал я, морща нос.
— Нет. Согласно одному типу, который носил имя Светонвис…
— Какое имя?
Он ткнул пальцем в текст.
— Светоний,[34] Ганс. Светоний — латинский автор. Но при чем тут он?
— Профессор написал: «Жизнь Калигулы, глава LII», а потом какая-то галиматья на латыни. Triumphalem quidem ornatum etiam ante expeditionem assidue gestauit, interdum et Magni Alexandri thoracem repetitum e conditorio eius.[35]
— И что означает эта убийственная фраза? — поморщилась Маэ, взглянув на меня.
— Коротко — пустые рассуждения о пышных украшениях, носимых Калигулой, из которых, согласно Светонию, часть принадлежала нашему Александру. Он, возможно, приказал вернуть их в его гробницу. Светоний — сплетник, потянувший за собой других латинских авторов, — уточнил я.
— Еще есть несколько слов о Неаполитанском заливе, в частности, о мосте из кораблей.
— Я читала об этом в одном романе, — заметила Маэ. — Или видела в каком-то историческом фильме. Впрочем, все равно. Калигула, возомнив себя богом, хотел затмить Нептуна, пройдя над водой.
Я бросил на нее ошеломленный взгляд.
— Или выполнил еще какой-то трюк вроде этого, — добавила она.
— Калигула, — объяснил я, — не был таким безумцем, как утверждали некоторые. И этот мост из кораблей не был дотоле не известным или эксцентричным. На самом деле он образец военного гения. Одна из форм устрашения. Калигула готовился к походу туда, что мы теперь называем Великобританией, и он очень рассчитывал, что весть об этом мосте дойдет до ушей будущих англичан. Если бы маневр принес Калигуле успех в Неаполитанском заливе, они могли бы опасаться похожего наступления на Ла-Манше. Все логично, конечно, принимая во внимание течения и морские приливы. Древние говорят, что транспортные корабли были поставлены в два ряда, укреплены и засыпаны слоем земли по всей длине — более трех тысяч шестисот шагов, — уточнил я. — Если, конечно, я ничего не путаю.
— И сколько это будет по-другому? — спросил Ганс.
— Восемнадцать тысяч футов, — поддразнил я его.
Наша спутница поморщилась:
— А иначе?
— Примерно пять километров.
Ганс восхищенно присвистнул.
— Это расстояние отделяло Байе от мыса Поццуоли. Кажется, они устроили пиршество, праздновали несколько дней. Калигула много раз выезжал на колеснице в воинских доспехах. И если это правда, он красовался в доспехах Александра, что должно было здорово впечатлять. Суеверие было присуще людям той эпохи. Но что-то здесь не клеится, — добавил я, почесав подбородок, — не помню, чтобы кто-нибудь из древних авторов говорил о том, что он тогда надевал эти доспехи.
— Нет, — вмешался Ганс. — Профессор рассказывает об этом. Сестра Калигулы… Подожди… — Он стал прокручивать текст. — Агриппина! По «Мемуарам Агриппины». Долго искать не пришлось…
— «Мемуары Агриппины»? — вскричал я. — Но они утрачены несколько веков назад! Где он мог прочесть это? Он говорит об этом?
— Да, в начале каждой цитаты. — Ганс снова вернулся в начало страницы. — Агриппина… Вот: как и все цитаты, которые он скопировал, — из библиотеки Ватикана.
Я вскочил.
— Секретные архивы, — пробормотала Маэ.
Ганс поморщился.
— Ну?
— Читай! — приказал я ему.
— Успокойся, не горит. «Гай Юлий Цезарь при…» Юлий Цезарь? Что он там делал?
— Калигула, Ганс. Гай Юлий Цезарь — его настоящее имя.
— Это не тот Юлий Цезарь?
— Но тоже Цезарь.
— А-а… «…приказал забрать доспехи из гробницы Александра Великого в Египте. Приказал восстановить их, добавить еще один меч, которым, как он считал, было пронзено сердце убийцы его матери, и много раз облачался в них, но в последний раз их видели в тот день, когда по примеру короля мидян…» Короля кого?
— Короля мидян, — с нетерпением ответил я. — Персидского царя Ксеркса. Ты должен был бы слышать о нем…
Он снова вытаращил глаза.
— Я тебе расскажу потом. Продолжай.
— «…когда по примеру короля мидян он приказал соорудить мост из кораблей».
— А что он сделал с доспехами потом?
— Я пока разобрал только начало! Там рядом профессор сделал какие-то наброски. Короче, мазня, похожая на рисунки.
Маэ и я склонились над записной книжкой.
— Статуя какая-то, — тихо проговорила она. — Александр?
— Нет. Слишком короткие волосы. Возможно, это рисунок какой-то статуи эпохи Империи. Наверное, обожествляемый Калигула, поскольку он здесь в военном снаряжении и босой. Но я не знаю этой статуи. И доспехи… взгляните на нагрудник. — Я указал пальцем на рисунок.
— Рука, держащая молот. Такая же печать на щите, — заметила Маэ. — Впрочем, не его ли он держит в руке?
Я склонился еще ниже, чтобы лучше рассмотреть.
Мотороллер остановился на велосипедной стоянке на маленькой пьяцца делла Ротонда, и молоденькая девушка в цветастом платье бросилась к водителю. Он крепко обнял ее. Освещенный Пантеон и его фонари бросали на площадь красновато-коричневый свет с золотистым отливом.
Расположившись на террасе «Ди Риенцо», самого роскошного из трех ресторанов, находившихся на плошали неподалеку от Пантеона, мы с Маэ в ожидании заказанного ужина смаковали аперитив, а Ганс — кофе глясе.
