по горло сыта была особыми и прочими дорожными приключениями, ей хотелось в безопасность, в густую толпу.
— Это совсем не одно и то же, — вздохнул Выпь, и даже Юга согласно закивал.
— Но теперь-то тебя кто искать будет? Сколько уже минуло, ну давайте ближе к тракту подойдем, там точно ничего страшного не водится…
Сама себе противна была этим девчачьим нытьем, но уж больно люто ей приходилось: стоило закрыть глаза, как заливало изнутри веки красным и черным, вставал в горле запах жженого волоса, в ушах хрустел череп не-людя.
— С нами-то разве страшно? — неловко попытался ободрить Выпь.
Девочка едва не заревела.
Уговаривала долго, едва не молила, и наконец, Юга решительно обернулся к пастуху:
— Ай, достала хныкать. Давай так. Я дойду до тракта, осмотрюсь, камни погляжу — если постов или иного тревожного нет, то высунемся. Обрыдла она мне своим скулежом.
— Хорошо, — сказал Выпь, неодобрительно покосившись на Серебрянку.
Та виновато потупилась.
— Ты там осторожнее, — хмуро буркнул Выпь облюдку.
Юга пренебрежительно фыркнул, махнул рукой на прощание и вскоре скрылся из виду, за плавными изгибами холмов.
Пастух бросил на жесткую щетку травы замурзанный плащ, уселся поверх.
— Можно, я пока еду поищу? — робко спросила девочка, желая хоть как-то сгладить углы и оправдать себя в охристых глазах Выпь.
— Ага. — Пастух чесал колючий подбородок, думая о чем-то своем. — Корней накопай, да и довольно будет. Далеко не отходи.
— Хорошо, — обрадовалась лысая синеглазка, — я быстро!
Выпь прикрыл глаза, ссутулился. Остался ждать.
Вернулся Юга не скоро, когда пыль стала с исподу алой, а Полог зловеще багровым, с черными жилами. Устало сел подле, а потом и вовсе откинулся прямо на траву.
— Говорить теперь я за двоих должен? — Выпь никак не мог поймать взгляд спутника.
— Да не поверишь, челюсть еще болит долгие беседы вести, — серьезно улыбнулся Юга.
Пастух овдо успел глянуть ему в глаза — и рассмотреть синие пятнышки на лице, под смуглыми скулами, на подбородке.
— Тракт в порядке. Камни про нас молчат, посты обыкновенные. Людей много. Мелочь наша где? — сипло осведомился Юга, отводя глаза.
Беспокойные смуглые его пальцы перебирали зеленые бусы.
— Отошла.
— А-а-а. Я бы от Провала не отказался, — вздохнул и признался, — грязным себя чувствую, как никогда раньше.
Помолчали.
— Выведем Серебрянку к Морю. Работу сыщем. Нормальную работу, Юга. Тебе не придется больше…
— Думаешь, меня заставляют? — глядя в сторону, тихо спросил Юга.
Выпь сузил глаза, уставился в висок собеседнику. Сцепил пальцы на коленях. В волосах Юга там-сям торчали хвостики травинок.
— Так тебе это по сердцу? — выговорил наконец.
— Это то, что я умею, пастух. — Рассердился Юга, сел. — Ты вот с овдо ловок, а у меня людей радовать призвание. Ты же знаешь правила — облюдкам людская работа не полагается. Это в стане так сложилось, что кроме меня тровантами некому заниматься было. То есть, конечно, можно и мастеров пригласить, но им ведь платить надо, а я свой, местный. Но не гнить же мне там вечно. А в Городце… либо в наложники идти, либо в Веселый Дом, и я предпочту второй вариант, я, мать твою, гордая шлюха.
— Юга, — Выпь толкнул его плечом, обрывая.
Садовник вздохнул, прикрыл глаза, устроив подбородок на коленях.
— Ты вообще как? — спросил пастух.
— Не твоя забота, — краешком губ улыбнулся Юга. В отместку пихнул Выпь, — ну а с тобой что? Как думаешь в Городце устроиться, мх?
— Я заметил, как ты ушел от разговора, — вспомнил парень, Юга хмыкнул, — работу-то я найду. Кем угодно могу.
— Даже мной?
— Ага, — фыркнул Выпь.
— Вот врешь! Я единственный и неповторимый.
Пастух в ответ взъерошил черные волосы. Юга заворчал, приглаживая косу.
— К слову, — словно между делом обронил Выпь, — что у тебя с волосами творится?
Не сильно надеялся, что облюдок возьмется отвечать, но тот вдруг снизошел:
— Хотел бы я сам знать… — Задумчиво скользнул пальцами по бусам. — Мать все стричь меня пыталась, когда сильно зарастал. Я орал, конечно, убегал да прятался, она бранилась — весело было. А они… Они, знаешь ли, очень быстро растут. И словно точно помнят длину — вот, до жопы, а дальше ни-ни. Хотя иногда мне кажется, что они длиннее, особенно когда распускаю их или купаюсь…
— Можно?… — Выпь протянул руку.
Юга, помедлив, склонил голову, и пастух взял на ладонь прохладную массу волос. Тяжелые и гладкие, на руке они лежали как некая драгоценность, место которой было в секретнице Князя, а не на беспутной башке подкидыша.
— Красивые, — любуясь, искренне выдохнул желтоглазый.
Разбавить их черноту не мог даже красный Полог перед темнотой.
— Привет, Юга! — вернувшаяся Серебрянка была страшно довольна уже тем, что парни сидели и мирно беседовали, а не лихорадочно собирались или умывали с лиц кровь и кишки.
— Давно не виделись, мелкая. Ты что ли, ужин нам собрала?
— Да! Очень лакомые корешки, на самом деле, знаешь, как их сложно добыть?
— Зна-а-аю, — с усмешкой протянул Юга, ногтями счищая тонкую шкурку с одного корешка, — подземные пальцы особенно вкусны сырыми.
— Пальцы?! — задохнулась девочка, в ужасе рассматривая добычу — длинные и короткие корешки, покрытые морщинистой светлой кожицей, они и впрямь были похожи на…
— М-м-м, свежий, сочный. Молодец, мелочь, и от тебя какая-никакая польза есть!
Серебрянка посерела.
Выпь сжалился:
— Не волнуйся. Просто название такое.
— То есть, это не пальцы?
— Нет, глупая.
Серебрянка показала язык Юга, засунула в рот очищенный корешок. Пастух невозмутимо продолжил:
— Это просто органы размножения.
Девочка поперхнулась. Закашлялась, осердилась не на шутку — парни радостно, дружно лыбились:
— Я вас обоих на ноль размножу! — сказала, и с места кинулась на облюдка.
— Выпь, она дерется! Что такое, мелочь, он правду сказал, чтобы тебя порадовать!
Когда возмущение улеглось, шумно пыхтящая Серебрянка, прожигая взглядом Юга, спросила у пастуха:
— Так мы выберемся на тракт?
— Ага. На прозаре отправимся. Так что доедай и ложись.
— Выпь, а я там целую толпу видела! — вспомнила Серебрянка, укладываясь. — На не-людей не похожи, может, тоже в Городец идут?
— Каковы из себя? — насторожился Выпь.
Серебрянка задумалась, виновато призналась:
— Толком не глядела. Высокие, темные, ноги-руки длинные… Я издалека смотрела, думала, ближе подойдут — разгляжу. А они с места не сходили, все будто плясали.
— Это танцорки, — узнал Выпь.
— Танцорки? — удивился Юга, на миг перестав плести растрепанную в потасовке косу. — Как далеко забрались. То есть, как близко подобрались, они же обычно к Городцам не подходят.
— Нечего бояться.
— Они ведь не едят людей? — упавшим голосом понадеялась Серебрянка.
Еще одного кровавого бурана она не пережила бы.
— Нет. К ним не суйся, и довольно будет.
Серебрянка успокоилась (велела
