— Любишь ты клятвы да обещания! Давай уж без шума-звона… — остановил его Паша.
Но Косте Алёшина мысль понравилась:
— Клятву не клятву, а руку на дружбу давайте. Чтоб шагать твёрдо! Назад не отступать!
И мальчик решительно выбросил вперёд руку и широко раскрыл смуглую ладонь. Первой легла на неё рука Алёши, потом — Васи и позже всех — широкая, короткопалая рука Паши Кивачёва. А поверх Костя положил свою левую руку и крепко придавил ладони, словно хотел слить их в одну большую, сильную руку.
Колька, перегнувшись через подоконник, во все глаза смотрел на это необычайное рукопожатие.
— Полный вперёд! — ни с того ни с сего выкрикнул он, и ему показалось, что «катер», до сих пор мирно дремавший на причале у высоких берёз и лип, вдруг снялся с якоря, развернулся и пошёл в открытое море, навстречу волнам и ветру.
Глава 13. «ПРИДАНОЕ»
В сумерки из района вернулся Сергей. В руке он держал вместительный фанерный чемодан.
Пока Костя собирал брату обед, Колька крутился около чемодана, стараясь глазом пробуравить фанерную стенку.
Но Сергей не спешил открывать чемодан. Снял запылённые сапоги, умылся и уже сел было за стол обедать, как вдруг заметил изнывающего от нетерпения Кольку.
— Да, браты, — усмехнулся он, — я вам приданое привёз. Открывайте чемодан!
Колька не заставил себя просить, поставил чемодан на скамейку — а он был нелёгкий! — и принялся доставать из него «приданое». И чего тут только не было! В первую очередь была извлечена стопка тетрадей в чистеньких голубоватых рубашках, прошитых посередине тонкой серебряной проволочкой, с нежными розоватыми листиками-промокашками. Потом появились желатинно-целлулоидные просвечивающие линейки, угольники, транспортиры, набор перьев разных номеров, ластики, белые чернильницы-непроливайки, две коробки карандашей. Карандаши были разных расцветок, круглые и гранёные, тонкие и толстые и так красиво и изящно отлакированы, что их жалко было очинять.
Колька бережно разложил «приданое» на лавке. Не велико, казалось бы, богатство — все эти пёрышки, линейки, карандаши, но что может быть дороже этого для сердца школьника, когда новый учебный год уже не за горами!
— Это всё нам… на двоих? — не сводя с лавки глаз, спросил Колька у Сергея.
— Понятно, вам. Так сказать, полный боевой комплект. Вы уж поделите по-братски. Не поссоритесь, надеюсь?
— Нет… Мы по совести.
Колька вновь запустил руку в чемодан, который, казалось, был неисчерпаемым. Как рыбак, нащупавший руками в воде под корягой крупного голавля, он вдруг замер, затаив дыхание, и вытянул из чемодана школьный ранец. И что это был за ранец! Обитый чёрной узорчатой и, конечно, непромокаемой кожей (что это был только дерматин, Колька ни в жизнь бы никому не поверил!), с жёлтыми скрипучими ремнями, двумя застёжками, светлым замочком и ключиком!..
Нет, Колька никогда ещё не имел такого ранца!
Забыв обо всём на свете, он набил ранец тетрадями и карандашами, надел его на плечи и несколько раз промаршировал по избе. Легко, удобно, и главное — теперь ни дождь, ни снег не смогут пробраться к Колькиным тетрадкам и книжкам.
— Как, Микола, угодил я тебе? — спросил Сергей.
Колька прекратил маршировку и покраснел. Надо же быть таким неблагодарным!..
Не снимая с плеч ранца, он кинулся к брату и принялся карабкаться к нему на спину. Он тискал его, душил за шею, тёрся щекой о плечо.
— Ну-ну, — со смехом отбивался Сергей, — это уже не по правилам! Сзади нападаешь.
Он оторвал Кольку от себя, поворошил ему волосы и подтолкнул к чемодану:
— Пошарь-ка ещё! Там и для Кости кое-что найдётся.
Колька достал из чемодана чёрный плоский продолговатый ящичек.
— Костя, тебе готовальня! — торжествуя, закричал он.
Костя поблагодарил Сергея, бережно взял у Кольки готовальню, открыл её. В уютных чёрно-бархатных гнёздышках покоились циркуль, рейсфедер, полный набор новеньких чертёжных принадлежностей.
Косте вдруг захотелось достать лист бумаги и начать вычерчивать тушью орнаменты и геометрические фигуры, такие затейливые и сложные, с таким тонким и причудливым переплетением линий, чтобы Колька с уважением посматривал на его работу и без спора уступил ему целиком весь стол.
— А готоваленка что надо… с полным набором! Получше, чем у Витьки Кораблёва, — сказал Колька и вновь подошёл к чемодану.
Теперь он извлёк из него несколько книг и разложил их на две кучки: «Сказки» Пушкина и «Басни» Крылова — это, конечно, ему, а толстый однотомник Некрасова — брату.
Книги заинтересовали Костю больше, чем тетради и карандаши. Он заглянул в чемодан и вытащил оттуда десятка полтора брошюр по агротехнике:
— А это кому?
— Марина просила купить, — ответил Сергей и вдруг заметил, что Колька вытянул из чемодана голубую шёлковую косынку, накинул её на голову, завязал под горлом узелком и, заглянув в зеркало, рассмеялся.
— Это не нам, Костя… Это какой-нибудь… — Он подморгнул Сергею и запел: — А я знаю кому, знаю!..
Сергей смутился, отобрал у Кольки косынку и спрятал обратно в чемодан. Туда же сунул и брошюры по агротехнике.
— Вы своё, браты, получили… Остальное вас не касается. — Он торопливо задвинул чемодан под лавку и сел обедать.
Костя кинул на Кольку сердитый взгляд и укоризненно покачал головой.
Братишка затаился, как мышонок, и бесшумно принялся убирать в шкаф своё «приданое».
Сергей ел щи и, по привычке, косил глазом в раскрытый блокнот. Время от времени он что-то отчёркивал в нём карандашом.
Костя наблюдал за старшим братом. Вот и всегда так: когда Сергей возвращается из района после какого-нибудь совещания, он полон планов, его мучает нетерпение.
— Правление собирать будешь? — понимающе спросил Костя.
— Нет, правление у нас завтра. Но поговорить с людьми нужно. Ты бы оповестил, Костя. — И Сергей назвал колхозников, с которыми ему хотелось посоветоваться.
Костя выскочил на улицу и быстро обежал дома колхозников.
Вскоре в избе Ручьёвых собрались бригадиры: пожилой, степенный Максим Ветлугин и чёрный, как цыган, Антон Птицын. Потом во главе с Новосёловым пришли несколько стариков — «государственные советники», как называли их в колхозе.
Неторопливо переступил порог парторг колхоза кузнец Яков Ефимович Балашов. Высокий, сутулый, с густыми, картинными усами, он был одет в синюю замасленную спецовку. Из нагрудного кармана её торчали карандаш и складной метр.
В колхозе, после учителя Фёдора Семёновича Хворостова, Яков Балашов для ребят был, пожалуй, самым интересным человеком. Для него всегда находилось много неотложных дел: то он налаживал молотилку, то чинил автомашину, то сутками пропадал на электростанции.
«Наш рабочий класс!» — уважительно говорили про Якова Ефимовича в колхозе. Подростки табуном ходили за дядюшкой Яковом, у которого «хватало про всякого», и часами торчали в кузнице. Хоть она и называлась по-старому кузницей, но скорее напоминала добротную механическую мастерскую: имелись в ней и станки, и сварочный аппарат, и многое другое, что старому деревенскому кузнецу и во сне не снилось. Ребята собирали для Якова Ефимовича металлический лом, учились у него слесарному и токарному делу, пайке и клёпке и с гордостью называли кузницу «цехом»…
Позже всех пришла Марина Балашова с подругами.
После рабочего дня девушки уже успели приодеться, щеголяли беретами, шёлковыми косынками, расшитыми блузками. Марина закутала голову цветистым ковровым полушалком. Полушалок был ей очень к лицу, и Костя в шутку прозвал его «крылом жар-птицы».
Костя встретил девушек у порога и лихо козырнул:
— Мотопехоте привет!
Кличка эта давно, ещё с военных лет, утвердилась за высоковскими комсомолками, и девчата на неё не обижались.
— Вот так кавалер! — улыбнулась Марина. — Звать — позвал, а местечка посидеть не приготовил.
Спохватившись, Костя ринулся в сени, загремел старыми вёдрами, тазами и через минуту втащил в комнату длинную скамейку.
Сам он забрался на печку, где уже расположился Колька.
Костя любил, когда у них в избе собирались колхозники. Подперев щёки руками, лежишь на печи и слушаешь разговоры взрослых о пахоте и сенокосе, о конях и машинах, о семенах и удобрениях. А на другой день, встретившись на улице с мальчишками, тебе уже не надо вместе с ними гадать, куда это поехала колхозная трёхтонка, зачем на околице деревни копают ямы и сваливают кирпич: всё ты знаешь, всё можешь объяснить.
Сергей зажёг лампу под широким жестяным абажуром и рассказал о сегодняшнем совещании в районе; их колхоз получил задание — втрое расширить посевы проса и в два раза увеличить его урожайность.
— А ведь был слушок, что совсем просо из посевного плана снимут, — осторожно заметил бригадир Ветлугин.
