– Это означает, – продолжал Эдгар, задыхаясь, – что, если кто-то бежит по крыше поезда, который движется со скоростью света, он думает, что движется только с той скоростью, с которой бежит. Но для того, кто стоит и смотрит на поезд, он движется со скоростью с плюс тысяча метров в секунду. Одно событие происходит относительно одного человека, или наблюдателя, а другое – относительно другого. Это и называется относительностью.
– Уууууу! – взревел оглушительный голос. – Я сломал себе передний верхний зуб. Железо очень жесткое. Но я скоро, мальчуган, очень-очень скоро. Уууууу! Ужасно болит! – Рев сотрясал весь дом. Гром тоже ревел, будто от жалости.
– Скорей, скорей, скорей! – ревел, то есть пищал, Альберт.
СКОРЕЕ СКОРЕЕ СКОРЕЕ СКОРЕЕ СКОРЕЕ
– Поэтому, – продолжал Эдгар, задыхаясь, – человек, смотрящий на человека, бегущего по крыше поезда, может считать, что этот человек бежит со скоростью света, а не быстрее – ведь быстрее невозможно, – только если он удлинит секунды – то есть секунды в движущейся системе, то есть в поезде. По-моему, так.
– Ты хочешь сказать, – пропищал Альберт, – что в движущейся системе пространство сжимается, а время удлиняется.
– Я хочу сказать… – повторил Эдгар и с громадным облегчением увидел, что люк приходит в движение. Тяжелая плита начала подыматься, и послышалась сладкозвучная музыка, как бы приветствуя его на пути к свободе.
– Удачи, – пропищал Альберт. – Ой, я вижу его пальцы. Заберусь-ка лучше в свою щель.
И он убежал. Эдгар горячо поблагодарил его вслед и сам бросился к люку, чтобы залезть в открывшееся отверстие. Он оглянулся и увидел, что рука уже протиснулась через пролом от вышибленной двери и корежит железную перегородку. Вот рука зашарила по комнате; она была очень волосатая и со сломанными ногтями. Рука начала заполнять всю комнату.
– Сейчас я тебя поймаю, вот-вот нашарю. Ах, Эдгар, как чудесно мы проведем время вместе!
Эдгар видел перед собой сплошную тьму. Он полез в нее, нащупывая ногами ступеньки. Но ступенек не было – только длинный плавный спуск. Эдгар полетел вниз, скользя сквозь тьму.
Глава 8 СКВОЗЬ ДЫРОЧКУ В ПАРТЕ
Тьма, тьма, тьма, тьма, тьма и вой ветра, но ливень и гром были уже позади и затихали. Проблеск света, отблеск света, блеск света – и он уже мигал от сияния дня, хотя, когда он начал спускаться, уже был вечер. Эдгар осмотрелся и увидел тысячи людей, снующих туда-сюда, радостных и возбужденных – хотя некоторые дети плакали от перевозбуждения – и одетых по старой моде: женщины в огромных юбках с турнюрами, мужчины – с тростями, в серых цилиндрах. Он оглянулся: увидел, что отверстие, откуда он появился, постепенно закрывалось и сливалось с поверхностью гладкой стены. Эдгар поднял голову и увидел огромную стеклянную крышу, через которую светило солнце. С ним заговорил высокий мужчина:
– Как ты странно одет, мальчик! Наверное, ты часть Экспозиции?
– Какой экспозиции, сэр? – спросил Эдгар, готовый, оказавшись в безопасности, быть со всеми вежливым, любезным и воспитанным.
– Великой Экспозиции, разумеется, – засмеялся мужчина. – Ты слышала, Марта? – сказал он своей маленькой толстенькой жене. – Вы слышали, Летиция, Евгения, Мэри, Фиби, Вики, Эрминтруда, Гертруда, Энни, Хлоя, Альберта? – обратился он к своим многочисленным дочерям. – Юноша интересуется: какая экспозиция? – Все они рассмеялись, но довольно добродушно. – Да это же Величайшая Экспозиция в мире, – сказал мужчина. – Здесь есть всё. Ее можно объехать только на железной дороге.
Тут же, пыхтя, подошел поезд, и машинистом с кочегаром оказались не кто иные, как Боб Эклс и Николас, два матроса, которые отвезли Эдгара с корабля на остров.
– Лезь к нам в кабину, малец, – сказал Николас. – Спой нам песню, чтоб дружно мы поезд вели.
– А где – гм – юная – гм – леди? – поинтересовался Эдгар. – Рода какая-то.
– Рода Флеминг?! – воскликнул Николас. – Все там же, и все ворчит. Она не любит темноты, поэтому я, как видишь, слегка распахнул рубашку, чтобы она выглядывала. Залезай, малец.
Эдгару очень хорошо было стоять в кабине, среди раскаленного воздуха, пара и смазанного железа. Они покатились, пыхтя, и Эдгар запел:
Вперед паровоз по рельсам летит,И хоть в угле кочегар,И хоть машинист от жары кряхтит,Но ходит поршень, и клапан свистит,И топка как самовар пыхтит,И нет лучше дыма, чем пар!
А Боб Эклс и Николас подхватили припев:
Ты стучишь по колесам своим молотком,Чтоб в колесах найти неполадки,Но другие считают, что штука вся в том,Чтоб найти, что всё в полном порядке.
Рода Флеминг визгливо проговорила из-под рубашки своего владельца:
– Слишком шумно, я не слышу собственного визга.
Никто не обратил на нее никакого внимания, тем более что они как раз подъехали к маленькой станции, где на платформе приплясывали мистер Эк Кер Ман, мистер Эк Хар Т и человечек, который помогал им в конторе на пристани; и, порхая над ними, орал попугай.
– Здесь сходить нельзя! – закричали они. – Вы должны показать билеты контролеру…
Тоненький голосок сказал:
– Вору впору.
– А у нас его нет. Но мы все-таки посмотрим ваши паспорта, – продолжил человечек, – чтобы проверить, как вы сюда попали.
– Ну нет, – отрезал Николас, – мы не согласны, раз вы не пускаете нас на берег. Или одно, или другое.
Вдруг из дверей, над которыми было написано ВЫХОД, на платформу с грохотом ворвалась лошадь. На ней сидела дама и щелкала кнутом.
– Эй, ты! Джильди, сюда-а, или я тебя запорю до полусмерти, ты, паршивокожий.
После чего появился маленький индус.
– Боже мой, я пытаюсь достать шоколад из шоколадного автомата, мисс сагиб.
– Брось шоколад. Нам нужно сесть на поезд. Я не вижу вагона для лошади, – сказала она, хмуря брови.
– На поезд нельзя! – закричали мистер Эк Кер Ман и мистер Эк Хар Т. – Контролера нет и кондуктора тоже нет. – И оба мистера Эка махнули поезду, чтобы он отправлялся.
– Поехали, – сказал Боб Эклс. – Вперед! – И они тронулись.
На платформе заскакали от бешенства, и очень отчетливо был слышен голоса индуса:
– О Боже милостивый, я должен находиться в Бомбей, да, и ни одного поезда до дальнейшего извещения. 146
Дама начала щелкать над ним кнутом, но он все время успевал увернуться от удара.
– Мне очень хочется пить, – сказал Эдгар. Его и вправду мучила жажда от угольной пыли и жары.
– Если хочешь, переберись через тендер с углем, оттуда залезь в поезд через крышу и разыщи, что называется, вагон-ресторан.
Среди глыб угля Эдгар обнаружил пекаршу и мистера Квимби. Последний с удовольствием уплетал кусочки угля, пачкая лицо угольной пылью.
– Чудесно! – повторял он. – И, осмелюсь заметить, прекрасно приготовлено, мэм.
– Это уголь, – ответила пекарша, – и, по-моему, вы просто смешны.
– Ах, но ведь всё в сознании! – воскликнул мистер Квимби. – Для моего сознания это восхитительная индейка с клюквенным соусом и тыквенный пирог. Ням-ням-ням, – продолжал он, с видимым удовольствием вгрызаясь в черный блестящий кусок. Ни он, ни она Эдгара не заметили. Эдгар переполз через груду угля и увидел в крыше первого вагона дверцу, из которой высовывался джентльмен в одежде Шекспира. На его плече сидела мышь в старомодном дамском наряде. Эдгар сразу их узнал. Мистер Эдем сказал:
– Мы не можем ехать туда, куда мы, по их речам, едем, – этих мест еще нет на карте, следовательно, их не существует.
– Конечно, сэрр, – сказала мышь Мария, – не говорите ли вы прямо моими словами?
– Привет вам обоим, – сказал Эдгар. – Я тут познакомился с мышонком Альбертом, ужасно умным. Он вам не родня?
– Ах, сэрр, прозываясь Альбертом, он не мог не уйти далеко в фужерологии и дедологии и прочем вздоре.
– Нет такого места, – продолжал ворчать мистер Эдем. Эдгару любезно дали пролезть в вагон через крышу (поезд явно не мчался со скоростью света – ЧЕМУ ОНА, КСТАТИ, РАВНА? ПОМНИТЕ ЛИ ВЫ? НЕТ? КОГДА ВЫ ДОЧИТАЕТЕ ЭТУ ИСТОРИЮ, МЫ ПОГОВОРИМ, – ничего похожего).
Эдгар оказался в купе, где сидели худые хмурые люди в маленьких золотых коронах. Вдобавок к маленьким золотым коронам они носили длинные волосы и бороды. Их тела были почти целиком закрыты кольчугами. Один из них сказал:
– Ты, я вижу, пролез вперед ногами. Было бы забавнее, если бы ты пролез вниз головой.
Тогда другой прорычал такого рода стихи:
Пролез вперед главою, пал на стопы,Пал на стопы, в воздухе власы,Не важно, как он пал.
– О, это ужасно! – воскликнул третий. – Дорогой мой Эадуард Старший, тебе следует больше заниматься нашим любимым англосаксонским языком.
Эдгар преисполнился благоговения. Он спросил:
– Вы, сэры… ваши величества… англосаксонские короли Британии?
– Вне всякого сомнения, – ответствовал Эадуард Старший. – Тут и Эадмунд Железнобокий, и Эадред, и Эадуард Исповедник, и – не могу же я помнить, как их всех зовут.
