Рон вытащил последнюю темную бутылку, придвинутую к самой стенке. Поскольку она со всех сторон была загорожена другими предметами, этикетка почти уцелела. Он поднес бутылку к свету под самопроизвольным «фонарем» в крыше, стер пыль с горлышка и ржавой пробки, нацепил очки на нос, прищурился и тихонько присвистнул в благоговейном страхе:
— Ничего себе!..
Раздались шаги. Кто-то быстро и тяжело топает по траве. Только не дамы Оукли. Что за черт? Рон поставил бутылку на полку, поспешно шагнул к двери, высунул голову и, как потом рассказывал, обмер в шоке.
Он увидел моложавого мужчину, непонятно откуда взявшегося и что тут делавшего. Одетого, по понятиям Рона, неряшливо, то есть в джинсах и рубашке, похожей на нижнюю, но надетой сверху по необъяснимой причуде. Почему-то сразу вспомнился спаниель, который у него когда-то был. Есть нечто похожее в больших темных глазах пришельца с выражением полной готовности угодить.
Тем не менее Рон преисполнился глубоких подозрений. Возможно, это грабитель, задумавший преступление. Рон горячий приверженец полицейских процедур, которые описываются в детективах. Одно из основных его убеждений заключается в том, что от любого представителя мужского пола от шестнадцати до тридцати, шатающегося вокруг без очевидной причины, добра не жди. Вдобавок парень довольно крепкий, несмотря на невинное выражение. Рон целиком вылез из домика и приготовился его выставить.
— Кого-нибудь ищете? — осведомился он с устрашающей любезностью.
— Нет. Просто сад осматриваю. — Произношение иностранное. Следовало догадаться. Обыкновенный дотошный турист.
— Это частное владение, — сурово бросил Рон.
— Знаю. — Молодой человек сунул руки в карманы, смерил собеседника взглядом с головы до ног.
Образ спаниеля растаял. Возникло впечатление, что первоначальная угодливость объяснялась тем, что незнакомец не знал, кто находится в сторожке. Увидев пожилого человека, он понял, что ему ничего не грозит. «Тут ты как раз ошибся, сынок», — мрачно подумал Рон.
— Вы здешний садовник?
Вопрос прозвучал небрежно, даже чуть презрительно, или, может быть, только так показалось. Рон ощетинился:
— Привожу сад в порядок ради мисс Оукли с сестрой. Чисто добровольно. Просто помогаю.
— Да?
Похоже, молодой человек решил сменить тон с дерзкого на дружелюбный.
— А я родственник. В гости приехал. Меня зовут Ян Оукли.
— А меня Кэри Грант,[7] — саркастически объявил Рон.
Молодой человек протянул руку:
— Приятно познакомиться, мистер Грант.
— Гладстон моя фамилия, — буркнул Рон. — Гладстон!..
Молодой человек опасливо взглянул на него, как бы подозревая, что пожилой джентльмен не совсем уверен в собственной личности, и отдернул руку.
— Мисс Оукли не предупреждала, что ждет гостей, — вызывающе объявил Рон.
— Только меня одного. Почему она вас должна предупреждать?
Взгляд уже откровенно наглый. Впрочем, хоть вопрос невежливый, надо признать, справедливый. Почему его должны предупреждать?
— Что вы делаете в этом сарае? — полюбопытствовал Ян.
Рон снова возмутился: «Нахальный паршивец! Дать бы ему по шее. Что я тут делаю? Колдовское зелье варю! Конечно, физически с парнем не справиться. Молодой и здоровый».
Наглец с каким-то демонстративным пренебрежением прошмыгнул мимо, без разрешения сунул голову в открытую дверь, одновременно схватившись за притолоку, как будто утверждал право собственности.
— Жуткий беспорядок. Ваша сторожка? — Критическое замечание и вопрос брошены через плечо.
— Ничего подобного! — возмутился Рон. — Свою я до такого состояния никогда не довел бы! — Он постарался взять себя в руки. — Я ее просто осматриваю. Никогда раньше здесь не был. Пришлось засов свинтить. — Он кивнул на засов, отвертку и замок на земле. — По-моему, тут инструменты держали и прочее. Раз уж леди решили продать, то надо все убрать. — Он опечалился при мысли, что ему уже не удастся вернуть садовый домик к полноценной жизни.
Молодой человек, по-прежнему заглядывавший в дверь, словно замер на месте. Выпустил косяк, медленно и подозрительно оглянулся:
— Что продать?
— Дом, конечно, — пояснил Рон с возродившимися сомнениями. — Я думал, вы знаете, если родственник или кто-то еще.
— Родственник! — Тон и манеры стали вдруг столь угрожающими, что садовник отпрянул. Тогда собеседник добавил помягче: — Но не знаю, что дом продается. Спасибо, мистер Гладстон. Это меняет дело, о котором я приехал поговорить с кузинами. Надо их сейчас же найти!
Он развернулся и быстро пошел по лужайке. Рон смотрел ему вслед. Когда парень скрылся из вида, оглянулся на сторожку с тяжелым вздохом. Стоит отвлечься — к работе уже не вернешься, это установленный факт. Больше того: состоявшийся разговор очень сильно его огорчил. Впервые после появления в Форуэйзе мысль о работе в саду, которую он выполнял с большим удовольствием, не доставила никакой радости. Захламленная сторожка, представлявшая прежде очень увлекательную задачу, превратилась в тяжелую, надоедливую проблему. «В другой раз почистим». Рон снова закрыл дверь, только сил не хватило навесить засов. Поднял его с земли вместе с отверткой и последовал за пришельцем. Похоже, сегодня найдутся дела ближе к дому — надо присматривать. Он с первого взгляда распознаёт хитрых мошенников, а Ян Оукли — если это его настоящее имя, — судя по всему, необычайно хитрый.
В тот вечер Джулиет Пейнтер поздно вернулась в свою лондонскую квартиру. День был утомительный и неудачный. Последний клиент — нефтяной мультимиллионер из Техаса — решил, что ему требуется английское поместье, где можно охотиться, рыбачить, устраивать корпоративные вечеринки. Доехав до самого Йоркшира для осмотра перспективной недвижимости, она обнаружила с удивлением и недовольством, что нынешний владелец поссорился с клубом пешего туризма и вокруг усадьбы выставлен пикет.
Демонстранты выстроились плечом к плечу в разнообразных анораках, куртках с капюшонами, пестрых свитерах с Шетландских островов, плотных вязаных гамашах и грубых ботинках. В руках плакаты, провозглашающие их право ходить где угодно. Все нестройно скандируют: «Мы не отступим!»
Когда Джулиет подъехала и опустила стекло, толпа воинственно ринулась вперед. Крепкая женщина в вельветовых брюках приблизилась к окну и проревела:
— Доступ должен быть открыт для всех!
Терьер, которого она держала на поводке, прыгнул на машину передними лапами и залаял в поддержку.
— Да, — мило кивнула Джулиет, — абсолютно согласна. Значит, можно проехать?
Женщина отодвинулась с легкой растерянностью, разглядывая молодую женщину за рулем, оценивая свежий цвет лица, заплетенные косы, круглые очки.
— Член семьи? — спросила она с настойчивостью распорядительницы на свадьбе.
— Нет, — ответила Джулиет. — Даже не родственница.
Озабоченно хмурившийся бородатый мужчина взял демонстрантку за руку.
— У нас мирный протест, миссис Смедли, — предупредил он.
Та вырвалась и бросила:
— Я мирная.
Терьер гавкнул.
— Проезжайте, — обратился бородач к Джулиет через могучее плечо миссис Смедли. — Мы просто отстаиваем свои права.
— Очень хорошо, — сказала она. — А я настаиваю на своих.
Из умолкшей толпы внезапно вырвался мужчина помоложе, в таких же очках, как у Джулиет, и сунул в приоткрытое окно пачку листовок.
— Спасибо, — поблагодарила она, положив их рядом на пассажирское сиденье.
При этом толпа, будто достигнув конечной цели, расступилась перед машиной, как Красное море. Проезжая, Джулиет на всякий случай подняла стекло. Позади группа снова сплотилась так, что на всем пути к парадному входу слышалась разноголосая декламация в сопровождении громкого лая.
Ее прибытие было замечено в доме. Двери со скрипом открылись на несколько дюймов, позволив протиснуться, и мгновенно захлопнулись. В темном холле Джулиет очутилась лицом к лицу с разъяренным стариком. Не зная, то ли это владелец, то ли дворецкий, поколебалась и решила проблему, представившись:
— Джулиет Пейнтер. Я письменно предупреждала.
— Вас ожидают, мисс, — сказал дворецкий (вероятнее всего). — Пожалуйте за мной.
И повел ее по лабиринту ледяных коридоров к хозяину, который смотрел в верхнее окно, по всей видимости находясь на грани апоплексического удара.
— Удачный день выбрали для визита! — приветствовал он Джулиет. — Только посмотрите на них! Какая-то распроклятая Французская революция! Толпы бьются за свои права! — На гостью взглянул налитой кровью глаз. — А как насчет моих прав, черт побери? Где они? — Он попыхтел минуту-другую и уже спокойнее добавил: — Хотите осмотреть дом?
