На горизонте на фоне пылающего оранжевого неба возникают контуры какого-то здания.
Вытянув голову, чтобы заглянуть в широкое, висящее полной луной лицо нашей удовлетворенной великанши, Леонард кричит:
– Главни стаб! Угодити! Затим!
Мне Леонард объясняет:
– Сербский. Я выучил пару слов на университетских подготовительных курсах.
Здание вдали еще частично скрыто изгибом горизонта, но постепенно, когда мы подходим ближе, разрастается в целый комплекс флигелей и сложных пристроек.
Я уже начала хвастаться, что лучшие люди давно мертвы. С тех пор как попала в ад, я увидела целую кучу известных личностей всех времен и народов. Даже сейчас, выглядывая за ладонь великанши, я указываю на крошечную фигурку внизу:
– Эй, смотрите!
Паттерсон прикрывает глаза рукой, словно отдает салют:
– Ты имеешь в виду вон того старика?
Тот старик, говорю я ему, не кто-нибудь, а Норман Мейлер.
В аду и повернуться нельзя, не пихнув локтем какую-нибудь важную птицу: Мэрилин Монро или Чингисхана, Кларенса Дэрроу или Каина. Здесь Джеймс Дин, Сьюзен Сонтаг, Ривер Феникс, Курт Кобейн… Честно говоря, список местных обитателей похож на список гостей вечеринки, на которую бы рвались оба моих родителя. Рудольф Нуриев, Джон Ф. Кеннеди, Фрэнк Синатра и Ава Гарднер, Джон Леннон и Джимми Хендрикс, Джим Моррисон и Дженис Джоплин.
Прямо вечный Вудсток какой-то. Знай мой отец про здешние возможности завести связи, тут же наглотался бы крысиного яда и бросился на самурайский меч.
Да чтобы посудачить с Айседорой Дункан, моя мама открыла бы пожарный выход и посреди полета выскочила бы из нашего самолета.
Нет, правда: тут хочешь не хочешь, а пожалеешь бедолаг, которым удалось пройти в Жемчужные Врата. Представляю себе зачуханный ВИП-лаундж в небесах – безалкогольная вечеринка с мороженым, в главных ролях Гарриет Бичер-Стоу и Махатма Ганди. Модная тусовка, ничего не скажешь.
Да, мне тринадцать, я толстая и мертвая – но я не пытаюсь это компенсировать, как неуверенные в себе гомосексуалисты, которые вечно машут портретами Микеланджело, Ноэла Кауарда и Авраама Линкольна, чтобы подкрепить свою хрупкую самооценку. Если ты умер и к тому же попал в ад, это как бы намекает, что ты облажался и совершил сразу две Великих Ошибки. Но по крайней мере я оказалась в очень, ОЧЕНЬ хорошей компании.
На руке нашей великанши мы приближаемся к комплексу зданий, которые тянутся за пределы горизонта, покрывают акры, нет, целые квадратные мили адских угодий. Эти постройки похожи на постмодернистский коллаж, смесь стилей с заметным влиянием Майкла Грейвса и И.М. Пея. Разношерстные рабочие копают ямы для фундаментов и заливают их под ребристые и волнистые здания а-ля Фрэнк Гери. Внутри периметра видны круги более старых построек, похожие на кольца древесного ствола в разрезе, причем каждое ассоциируется со стилем более ранней эпохи. Рядом с постмодерном возвышаются коробчатые стеклянные башни интернационального стиля. За ними – пошлые футуристические шпили ар деко, потом историческое возрождение викторианства, эпоха федерации, эпоха Георга и Тюдоров, китайские павильоны, тибетские дворцы, вавилонские минареты. История архитектуры, разрастающаяся в бесконечность. Ее края расширяются, покрывают пространство почти так же быстро, как Великий Океан Пролитой Спермы, а древняя сердцевина гниет и разрушается.
Пшезполница уже на краю комплекса, и с высоты мы видим, что самые старые, внутренние, участки древнее этрусков, инков и вавилонян; башни и палаты сгнили и раскрошились, глина кладки превратилась в пыль.
Это место – центральная нервная система и головной офис ада.
Леонард кричит наверх:
– Овдже!
Услышав его, великанша останавливается.
От самых внешних стен комплекса к середине змеятся длиннющие очереди. Это буквально, без всякого преувеличения, мили проклятых душ. Каждая очередь ведет в свою дверь, и время от времени, когда туда заходит следующий проситель, люди ступают на шаг вперед.
Леонард кричит:
– Прекид! – И добавляет: – Овдже, если можно.
Слушая эту славянскую белиберду, я спрашиваю себя, насколько она близка языку мыслей Горана. Загадочному, таинственному языку воспоминаний и снов моего возлюбленного Горана. Его родному наречию. Если совсем честно, я даже не представляю, из какой именно разоренной войной страны мой Горан родом.
Ну да, я поклялась, что не буду надеяться, но дайте девочке хоть пострадать от неразделенной любви!
Мы приближаемся к краю длинной очереди, и Леонард говорит:
– Спустати. Следеич.
Бабетт уточняет:
– А год-то хоть тот же?
Только в аду доведется пожалеть, что твои часы не показывают день, месяц и век.
Пшезполница встает на колено, наклоняется и бережно опускает нас на землю.
XII
Ты там, Сатана? Это я, Мэдисон. Надеюсь, ты вытерпишь еще одно мое чистосердечное признание: с экзаменами и тестами у меня не очень. Честное слово, я не пытаюсь оправдываться. Я вообще ненавижу весь этот контекст игровых шоу, в котором проходит большая часть нашей жизни: а ну-ка докажи свои умственные способности и хорошую память в сидячем положении под давлением временных ограничений! У смерти есть очевидные недостатки, но зато теперь у меня появилась чрезвычайно уважительная причина не сдавать SAT[16]! Во всяком случае, так мне казалось.
Сейчас я сижу в маленькой комнатушке за письменным столом. Вообразите себе архетипическую белую комнату без окон, которая, по словам психоаналитиков-юнгианцев, чаще всего символизирует смерть. Ко мне наклоняется демон с кошачьими когтями и сложенными кожистыми крыльями и поправляет манжету тонометра. Манжета сжимает мое предплечье, пока на сгибе локтя не начинает пульсировать кровь. Клейкими подушечками к моей груди между пуговицами блузки прикреплены проводки кардиомонитора. Скотчем держится еще один провод, который отслеживает пульс у запястья. Другие датчики прилеплены к шее и затылку.
– Чтобы отслеживать частотные характеристики твоего голоса, – объяснил Леонард.
Оказывается, один датчик прикреплен к перстнещитовидной мышце на горле, а другой – к перстнечерпаловидной мышце на затылке, у позвонков. Когда ты говоришь, между датчиками пропускают низковольтный ток, который фиксирует любой микротремор в мышцах, управляющих гортанью, и показывает, лжешь ли ты.
У демона с кожистыми крыльями и кошачьими когтями воняет из пасти.
Все это случилось после того, как Бабетт провела нас в здание головного офиса, обойдя бесконечную очередь ожидающих. Мы пробрались через разрушенную часть фасада, еще не достроенного, но уже в руинах. Мы попали в зал ожидания, похожий на пещеру или стадион, где бесчисленные души образуют меланж, как в автотранспортной инспекции: засаленные лохмотья рядом с костюмами от Шанель и кожаными дипломатами. На всех пластиковых стульях с выемками посредине хитро запрятаны кусочки свежей жвачки – так что садились на них только те, кто успел оставить всякую надежду. На передней стене зала висела огромная доска с надписью: «Обслуживается номер 5». Дальние каменные стены и потолок казались бурыми – цвета земли, сепии, грязи, козявок из носа. Посетители стояли, ссутулившись, поникнув головами, будто у них поломаны шеи.
На каменном полу кишели легионы жирных тараканов, пирующих вездесущими шариками из поп-корна и крошками цветной глазури. Ад во многом напоминает Флориду – насекомые здесь никогда не умирают. В этой влажной жаре бессмертные тараканы вырастают крупными и мясистыми, больше похожими на мышей или белок. Бабетт посмотрела, как я цаплей прыгаю на одной ножке, чтобы не наступать на тараканов, и сказала:
– Надо нам где-то стащить тебе туфли на каблуках.
Даже Паттерсон в своих футбольных наплечниках пританцовывал, нанизывая на стальные шипы подошв все более толстый слой тараканов. Циничный Арчер скакал, звенел хромированной цепью и поскальзывался на раздавленных жуках. А вот поддельные каблуки Бабетт, пусть и на последнем издыхании, позволяли ей ходить как на ходулях, далеко от тараканьего мусора.
Обогнав нас всех и распихав локтями ожидающих, Бабетт подошла то ли к стойке, то ли к длинному столу у задней стены. Вдоль противоположного края тянулась шеренга демонов-клерков. Бабетт шлепнула на стол свою поддельную сумку и обратилась к ближайшему демону:
– Привет, Астралот!
Она достала из сумки большой шоколадный батончик, двинула его по столу и наклонилась к самой морде демона:
– Дай нам А137-Б17. Короткую анкету. Для апелляции и поиска по архивам. – Бабетт кивнула в мою сторону и добавила: – Для новенькой.
Да, Бабетт была настроена серьезно.
Воздух в приемном зале оказался таким влажным, что каждый выдох повисал перед лицом белым облачком и затуманивал мне очки. Под ногами похрустывали тараканы.
