стены, наверху дощатые полати. А рядом Алена шепчет по-русски:
— На море окияне, на острове Буяне серебряная изба стоит, в той избе три серебряные девицы живут. Одна девица серебряную иглу кует, другая — серебряную пряжу прядет, третья — рану зашивает. Серебряная иголка, не ломайся, серебряная пряжа, не обрывайся, кровь-руда, не теки! Зашивай, игла, рану, пусть здоров будет воин-молодец.
У Кождемыра в груди такая тяжесть, словно сто пудов груза на него навалили, дышать тяжело, горло будто сжимает кто-то.
— Пить… — хрипло попросил Кождемыр.
Алена поднесла к его губам ковшик с холодной водой. Кождемыр напился и снова откинулся на подушку…
И пригрезился ему чудесный сон: по зеленому берегу Какшан-реки идет девушка. Лицом она похожа на Алену, но одета по-марийски. Сверкает ее одежда радужной вышивкой, пояс украшен бусами. И поет та девушка чистым, звонким голосом русскую песню.
Кождемыр проснулся. В избе было тихо. Только у порога грустно вздыхал Маскай. Добрый зверь не оставил своего друга, так все и был подле него. В окно весело светило весеннее солнце, несло в избу радость. И песня, услышанная Кождемыром во сне, звучала наяву, возле самого окна. Пела какая-то девушка. Пела она о тропинке, что бежит среди белых берез, и тропинка эта, словно доброе чувство, идущее из сердца в сердце.
Вдруг песня оборвалась, и в избу вошла Алена.
— Хорошую песню ты пела, — сказал Кождемыр.
Алена улыбнулась.
— Верно, ты начал выздоравливать, если уж песни слышишь.
— Эх! Тяжело мне вот так, без дела лежать, — сказал Кождемыр. — Оседлать бы сейчас коня быстрого, доскакать бы до края неба синего…
— Не горюй, скоро будешь совсем здоров! А друзья твои о тебе беспокоятся. Вот вчера только какой-то мариец приходил, о тебе спрашивал. Не помню, как его зовут — не то Ахмет, не то Акмет. Постоял тут, посмотрел на тебя и ушел.
— Акмат! — обрадовался Кождемыр. — Не забыл он, значит, меня!
— Он сказал, что в поход идет, брать крепость Нейгауз. Вчера многие ушли. И Михайло тоже.
Алена грустно замолчала.
Тут к Кождемыру подошел Маскай, лизнул в лицо, погладил своей мягкой лапой.
Возня медведя разбудила Якуню. Он зашевелился, и Алена пошла к нему. Тут дверь в избу распахнулась настежь, и послышался веселый голос:
— Ну, как тут Гостимирко?
— Грицко! — обрадовался Кождемыр, узнав Перекати-Поле.
— Жив, певец? Выздоравливаешь? Это вот тебе. — Перекати-Поле поставил на стол небольшой бочонок меда.
— Скорее бы уж мне на ноги подняться, да вам помогать, — сказал Кождемыр.
Перекати-Поле принес хорошую весть: русское войско взяло замок фон Ливена. Одно плохо, хозяин замка и его друзья рыцари сумели сбежать.
После разговора с Грицком Кождемыр быстро пошел на поправку. Скоро он уже начал ходить по избе. Алена заботливо ухаживала за ним, и скоро Якуня стал замечать, что Алена отличает Кождемыра от всех других, что парень-мариец пришелся ей по душе.
Однажды, когда они втроем сели обедать, девушка завела разговор о будущем:
— Ты, Гостимирко, что будешь делать, когда война кончится?
Кождемыр ответил:
— Всякому всего милее его родные края. Хорошо, плохо ли там, а я вернусь на Какшан-реку, где жили и отец, и дед мой, и прадед. Вернусь к моему народу.
— А нам ехать некуда, — грустно сказала Алена. — Деревню нашу сожгли, в Пскове не по душе пришлось мне…
— Ну если тебе в Пскове не нравится, поедем на Волгу, — сказал Якуня.
В начале лета русские войска осадили город Дерпт, или, по-русски, Юрьев. За высокими каменными стенами города засел епископ Герман Вейланд с двумя тысячами воинов. Воины — все больше наемники: шведы, датчане, шотландцы. Но этого войска епископу показалось мало, и он послал гонца в Венден, просить у магистра Фюрстенберга еще воинов. Магистр отказал епископу в просьбе и велел ему обороняться своими силами.
Началось упорное сражение за город. Кождемыр уже совсем выздоровел и тоже был среди русских воинов. Рядом с ним снова одетая, как воин, шла Алена. Кождемыр не хотел пускать ее в бой, но девушка твердо сказала ему: «Никуда я от тебя не отойду!». И Кождемыр понял, что спорить с ней бесполезно.
Войска почти вплотную подошли к стенам города. Беспрестанно летят стрелы из луков, пули из пищалей, ядра из пушек. Каменная стена города уже обрушилась в нескольких местах. Подходят все новые и новые силы. Идут ратники, пушкари, сгибаясь до самой земли, с натугой тянут тяжелые орудия.
У стен города сложены укрепления из хвороста, бревен, камней и песка, вбиты в землю колья. Глубокие широкие рвы наполнены водой.
Русские подошли к немецким укреплениям так близко, что могли уже различать лица врагов. Кождемыр стал пристально вглядываться в них, надеясь увидеть среди осажденных одноглазого немца, и не заметил, как один ландскнехт прицелился в него из арбалета. Но увидела это Алена, бросилась она вперед, заслонила собой Кождемыра, и острая стрела насквозь пронзила грудь девушки.
Словно легкое облачко по голубому небу, прошла Алена по жизни и угасла, как вечерняя заря.
После смерти Алены великий гнев вселился в душу Кождемыра. Словно забыв о смерти, бросался он в самую гущу битвы, безжалостно рубил врагов.
Скоро город был взят. Дерптские бюргеры не захотели погибать ради дворян и сдали город русским. Немецкие бароны, чтобы спастись от плена, ночью бежали из города. Пять рыцарей, переодевшись в женские платья, незаметно сползли с крепостной стены, воспользовавшись грозой и проливным дождем, они незамеченными прошли почти весь русский лагерь и сумели бы скрыться, но как раз в это время Кождемыр не спал. Он сидел под навесом из ветвей и досок, ласково трепал Маская. Вдруг медведь оскалил зубы, Кождемыр оглянулся. Мелькнули какие-то тени. Кто может ходить в такую погоду по лагерю?
Кождемыр выскочил из-под навеса и увидел немцев в женских одеяниях. Он тут же поднял тревогу. Немцы не успели скрыться. Сбежавшиеся со всех сторон русские воины быстро окружили их.
Пленных врагов ввели в палатку. И тут Кождемыр увидел, что один из них морщинист и одноглаз.
Кождемыр шагнул к нему и с гневом крикнул:
— А ну-ка, прежде чем молиться перед смертью, попляшите! Вы мечтали, чтобы мы плясали под вашу музыку, так вот теперь попляшите под нашу песню!
Кузнец Песен достал волынку и знаками показал немцам, что они должны делать. Барон фон Ливен хотел было притвориться, что не понимает, но Перекати-Поле угрожающе положил руку ему на плечо, и барону пришлось начать пляску. Он побледнел, как мел, и неловко затопал ногами.
— А вы чего стоите? — крикнул Кождемыр барону и другим рыцарям.
Рыцари, дрожа и боязливо переглядываясь, присоединились а барону