«Эге! Опять ты явился!» повторилъ мистеръ Веггъ. «Кто ты такой? Откуда взялся? Поселился недавно здѣсь по сосѣдству или только приходишь сюда? Водятся у тебя деньги въ карманѣ, или не стоитъ попусту терять время на поклоны тебѣ? Посмотримъ! Попробуемъ! Рискнемъ однимъ поклономъ!»
И мистеръ Веггъ, поставивъ на мѣсто коробку, поклонился въ ту минуту, когда вставалъ, чтобъ положить на прилавокъ новую приманку для другого злополучнаго ребенка, обреченнаго ему въ жертву. Въ отвѣть на его привѣтствіе тотчасъ раздалось:
— Съ добрымъ утромъ, сэръ! Съ добрымъ утромъ!
«Называетъ меня — сэръ» прошепталъ мистеръ Веггъ. «Толку мало: мой поклонъ пропалъ даромъ».
— Съ добрымъ утромъ, съ добрымъ утромъ, съ добрымъ утромъ!
«Должно быть, веселый старый пѣтухъ», сказалъ опять про себя мистеръ Веггъ. — Съ добрымъ утромъ, сэръ.
— Вы, стало быть, меня помните? — проговорилъ его новый знакомецъ, переставъ сѣменить ногами, и, остановившись передъ прилавкомъ, скривился на одинъ бокъ. Онъ говорилъ рѣзко, но съ большимъ добродушіемъ.
— Я запримѣтилъ васъ, сэръ, на прошлой недѣлѣ, когда вы проходили мимо нашего дома.
— Нашего дома? — переспросилъ незнакомецъ. — То есть вы хотите сказать…
— Точно такъ, — подтвердилъ мистеръ Веггъ, кивнувъ головою въ то время, какъ тотъ указалъ неуклюжимъ пальцемъ своей правой перчатки на угловой домъ.
— О! такъ скажите мнѣ теперь, — продолжалъ старый чудакъ выпытывающимъ тономъ, положивъ свою суковатую палку на лѣвую руку, точно грудного младенца, — скажите мнѣ, какое вы получаете жалованье.
— Я работаю сдѣльно на нашъ домъ, — отвѣтилъ Сайлесъ сухо и неохотно. — Опредѣленнаго жалованья еще не положено.
— О! жалованья еще не положено? Нѣтъ? Еще не положено? Пріятно познакомиться, очень пріятно.
«Чтобъ тебя, старый пѣтухъ! Должно быть, ты просто помѣшанный!» — подумалъ Сайлесъ, рѣшительно мѣняя свое прежнее, лучшее мнѣніе о немъ. Но тутъ старикъ вдругъ повернулся къ нему и спросилъ:
— Какъ это вы нажили себѣ деревянную ногу?
На этотъ, чисто личный вопросъ мистеръ Веггъ отвѣтилъ еще суше:
— По несчастному случаю.
— А вамъ она нравится?
— Какъ сказать? Не нужно грѣть ее по крайней мѣрѣ,- проговорилъ въ отвѣть мистеръ Веггъ съ нѣкоторымъ негодованіемъ, возбужденнымъ необычайностью вопроса.
— Ему не нужно грѣть ее, слышите? — повторилъ со смѣхомъ старикъ, обращаясь къ своей палкѣ и еще крѣпче прижавъ ее къ груди. — Ему не нужно грѣть ее, ха, ха, ха! Не нужно грѣть!.. А слыхали вы когда-нибудь имя Боффина?
— Нѣтъ, — отвѣчалъ мистеръ Веггъ, начинаніній выходить изъ терпѣнія отъ такого допроса. — Никогда такого имени не слыхалъ.
— А нравится оно вамъ?
— Нѣтъ, — отвѣчалъ мистеръ Веггъ съ возрастающимъ негодованіемъ. — Нѣтъ, не могу сказать, чтобы нравилось.
— Почему же оно вамъ не нравится?
— Не знаю, почему, — пробурчалъ мистеръ Веггъ чуть не съ яростью. — Не нравится, да и все.
— Ну, такъ вы пожалѣете объ этомъ, когда я скажу вамъ кое-что, — проговорилъ незнакомецъ, улыбаясь. — Это мое имя Боффинъ.
— Что дѣлать, не могу вамъ въ этомъ помочь! — отрѣзалъ мистеръ Веггъ и съ ненавистью договорилъ про себя: «Да если бъ и могъ, не сталъ бы трудиться».
— А вотъ вамъ еще задача, — продолжалъ какъ ни въ чемъ не бывало мистеръ Боффинъ. — Нравится вамъ имя Никодимъ? Подумайте хорошенько: Никодимъ — Никъ или Нодди.
— Это такое имя… — тутъ мистеръ Bern, опустился на свой стулъ, какъ бы отдавая себя на волю Божію, и докончилъ съ меланхолическимъ чистосердечіемъ: —.. такое имя, что я не желалъ бы, что бы меня называли имъ даже тѣ, кого я уважаю. Впрочемъ, можетъ быть, найдутся люди, которымъ оно нравится. А почему мнѣ оно не нравится, не знаю, — добавилъ мистеръ Веггъ въ предупрежденіе новаго вопроса.
— Нодди Боффинъ, Нодди — это вѣдь мое имя, — сказалъ между тѣмъ старый джентльменъ. — Нодди или Никъ Боффинъ. А васъ какъ зовутъ?
— Сайлесъ Веггъ. Но и не знаю, — прибавилъ мистеръ Веггъ, ограждая себя тою же предосторожностью, — почему я Сайлесъ и почему Веггъ?
— Слушайте, Веггъ, — сказалъ мистеръ Боффинъ, прижимая къ себѣ палку плотнѣе. — Я намѣренъ сдѣлать вамъ одно предложеніе. Помните, когда вы въ первый разъ увидѣли меня?
Деревянный Веггъ посмотрѣлъ на него созерцательнымъ взглядомъ, какъ человѣкъ, предчувствующій возможность заработка.
— Дайте подумать. Я несовсѣмъ увѣренъ, хотя имѣю большую замѣчательности. Никакъ это было въ понедѣльникъ утромъ, когда молодецъ отъ мясника приходилъ въ нашъ домъ за заказами. Еще онъ тогда купилъ у меня балладу, но не зналъ, на какой голосъ она поется, и я тутъ же пропѣлъ ее ему.
— Такъ, Веггъ, совершенно такъ! Но вѣдь онъ купилъ у васъ не одну, а нѣсколько балладъ.
— Совершенно справедливо, сэръ, онъ купилъ нѣсколько, и такъ какъ ему хотѣлось за свои деньги получить что-нибудь хорошее, то онъ пожелалъ руководствоваться въ своемъ выборѣ моимъ мнѣніемъ, и мы вмѣстѣ перерыли весь мой запасъ. И ужъ точно — добросовѣстно перерыли. Онъ стоилъ вотъ тутъ, я здѣсь, а вы вонъ тамъ, мистерь Боффинъ, точно такъ же, какъ стоите теперь, съ тою же самой палкой, подъ тою же рукой и тою же самою спиною вашей къ намъ. Это вѣрно! — закончилъ мистеръ Веггъ, заглядывая за плечо мистеру Боффину, дабы еще сильнѣе укрѣпиться въ послѣднемъ своемъ показаніи.
— Ну, какъ вы думаете, Веггъ, что я дѣлалъ тогда?
— Я думаю, сэръ, что вы просто смотрѣли вдоль улицы.
— Нѣтъ, Веггъ, я прислушивался.
— Прислушивались? Въ самомъ дѣлѣ? — освѣдомился Веггъ съ сомнѣніемъ въ голосѣ.
— Но безъ дурного умысла, Веггъ. Потому что вы пѣли тогда мяснику, а вѣдь не стали бы вы на улицѣ мяснику распѣвать свои секреты, сами знаете.
— Да, сколько помнится, мнѣ еще ни разу не случалось этого дѣлать, — проговорилъ мистеръ Веггъ съ осторожностью. — Но я могъ сдѣлать. Человѣкъ никогда не можетъ сказать, что ему вдругъ вздумается выкинуть не нынче, такъ завтра. (Это было сказано для того, чтобы не упустить ни малѣйшей выгоды, какую, быть можетъ, можно было извлечь изъ предстоящаго признанія мистера Боффина.)
— Ну хорошо, — продолжалъ мистеръ Боффинъ, — я слушалъ васъ и его и… Нѣтъ ли у васъ другого стула? Я немного усталъ.
— Другого нѣтъ, но садитесь на этотъ, — сказалъ Веггъ, уступая ему свое мѣсто. — Я люблю иногда постоять.
— Господи! — воскликнулъ мистеръ Боффинъ съ величайшимъ облегченіемъ, опускаясь на стулъ и продолжая держать палку, точно ребенка, у груди. — Знатное мѣстечко! Сидишь себѣ, закрытый со всѣхъ сторонъ всѣми этими балладами, словно книга въ оберткѣ. Славно!
— Если я не ошибаюсь, сэръ, — заговорилъ мистеръ Веггъ тономъ вѣжливаго, но настойчиваго намека, опершись рукой о прилавокъ и слегка наклонившись къ разговорчивому Боффину, — если не ошибаюсь, вы упомянули сейчасъ о какомъ-то предложеніи?
— Къ нему-то я и веду рѣчь. Такъ точно. Къ нему я и веду рѣчь. Я только что хотѣлъ сказать, что въ то утро я слушалъ васъ съ удивленіемъ, съ почтеніемъ — это будетъ вѣрнѣе, — и думалъ про себя: «Вотъ человѣкъ на деревяшкѣ, ученый человѣкъ на дере…»
— Это несовсѣмъ такъ, сэръ, сказалъ мистеръ Веггъ.
— Ну какъ же не такъ? Вы знаете и названія всѣхъ этихъ пѣсенъ, и на какой голосъ поются. Захотѣли прочитать которую-нибудь или пропѣть — взяли себѣ книжку и валяй! Протерли очки, и пошли писать! — воскликнулъ въ восхищеніи мистеръ Боффинъ. — Нѣтъ, ужъ нечего скромничать: вы человѣкъ ученый.
— Допустимъ, сэръ, — промолвилъ мистеръ Веггъ съ легкимъ наклоненіемъ головы и съ скромной улыбкой человѣка, знающаго себѣ цѣну, — допустимъ, что ученый. Что же дальше?
— Ученый человѣкъ на деревяшкѣ, которому все печатное открыто. Вотъ что я думалъ въ то утро о васъ, — продолжалъ Боффинъ, нагибаясь впередъ и, выдвинувшись изъ-за ширмочки настолько, чтобы она не помѣшала размаху его правой руки, очертилъ ею большой полукругъ: — все печатное открыто. Такъ вѣдь, а?
— Пожалуй, что и такъ, сэръ, — сказалъ увѣренно мистеръ Веггъ. — Всякую англійскую печать я могу схватить за шиворотъ и осилить.
— Сразу? — спросилъ мистеръ Боффинъ.
— Сразу.
— Такъ я и думалъ! Теперь сообразите: вотъ я хоть и не съ деревянной ногой, а для меня печатное закрыто.
— Неужто, сэръ? — проговорилъ мистеръ Веггъ съ сугубымъ самодовольствомъ. — Можетъ статься, пренебрегли воспитаніемъ?
— Пренебрегли? — повторилъ съ удареніемъ Боффинъ. — Ну, не совсѣмъ такъ: я вѣдь не то хочу сказать, что если бъ вы показали мнѣ 15, я не могъ бы уразумѣть его настолько, чтобы отвѣтить: Боффинъ.
— Вотъ какъ, сэръ, — понимаю! — сказалъ мистеръ Веггъ въ видѣ маленькаго поощренія. — Конечно, это тоже что-нибудь значитъ.
— Что-нибудь, пожалуй, — отвѣчалъ мистеръ Боффинъ, — только очень немного, могу побожиться.