Но это описаніе таверны «Шести веселыхъ товарищей» относится только къ ея фасаду, смотрѣвшему на рѣку. Задняя же сторона заведенія съ главнымъ входомъ была построена такъ, что по отношенію къ передней его части представляла ручку утюга, поставленнаго вертикально на широкій конецъ. Ручка утюга помѣщалась въ глубинѣ двора, но глубина эта была такъ мелка, что Шестерымъ веселымъ товарищамъ не оставалось почти ни дюйма свободнаго мѣста за наружной дверью. По этой-то причинѣ, а равно и потому, что домъ почти что всплывалъ во время прилива, у товарищей было въ обычаѣ, всякій разъ, какъ у нихъ происходила семейная стирка, развѣшивать все, подвергавшееся оной, бѣлье въ пріемной комнатѣ и въ спальняхъ.
Деревянные наличники каминовъ, такъ же какъ балки, перегородки, полы и двери Шести веселыхъ товарищей были, казалось, полны въ свои преклонныя лѣта воспоминаній юности. Дерево, изъ котораго все это было построено, во многихъ мѣстахъ выпятилось и растрескалось, какъ это обыкновенно бываетъ со старымъ деревомъ. Мѣстами изъ него торчали сучки, кое-гдѣ оно выгнулось въ видѣ вѣтвей. Не безъ причины увѣряли многіе изъ постоянныхъ посѣтителей таверны, что при яркомъ свѣтѣ камина, падавшемъ на нѣкоторыя доски пола и въ особенности на стоявшій въ углу за прилавкомъ старый посудный орѣховый шкапъ, можно было разсмотрѣть на нихъ изображенія маленькихъ рощицъ съ приземистыми деревцами и густою листвой.
Прилавокъ и помѣщавшійся за нимъ буфетъ веселыхъ товарищей положительно радовали человѣческое сердце. Все заприлавочное пространство было не больше извозчичьей кареты, но ни одинъ здравомыслящій человѣкъ и не пожелалъ бы, чтобъ оно было больше. Его украшали пузатенькіе боченки, ликерныя бутылочки, расписанныя какими-то небывалыми виноградными гроздьями, лимоны въ сѣткахъ, бисквиты въ корзинкахъ, учтивые пивные краны, кланявшіеся передъ покупателемъ всякій разъ, когда изъ нихъ нацѣживалось пиво, круги сыровъ въ уютномъ уголкѣ и, наконецъ, въ уголкѣ, еще болѣе уютномъ, у камина, столикъ хозяйки, всегда накрытый чистой скатертью. Это убѣжище отдѣлялось отъ внѣшняго міра стекляннной перегородкой и маленькой дверкой съ придѣланной на верхушкѣ доской, обитой свинцомъ, дабы вы могли поставить на нее свою рюмку или кружку. Но дверка ничуть не препятствовала видѣть все убранство за прилавкомъ изъ корридора, гдѣ гости таверны, хоть ихъ и толкали поминутно всѣ проходившіе мимо, всегда, казалось, пили въ пріятномъ убѣжденіи, что они сидятъ за прилавкомъ.
Распивочная и гостиная Шести веселыхъ товарищей выходили окнами на рѣку. Онѣ были украшены красными занавѣсками, состязавшимися цвѣтомъ съ носами постоянныхъ посѣтителей заведенія, и въ изобиліи снабжены жестяными кружками фасона шляпъ гречневикомъ, сдѣланными такъ нарочно для того, чтобъ ихъ удобно было ставить во впадинки между горящими угольями, если бы вамъ вздумалось подогрѣть свой эль или прокипятить которое-нибудь изъ трехъ усладительнѣйшихъ въ мірѣ питей, извѣстныхъ подъ названіями: парль, флеггъ и песій носъ. Первая изъ названныхъ смѣсей составляла спеціальность Товарищей и зазывала васъ въ таверну надписью надъ дверьми: «Ранняя продажа парля». Изъ этого, повидимому, слѣдовало заключить, что парль надо пить по утрамъ, хотя мы не беремся рѣшить, имѣются ли на то какія-либо особыя желудочныя причины, кромѣ той, что ранняя птичка хватаетъ червячка, а ранній парль хватаетъ охотника выпить.
Засимъ остается только прибавить, что въ ручкѣ утюга, насупротивъ прилавка, была еще одна, небольшая комната, похожая на трехугольную шляпу, — комната, въ которую никогда не проникалъ ни одинъ лучъ солнца, мѣсяца и звѣздъ, но которая, будучи всегда освѣщена газомъ, суевѣрно считалась святилищемъ, исполненнымъ комфорта и покоя, почему на двери ея и было намалевано привлекательное слово: «Уютъ».
Миссъ Поттерсонъ, единственная владѣлица и хозяйка Товарищей, царствовала на своемъ тронѣ, за прилавкомъ, такъ самовластно, что только человѣкъ, допившійся до бѣлой горячки, могъ бы рѣшиться завязать съ нею спорь. Она была извѣстна подъ именемъ миссъ Аббе, и многія изъ прирѣчныхъ забубенныхъ головъ, которыя (какъ и вода въ рѣкѣ) вообще не отличались ясностью, питали смутную увѣренность, что миссъ Аббе, за ея величественный видъ и непоколебимую твердость характера, прозвали такъ въ честь Вестминстерскаго Аббатства или по какому-то родству ея съ нимъ. Но имя Аббе было не что иное, какъ сокращенное Абигаль, каковымъ именемъ миссъ Поттерсонъ была окрещена въ Лайтгаусской церкви лѣтъ шестьдесятъ съ хвостикомъ тому назадъ.
— Итакъ, не забывайте, Райдергудъ, — сказала миссъ Поттерсонъ, знаменательно опершись указательнымъ пальцемъ о дверку прилавка, — не забывайте, что Товарищи не желаютъ видѣть васъ у себя. Но даже если бъ здѣсь вамъ были рады, вы и тогда не получите сегодня отъ меня ни одной капли послѣ того, какъ допьете вашу кружку пива. А потому наслаждайтесь подольше.
— Но послушайте, миссъ Поттерсонъ, — раздалось смиренно въ отвѣтъ, — если я буду вести себя хорошо, вы не можете отказать мнѣ въ продажѣ.
— Не могу? — повторила миссъ Аббе, возвышая голосъ.
— Не можете, миссъ, потому, видите, что законъ…
— Здѣсь я — законъ, мой милый, — возразила Аббе, — и я не замедлю убѣдить васъ въ этомъ, коли вы не вѣрите.
— Я не говорилъ, что не вѣрю, миссъ.
— Тѣмъ лучше для васъ.
Самодержавная Аббе бросила полпенни этого покупателя въ денежный ящикъ и, опустившись на стулъ передъ каминомъ, принялась за газету, которую читала передъ тѣмъ. Миссъ Аббе была высокая, прямая, красивая женщина, хотя и съ слишкомъ строгимъ выраженіемъ лица. Она походила болѣе на содержательницу школы, чѣмъ на содержательницу таверны Веселыхъ товарищей. Человѣкъ, стоявшій передъ ней по другую сторону дверки, принадлежалъ къ разряду тѣхъ людей, что промышляли по рѣкѣ. Скосивъ глаза на хозяйку, онъ смотрѣлъ на нее, какъ провинившійся школьникъ:
— Вы ужъ очень немилостивы ко мнѣ, миссъ Поттерсонъ.
Миссъ Поттерсонъ продолжала читать, нахмуривъ брови, и не обращала вниманія на говорившаго, пока онъ не шепнулъ ей:
— Миссъ Поттерсонъ! Сударыня! Одно словечко!
Удостоивъ искоса взглянуть на просителя, миссъ Поттерсонъ увидѣла, что онъ стоитъ противъ нея, нагнувъ голову, въ такой позѣ, какъ будто проситъ позволенія перепрыгнуть стремглавъ черезъ дверку и стать потомъ на ноги за прилавкомъ.
— Ну? — произнесла миссъ Поттерсонъ, столько же коротко, сколько сама она была длинна. — Такъ говорите же ваше словечко! Давайте его сюда!
— Миссъ Поттерсонъ! Сударыня! Извините за смѣлость: вы поведенія моего, что ли, не одобряете?
— Конечно, не одобряю, — сказала миссъ Поттерсонъ.
— Вы, можетъ статься, боитесь…
— Я не боюсь васъ, если вы это хотите сказать, — перебила миссъ Поттерсонъ.
— Позвольте, миссъ Аббе, я не то хочу сказать.
— А что же?
— Вы, право, очень немилостивы ко мнѣ. Я хотѣлъ только спросить, не боитесь ли вы, не думаете ли… не полагаете ли вы, что имущество здѣшнихъ гостей не совсѣмъ безопасно, если я буду посѣщать вашъ домъ.
— А для чего бы вамъ знать, что я полагаю?
— Миссъ Аббе, позвольте мнѣ сказать безъ всякой вамъ обиды: мнѣ было бы все-таки утѣшительно знать, почему къ Товарищамъ не могутъ ходить такіе люди, какъ я, а могутъ ходить такіе, какъ Гафферъ?
По лицу хозяйки пробѣжала тѣнь смущенія, и она отвѣтила:
— Гафферъ никогда не бывалъ тамъ, гдѣ были вы.
— То есть въ тюрьмѣ, миссъ Аббе? Можетъ быть, въ тюрьмѣ онъ и не бывалъ, но, пожалуй, ему слѣдовало бы тамъ побывать. На него, можетъ быть, есть подозрѣніе похуже, чѣмъ на меня.
— Кто же его подозрѣваетъ?
— Да многіе, полагаю, а ужъ одинъ-то навѣрное: я подозрѣваю его.
— Если только вы одинъ, такъ это еще немного, — произнесла миссъ Поттерсонъ, поразительно нахмуривъ брови.
— Но вѣдь мы съ нимъ были товарищами. Припомните, миссъ Аббе; вѣдь мы были товарищами. Я знаю его вдоль и поперекъ, замѣтьте это. Я ему товарищъ, и я же имѣю на него подозрѣніе.
— Такъ значитъ, — проговорила миссъ Аббе съ усилившимся оттѣнкомъ смущенія, — значить, вы и себя выдаете вмѣстѣ съ нимъ.
— Нѣтъ, миссъ Аббе, себя не выдаю. Знаете, въ чемъ тутъ все дѣло. — Вотъ въ чемъ. Когда мы съ нимъ были товарищами, я никогда не могъ на него угодить. А отчего я не могъ на него угодить? — Оттого, что мнѣ всегда была неудача. Я никогда не умѣлъ находить ихъ помногу. А какъ ему везло счастье! Всегда везло — замѣтьте, — всегда. То-то вотъ и оно… Есть такія игры, миссъ Аббе, гдѣ дѣйствуетъ случай, а есть и такія, гдѣ случаю помогаетъ умѣнье.
— Кто же сомнѣвается, что у Гаффера нѣтъ недостатка въ умѣньѣ отыскивать то, что онъ находитъ? — возразила миссъ Аббе.
— Умѣнье подготовить то, что онъ потомъ находитъ, — вотъ оно что, можетъ быть, — проговорилъ Райдергудъ, лукаво покачавъ головой.
