— Что-нибудь, пожалуй, — отвѣчалъ мистеръ Боффинъ, — только очень немного, могу побожиться.
— Возможно, сэръ, возможно, что и не такъ много, какъ то было бы желательно для пытливаго ума, — поспѣшилъ согласиться мистеръ Веггъ.
— Послушайте. Я человѣкъ ничѣмъ не занятой, живу на покоѣ. Мы съ мистрисъ Боффинъ — Генріэтта Боффинъ (отца его звали Генри, а мать Гетта, оттого и Генріэтта)… мы живемъ на то, что намъ оставлено моимъ покойнымъ хозяиномъ.
— Умершимъ джентльменомъ, сэръ?
— Ну да… Такъ вотъ: мнѣ въ мои годы уже поздно возиться съ разными тамъ азбуками да грамматиками. Я становлюсь старою птицей, и мнѣ хочется пожить на покоѣ. Но вмѣстѣ съ тѣмъ хочется чтенія, какого-нибудь хорошаго, бойкаго чтенія какой-нибудь этакой богатой, знаете, книги, чтобы было много томовъ, чтобъ они долго проходили мимо меня, въ родѣ какъ процессія лорда мэра, и чтобы хоть, издали можно было что-нибудь разглядѣть. Такъ вотъ: какъ бы мнѣ добыть такого чтенія, Веггъ? Я думаю, вотъ какъ, — продолжалъ мистеръ Боффинъ, дотронувшись своею палкой до груди слушателя: — я думаю платить человѣку свѣдущему по стольку-то въ часъ — скажемъ по два пенса — за то. чтобъ онъ приходилъ ко мнѣ читать.
— Гм! — прокашлялся мистеръ Веггъ, начинавшій смотрѣть на себя въ новомъ свѣтѣ, и сказалъ: — Очень лестно для меня, сэръ, могу васъ увѣрить. Гм! Такъ это и есть то самое предложеніе, о которомъ вы упоминали, сэръ?
— Да. Какъ оно вамъ нравится?
— Я обдумываю его, мистеръ Боффинъ.
— Я не стану прижимать ученаго человѣка на деревяшкѣ,- сказалъ въ приливѣ щедрости этотъ джентльменъ. — Надбавлю полпенни, чтобы не тянуть дѣла. Часы назначьте сами. Вѣдь у васъ есть свободные часы послѣ того, какъ вы кончаете свои дѣла съ этимъ домомъ. Я живу за Меденъ Дэномъ, вонъ тамъ, у Голловея. Вамъ стоить только, когда вы покончите здѣсь ваши дѣла, пойти на востокъ, держась немного къ сѣверу, и вы какъ разъ придете туда… Итакъ, два пенса съ полупенсомъ въ часъ, — сказалъ въ заключеніе мистеръ Боффинъ и, вынувъ изъ кармана кусочекъ мѣлу, онъ всталъ со стула и принялся дѣлать на немъ ариѳметическую выкладку на свой манеръ. — Двѣ длинныя черточки да одна коротенькая — два пенса съ полупенсомъ; двѣ коротенькія — это выходитъ одна длинная, а дважды двѣ длинныя — будутъ четыре длинныя; всего, значитъ, пять длинныхъ. Шесть вечеромъ, по пяти длинныхъ за вечеръ (тутъ мистеръ Боффинъ начертилъ все отдѣльно и счелъ) это составитъ тридцать длинныхъ. Кругленькая цифра! Полъ-кроны.
И, указавъ на итогъ своего вычисленія, какъ на результатъ вполнѣ удовлетворительный, мистеръ Боффинъ смаралъ его мокрой перчаткой и снова усѣлся на вымазанный мѣломъ стулъ.
— Полъ-кроны? — повторилъ Веггъ, размышляя. — Такъ… Это немного, сэръ, полъ-кроны.
— Въ недѣлю, вѣдь.
— Въ недѣлю? Такъ. Но въ разсужденіи всей, такъ сказать, работы ума… Вы приняли ли сколько-нибудь въ разсчетъ поэзію, сэръ? — неожиданно спросилъ мистеръ Веггъ.
— А развѣ она дороже? — спросилъ въ свою очередь мистеръ Боффинъ.
— Она обходится дороже, — отвѣтилъ мистеръ Веггъ. — Судите сами: коль скоро человѣку приходится каждый вечеръ изо дня въ день перемалывать стихи языкомъ, то по всей справедливости ему слѣдуетъ хорошо заплатить за растрату ума на этотъ предметъ.
— Да, Веггъ, по правдѣ сказать, я о стихахъ-ио и не подумалъ, — проговорилъ въ смущеніи мистеръ Боффинъ. — Ну что жъ! Если вамъ иногда вздумается пропѣть намъ съ мистрисъ Боффинъ какую-нибудь вещицу изъ вашихъ балладъ, такъ мы, пожалуй, не прочь и отъ поэзіи.
— Извольте, сэръ, — сказалъ Веггъ. — Но, не будучи присяжнымъ пѣвцомъ, я не могу договариваться съ вами о платѣ за этотъ товаръ, а потому, если мнѣ когда случится завлечься въ поэзію, я буду просить васъ смотрѣть на это только съ дружеской точки зрѣнія.
Глаза мистера Боффина заблистали. Онъ искренно пожалъ руку Сайлесу Веггу и объявилъ, что это больше, чѣмъ онъ могъ ожидать и желать и что онъ принимаетъ предложеніе съ величайшей благодарностью.
— Ну что же вы теперь скажете объ условіяхъ, Веггъ? — спросилъ, помолчавъ, но уже съ явнымъ нетерпѣніемъ мистеръ Боффинъ.
На это Сайлесъ Веггъ, подстрекнувшій его нетерпѣніе своею сдержанностью и начинавшій понимать сидѣвшаго передъ нимъ джентльмена, отвѣтилъ съ важностью, точно высказывалъ нѣчто необыкновенно великодушное и возвышенное.
— Мистеръ Боффинъ, я никогда не торгуюсь.
— Я такъ о васъ и думалъ! — воскликнулъ съ увлеченіемъ Боффинъ.
— Нѣтъ, сэръ! Никогда не торговался и не стану торговаться. А потому скажу вамъ прямо и откровенно: угодно вамъ платить вдвое?
Мистеръ Боффинъ былъ, повидимому, несовсѣмъ подготовленъ къ такому предложенію, однако согласился, замѣтивъ только:
— Веггъ, вамъ лучше знать цѣну.
Сказавъ это, онъ еще разъ пожалъ ему руку.
— Можете вы начать съ нынѣшняго же вечера, Веггъ? — спросилъ онъ потомъ.
— Могу, сэръ, — отвѣчалъ мистеръ Веггъ, не проявляя ни малѣйшаго нетерпѣнія и предоставляя кипѣть нетерпѣніемъ одному мистеру Боффину. — Если вы желаете начать непремѣнно сегодня, то мнѣ ничто не мѣшаетъ. А есть ли у васъ необходимый для сего случая инструментъ? Я разумѣю — книга, сэръ?
— Купилъ одну на аукціонѣ,- сказалъ мистеръ Боффинъ. — Восемь томовъ. Въ красномъ сафьянѣ, съ золотомъ. Въ каждомъ томѣ красная ленточка, чтобы закладывать мѣсто, гдѣ остановился. Извѣстна вамъ эта книга?
— А какъ ея заглавіе, сэръ?
— Я полагалъ, вы и такъ ее знаете, — замѣтилъ мистеръ Боффинъ съ видомъ человѣка, слегка обманувшагося въ своихъ ожиданіяхъ. — Она называется: «Упадокъ и разрушеніе Русской имперіи».
(По этимъ камешкамъ мистеръ Боффинъ ступалъ медленно и осторожно.)
— Ахъ, знаю, знаю! — воскликнулъ мистеръ Веггъ, кивая головой, точно призналъ пріятеля.
— Знаете, Веггъ?
— Въ послѣднее время я ея не читалъ всю подъ рядъ, потому что былъ занятъ другими дѣлами. Но знаю ли я ее, мистеръ Боффинъ? Да какъ же не знать! Очень хорошо знаю, сэръ. Съ тѣхъ самыхъ поръ, какъ мой старшій братъ покинулъ нашъ домъ и записался въ солдаты, при чемъ, какъ оно описано въ балладѣ, сочиненной на этотъ случай.-
«Упала дѣва вся въ слезахъ, мистеръ Боффинъ,Предъ хижиной родной,И развѣвался бѣлый шарфъ, сэръ,У ней надъ головой.Она молилась вслухъ о немъ, мистеръ Боффинъ,Но словъ онъ не слыхалъИ, опершись на свой булатъ, мистеръ Боффинъ,Онъ слезы утиралъ».
Глубоко тронутый этимъ семейнымъ огорченіемъ, а равно и дружескимъ расположеніемъ къ нему мистера Вегга, — расположеніемъ, которое наглядно доказывалось столь быстрымъ вовлеченіемъ послѣдняго въ поэзію, мистеръ Боффинъ снова пожалъ руку деревянному плуту и попросилъ его назначить часъ. Мистеръ Веггъ назначилъ восемь часовъ.
— Домъ, гдѣ я живу, называется павильономъ, — сказалъ мистеръ Боффинъ. — Мистрисъ Боффинъ окрестила его «Боффиновымъ павильономъ» въ тотъ день, когда онъ достался намъ въ собственность. Если же никто не укажетъ его вамъ (такъ какъ этого названія никто почти и не знаетъ), то, пройдя по Меденъ-Лину съ милю или около того, — скажемъ: милю съ четвертью — вы спросите у Боттль-Бриджа, гдѣ Гармонова тюрьма, и ее-то вамъ всякій укажетъ. Я буду ждать васъ, Веггъ, — прибавилъ мистеръ Боффинъ, хлопнувъ его по плечу въ полномъ восторгѣ,- буду ждать съ большимъ нетерпѣніемъ. Пока не придете, не буду покоенъ. Теперь я наконецъ узнаю, что говорится въ печатномъ. Сегодня вечеромъ ученый человѣкъ на деревяшкѣ (тутъ мистеръ Боффинъ посмотрѣлъ такимъ восхищеннымъ взглядомъ на вышереченное украшеніе мистера Вегга, какъ будто оно особенно возвышало его достоинства)… ученый человѣкъ на деревяшкѣ введетъ меня въ новую жизнь. Еще разъ руку, Веггъ. Добраго утра, добраго утра!
По уходѣ мистера Боффина мистеръ Веггъ постоялъ немного у своего прилавка, потомъ усѣлся снова въ свой шкапикъ, досталъ изъ кармана кусочекъ жесткой дерюги, служившей ему платкомъ, и взялся за свой носъ съ задумчивымъ видомъ. И въ то время, какъ онъ держался такимъ образомъ за эту выдающуюся черту своего лица, глаза его задумчиво слѣдили вдоль по улицѣ за удалявшеюся фигурой мистера Боффина. Глубокая важность была написана на физіономіи Вегга. Онъ мысленно обзывалъ Боффина старымъ глупымъ шутомъ и видѣлъ въ его предложеніи лишь хорошій случай улучшить свои обстоятельства и нажить денегъ. Онъ не допускалъ и мысли, чтобы это предложеніе не соотвѣтствовало степени его, Вегга, познаній и что во всей этой исторіи есть что-нибудь смѣшное. Мистеръ Веггъ затѣялъ бы серьезную ссору со всякимъ, кто осмѣлился бы сказать, что сомнѣвается въ его короткомъ знакомствѣ съ вышеупомянутыми восемью тонами «Упадка и разрушенія». Онъ принадлежалъ къ разряду тѣхъ многочисленныхъ плутовъ, которые стараются обманывать себя, чтобы вѣрнѣе надувать своихъ ближнихъ. Къ тому же мистера Вегга обуяла гордость — гордое сознаніе, что онъ призванъ служить офиціальнымъ истолкователемъ тайнъ книжной премудрости. Впрочемъ, это нисколько не расширило его коммерческихъ разсчетовъ, а скорѣе даже усилило его скаредность, такъ что если бъ только было можно сдѣлать деревянную мѣрку, въ которой у него лежали орѣхи, такимъ образомъ, чтобы въ ней помѣщалось нѣсколькими орѣхами меньше, онъ, не задумываясь, устроилъ бы это въ тотъ же день. Но когда наступила ночь и прикрытыми дымкой глазами взглянула на него въ то время, когда онъ ковылялъ по направленію къ Боффинову павильону, онъ сохранялъ все тотъ же важный и надменный видъ.
