Впереди он смутно различил фигуру женщины. Она показалась ему как будто знакомой и двигалась по улице в одном направлении с ним.
Кто же это мог быть?
И вдруг показался еще кто-то. Из тени ближайшего подъезда, в двух шагах впереди Билли и как раз напротив миссии, вынырнул человек.
Человек этот бросил взгляд на Копперсвейта и затем спокойно толкнул его плечом в грудь. Это был любезный капитан Корвич собственной персоной.
Копперсвейт отбросил его к стене дома и сказал:
– Оставьте меня в покое!
Корвич не выказывал намерения послушаться. Он отскочил от стены и опять очутился перед Копперсвейтом. Было достаточно светло, чтобы заметить злобную улыбку на лице колибрийца.
– Уступите мне дорогу, – сказал он, – а не то у вас может разболеться голова. Я слыхал, что в Нью-Йорке вы были подвержены головным болям.
– Да, – согласился Билли, – и это заразительно. Если вы меня тронете хоть пальцем, то это случится с вами.
Корвич разозлился:
– Вы посмели поднять руку на офицера гвардии его величества. Я утром пришлю к вам моих секундантов.
– Отлично!
Копперсвейт искренне обрадовался. Как опытный фехтовальщик, он всегда мечтал хоть об одной настоящей дуэли, а в этот вечер ему и подавно было все равно, с кем драться. Впрочем, принимая во внимание все обстоятельства, этот противник был ему особенно желателен. Итак, в жизни оставалось еще хоть немного радостей!
– Будьте спокойны, пришлю, – подтвердил еще раз капитан.
Но радость Билли уже увяла: он со вздохом вспомнил о своем официальном положении.
– Только знаете ли, ничего из этого не выйдет, – сказал он. – Я член американской миссии и мне нельзя драться!
Билли попробовал проскользнуть вперед, подался вправо, влево, но его противник каждый раз ловко загораживал ему дорогу. Как раз над ними чадил и коптил один из редких фонарей Рыцарской улицы. В его свете изрезанное шрамами лицо Корвича показалось Билли какой-то дьявольской маской.
– Как это удачно сложилось! – насмешливо заметил офицер, по-прежнему загораживая Билли путь.
Билли ощетинился.
– Я хочу сказать, – пояснил он, – что мне запрещено драться на дуэли. Что касается любого другого вида борьбы, то…
Он замахнулся и ударил ладонью по осклабившейся пасти колибрийца. Звук получился довольно громкий.
– Если вы хотите отведать моего кулака, то он тоже к вашим услугам, – объявил Билли.
Впереди послышался дробный стук сапог по камням. Раздался женский крик.
Корвич пошатнулся от неожиданного удара, но быстро оправился.
– Пропустите меня! – крикнул Копперсвейт. Капитан сжал кулак. Свободной левой рукой он
схватил Билли за обшлаг костюма.
– Нет! – заревел он.
– Там кричала женщина! – воскликнул Билли. С Корвичем он мог драться и потом. – Разве вы не слышали? С ней что-то случилось!
– Вот поэтому я и не хочу пропустить вас! – зарычал капитан и ударил кулаком в ухо Копперсвейту.
Билли вернул ему удар. Корвич отпарировал и сделал новый выпад. Глядя через его пригнутую голову, Копперсвейт увидел бежавшую к ним женщину. За ней, постепенно настигая ее, мчались несколько мужчин.
Билли ненавидел применение в борьбе недозволенных приемов. Но тут у него не было выбора. Круглая голова Корвича уперлась ему в живот, а сзади огромный кулак капитана отбивал барабанную дробь по тому священному месту, где находились почки Билли; другая рука колибрийца держала американца за горло. Задыхаясь, почти теряя сознание, Билли глубоко запустил пальцы своей левой руки в щетинистую шевелюру колибрийца и рванул ее кверху. Правой рукой американец уперся офицеру в подбородок и, действуя ею как рычагом, начал понемногу перегибать назад голову своего противника. Тому больше ничего не оставалось, как уступить или дать свернуть себе шею.
Он рухнул на тротуар в то мгновение, когда женщина достигла места битвы.
– Помогите! – кричала она.
Билли мгновенно узнал ее. Это была его белокурая соседка в театре, которую он мысленно прозвал «валькирией». Он успел стать перед ней как раз в ту секунду, когда к ним подбежал первый из ее преследователей.
Копперсвейт подался в сторону и выставил вперед ногу. Нападавший споткнулся и упал прямо на находившегося в полусознании Корвича. Вместе с ним упала и задребезжала на камнях толстая палка для ходьбы. Билли подхватил ее.
– Возьмите вот это! – услышал Билли голос женщины и почувствовал, как она положила что-то, по-видимому, какое-то оружие, в боковой карман его костюма. Затем он услышал, как она побежала дальше, очевидно ища спасения в находившихся близко более оживленных кварталах города. Тут другие преследователи – их было трое – гурьбой подскочили к американцу. Ему стало ясно, что он должен во что бы то ни стало удержать их и тем обеспечить отступление беглянки.
Двое из колибрийцев обнажили шпаги; третий сжимал в руке армейский пистолет, но, видимо, не рисковал произвести шум выстрелом. В этом человеке Билли узнал коренастого Набукова, которого ему советовал остерегаться Загос. Один из людей со шпагами был тощий рыжеволосый Петр Хрозия, а третьего Билли не знал. Одним взмахом своей тяжелой палки Билли сломал пополам шпагу и вывихнул руку этому незнакомому противнику.
Он удерживал их, насколько у него хватило сил. Пользуясь своим искусством фехтовальщика и всей мощью своих сильных мускулов, он удерживал их дольше, чем он сам предполагал это сделать. Не менее, чем они, он хотел избежать выстрелов: атташе миссии должен избегать сцен с полицией, даже если полиция и не смеет арестовать его. Поэтому Билли ни в коем случае не хотел воспользоваться тем оружием, которое женщина сунула ему в карман. Так они дрались в сравнительной тишине, нарушаемой лишь лязгом скрещиваемого холодного оружия, пока звук шагов убегавшей женщины не замер вдали, в направлении Нового города.
Теперь она была в безопасности!
Билли высоко взмахнул своей палкой. Он ударил… но не по своим врагам, а по фонарю. Мгновенно настал мрак! Отскочив назад и перебежав через улицу, Билли очутился на ступенях миссии.
– А теперь, – крикнул он настолько громко, что его должны были услышать, – я готов продолжать разом с любыми двумя из вас на тротуаре, но только этот дом – американская территория. Если вы поставите ногу на порог, то через пять дней здесь будет сверхдредноут и взорвет на воздух все ваше игрушечное королевство!
Колибрийцы поняли; они отступили в нерешительности. Мог ли он считать себя победителем?
Из полумрака Рыцарской улицы раздался свист. Невероятно, но разве это не лицо барона Раслова мелькнуло в слабом свете месяца, только что поднявшегося между средневековых крыш? Лицо со свистком во рту под щетинистыми усами!
